слушатель

- эрик, ну и что нам делать с тобой? она каждый вечер задавала ему вопрос. этот или какой-нибудь другой, не суть, важна была лишь потребность излить ему душу. а он молчал, всегда молчал, смотрел на нее стеклянными бусинами глаз и молчал. вязаный призрак в бархатном костюме и в крохотной маске из полимерной глины теперь был неразлучен с ней каждую ночь, и всегда слушал ее так внимательно, что кристине порой казалось, что он оживает и еле заметно кивает головой. так странно было видеть, как с ней молчалив тот, кто много лет был для нее, напротив, бестелесным голосом; впрочем, ничего страшного, ведь его голос уже никогда не выйдет из ее головы до конца. он поселился в ней где-то изнутри, и иногда она все еще слышала его во сне. слышала так, как будто это было не остаточное явление, а взаправду – все как прежде. "будешь моим самым благодарным слушателем," – решила кристина, впервые сажая игрушку напротив себя на наскоро взбитом пригорке из белоснежного одеяла. она сделала его почти сразу после того, как вышла замуж. у нее было не так много свободного времени, как она ожидала, но все же – когда оно выдавалось, она тратила его на рукоделие с одной единственной целью. ей был нужен он, ей был нужен кто-то по его образу и подобию, кто-то, кто так же будет смотреть на нее своими разными глазами - один темный, другой загадочно отсвечивает из-под маски - и быть ее самым благодарным слушателем. он жил у изголовья ее кровати, и как бы ни смотрел на это неодобрительно рауль, она не соглашалась его никуда переселять. иногда кристина брала его на руки, ходила туда-сюда по комнате. разговаривала с ним сплошными монологами, сажала на крышку рояля; за порог, конечно, выносила редко – не хотелось никаких расспросов от тех, кто не понимает отмазок вроде «талисман на удачу», но кому нельзя было рассказать подлинное значение игрушки. однажды с изголовья он свалился куда-то вниз, под пышную горку из дорогого, расшитого постельного белья – де шаньи могла себе позволить не экономить на такой простой роскоши. кристина в панике перебирала это все, готова была неосторожно порвать, плевать, муж простит, лишь бы найти – ей почему-то показалось, он не провалился, он исчез навсегда, и больше некому будет ее слушать... нет, вот он. на месте. она еще посмеялась тогда, подумав, что игрушка, должно быть, слишком сильно вжилась в роль. вот и тянется скрыться от глаз людских, туда, туда, поглубже вниз – она, как и он, привыкла прятаться и бежать. с тех пор она так и хранила его – под всей этой кучей расшитого тряпья. уважала почтительно его комфорт – наверняка потому что от каждого сходства с оригиналом любила собственную поделку только сильнее. - эрик, ну и что нам с тобой делать? она спрашивала его об этом каждый раз, когда что-то не ладилось, не клеилось в жизни. когда обижалась на мужа, когда нахамили в очереди в кофейне, когда просто не было сил и вдохновения двигаться дальше. уговоры вроде "с кем не бывает!" с ней никогда не прокатывали, а вот один единственный вопрос в пустоту, в пучину собственных иллюзий работал безотказно. посмотреть в стеклянные глаза, невольно улыбнуться, и как-то… и как-то резко становилось легче, и появлялись и вдохновение, и силы, и на ум приходили нужные слова, которые надо сказать, чтобы разрулить конфликт. как будто кто-то проникал к ней в разум и подсказывал нужный ответ. ей нравилось думать, что это был он. в тот момент, когда кристину совсем клонило в сон, она снимала эрика с пригорка и крепко прижимала к себе. вместе с ним она наклонялась, чтобы задуть свечи - она всегда делала это, не отнимая его от груди, памятуя о том, как настоящий он задувал их с целью экономии каждый раз, когда она засыпала над книгой и забывала потушить. затем спешила поскорее упасть в кровать и куталась целиком плотно-плотно в одеяло, как в кокон. но одно плечо до конца не укрывала никогда. специально. и всегда на самой грани между реальностью и сном ей казалось, что кто-то с тихим, теплым дыханием наклонялся над ней и осторожно поправлял ей одеяло у этого плеча. в такие моменты она никогда не открывала глаз, не двигала плечом, чтобы не прогнать наваждение. напротив, она поплотнее зажмуривалась, чтобы быстрее провалиться в сон - а может, чтобы по щеке не скатилась невольно предательская слеза - и глубже зарывалась носом в волосы из ниток.