что-то о близости

…

У Хэ Тяня болит голова, потому что недавно болело сердце, и Цзянь И куда-то из клуба сваливает. Он не думал, что напьётся один. Для этого же вроде и нужна была компания. Потанцевать, набухаться, отметить. Только ему-то отмечать было нечего. Это не у него тут бесконечная светлая взаимная любовь, и ему, в отличие от Цзяня, спешить не к кому. Через несколько шотов какого-то – похуй – коктейля с ромом он уже не отмечает, сколько сидит в одиночестве. Сначала он вытаскивает своё тяжёлое, едва управляемое тело на площадку и решает, что терять сегодня уже нечего. Достоинство – не самая большая жертва, принесённая им богу алкоголя. Ему незнакомы эта музыка и какие-либо приличные танцевальные движения. Но и никто не станет свидетелем его позора. Давно он так самозабвенно не посылал всё нахуй. А затем его плывущий взгляд застревает на рыжем бардаке чьей-то знакомой головы, на выражении, которое отсюда и в его состоянии не прочитаешь. Рядом вырисовывается Цзянь И, улыбающийся, довольный, как пёс, которому невтерпёж поиграть. Или потрахаться. Тянь даже думает подойти и потрепать его по голове. Кто хороший мальчик? Кто угодно, но не Цзянь И. Вот это – действительно подло, лучше бы просто свалил сам. Тянь, видимо, моргает совсем уж пьяно, потому что когда открывает глаза, на прежнем месте не оказывается ни Цзяня, ни Шаня. Ахуенно просто. Рыжее чудовище настигает его снова за стойкой, где он выхлёбывает ещё что-то, что раньше не пробовал. Тянь оборачивается на него с самой обворожительной своей улыбкой, сталкивается с самым злым, мягким, жалящим взглядом, на который только способен Мо Гуань Шань. Чудовище собирается угрожать ему, сожрать его, спасти его, всё вместе. Полюбуйтесь. И любоваться есть на что, потому что он весь в чёрном. Обычно это Тянь весь в чёрном, и Рыжий не спешит так же сильно восхищаться. А тут – нельзя не. Краем сознания до него доходит, что он сам однажды его так одел. И как-то он разом забывает, почему вообще надирается вот до такого состояния. Рыжий здесь, рядом, и непонятно становится – зачем отказывался, раз всё равно пришёл. Да и плевать. Да плевать, слышит он, как кто-то говорит его голосом. — Я даже ничего не сказал. Шань злится на него. Какое редкое (вовсе нет) и восхитительное (каждый раз – да) зрелище. Шань с чего-то бесится, но Тянь, хоть убей, если головная боль не сделает этого раньше, не понимает, с чего. Зато понимает он. — Весело тебе, смотрю? — Теперь да. Так что будешь пить? До этого, получается, было ещё так себе, но уж теперь Шань готов его ударить. Здесь и проходит черта. Шань в бешенстве. — Мне этого не нужно. Шань хочет уйти. Несправедливо, он же только пришёл, а Тяню только стало хорошо. Тянь хочет, чтобы и ему было хорошо. Чтобы им было весело вместе. — Что именно? Тяню не стоит так резко вскакивать, так быстро передвигаться. Но он не может, блять, снова, дать ему уйти. Его накрывает состоянием, близким к панике, он с ним уже был знаком, с чувством, возникающим только рядом с определённым человеком. Так совпало, что человек этот теперь здесь, и ему нужно его не упустить. — Ничего из этого. Что ж такого здесь ахуенного? По-твоему, здесь есть хоть что-то интересное? Алкашка? Левые люди, которым нет до тебя дела? — А я? — Что – ты? Когда они оказываются в коридоре, ведущем в зал, он заметить не успевает. Его резко отталкивает, прибивает к стене. Он делает несколько быстрых шагов назад не по своей воле. На секунду ему кажется, что они танцуют, но он врезается взглядом в бешеные глаза напротив. Эти глаза заземляют, останавливают вращающуюся комнату и обещают скорую мучительную смерть. — И я – левый? Или такой неинтересный? — Опять ты спрашиваешь всякое дерьмо. Он на это дерьмо никогда не отвечает, просто рычит. Руки Шаня у его груди, в складках его рубашки, держат – не вырвешься, потому что и не захочешь. Тепло, горячо. Это Шань вытолкнул их в коридор клуба и теперь прижимает к стене. Он едва ли дотягивает ростом, чтобы оставаться на одном уровне, но Тянь сразу же прирастает к вертикальной плоскости, чтобы позорно не упасть: ноги не слушаются. Зато он сам слушается, лыбится, поднимает руки. Этот самый жест, чтобы показать: он сдаётся. Вот, бери его, безоружного. Или чтобы оттолкнуть, потому что нечего тут внезапно обретать уверенность в своём превосходстве. Но он просто кладёт руки на его предплечья, сил на большее не находится. Шань, наверное, видит это в нём – слабость, поэтому и давит. Чего-то требует. Говорит ему не пить, и что Тянь выглядит как уёбище. Тянь не согласен, в смысле, он же превосходен даже в убитом состоянии. Посмотри внимательней, какой красавчик. Как тебе повезло. Он улыбается шире и уёбищнее, догоняя, насколько близко они стоят и что в такой близости можно учудить. Рыжему эти его идеи бы не понравились, он их наверняка угадывает – и отступает. Забирает причинённый его сердцу ущерб и тепло. Отодвигается, собирается развернуться и уйти. Тянь беспомощно провожает его взглядом и остаётся стоять распластанным по стене. Пока Шань не смотрит на него снова, пока он не бросает зло: — Так ты чо, хочешь здесь остаться? Так они и вываливаются на улицу вдвоём, Шань – остервенело выдыхая, потому что в клубе ужасно воняло, а ещё потому что тащить тяневскую тушу не входило в его планы. Ему не нужно, он этого не хотел. Но припёрся. Час назад Цзянь написал ему, что он больше не выдержит и что он оставляет Тяня на него. Вот так просто – сваливает на тебя свою ответственность. Цзяню нужно готовиться к пересдаче. Тяню нужно домой, потому что он – уже всё. И заебал ныть. В последнее Шаню почему-то не верится, потому что распускающий сопли Тянь – что-то невиданное. Ему бы, типа, пьяным скорее руки распускать. Это у него отлично получается, Шань сам убедился. Цзянь скинул ему адрес, и Шань приехал. Завис перед стремной – какой-то слишком мажорской – вывеской. Почувствовал себя говном, оглядывая, вау, реально длинную очередь из желающих войти в клуб. Подходит Хэ Тяню. Ему, наверное, даже охраннику денег давать не пришлось, чтобы попасть внутрь. Вообще-то и Шаню не пришлось, хотя он уже собрался послать всё это нахуй и свалить. Ничего бы ведь это не изменило. Цзянь бы не удивился, а Хэ Тянь, наверное, и вовсе не узнал бы, что по его душу приходили. Сам Рыжий, спаситель пьяных и убогих. Цзянь И обнаруживается на улице, резко появляется под боком – когда только успел. И смотрит на него большими глазами. Они, конечно, давно не виделись, Шань замотался на учебе и работе, но чтобы Цзянь И выглядел таким охуевшим, это постараться надо было. Потом доходит. На нём чужое шмотьё. Вообще-то, по сути, его, но Рыжий ебал такие подгоны. Это Тянь после одной дерьмовой съёмки, в которую попытался его затащить, сказал оставить себе. Ещё у него два свежих прокола в ухе. Вот это – уже полностью его. Но почему-то так совпадает, что Хэ Тяню нравится всё, что на нём. Именно поэтому Шань не собирался так одеваться. Просто был в этом. Когда Цзянь написал ему, что Тянь – в говно, приезжай. И он приехал. Сразу. Ебануться просто. И вот он здесь. Цзянь так и закрывает рот, ничего не говоря, и тащит его с собой за локоть, минуя толпу и стрёмного вида дядьку на входе. Надо же, какие фокусы. Его пропускают без каких-либо проблем в этот элитный гадюшник. Он ожидает увидеть Тяня лежащим за барной стойкой, лежащим на какой-нибудь девчонке, парне, неважно, окружённым толпой воздыхателей-собутыльников или полумёртвым в туалете. Цзянь сказал, что вышел буквально на пять минут и – это. Хэ Тянь, танцующий как будто под проклятьем какой-нибудь ёбнутой ведьмы или под лёгкими наркотиками. Хэ Тянь. Танцующий. Растерявший в резких движениях свою харизму и привлекательность. Ухмыляющийся самому себе. Один в углу танцпола. И какое-то опасное энергетическое поле вокруг него. Шаню не по себе, но в это поле не боится сунуться, так что Цзянь хлопает его по плечу, ржёт, оправдывается – его уже такси ждёт, он побежал. Нихуя его не ждёт, думает Рыжий. А Рыжего ждёт пиздец. Поэтому сначала он заходит в туалет, смывает мрачное веселье с лица холодной водой и возвращается. Подходит к Тяню. (Попутно думает, что ты за недоразумение такое, в этом светлом костюме, посреди всего этого говна.) Уводит его. Если не считать выступления в коридоре, где он сам чуть не взрывается, то всё проходит почти гладко. По крайней мере, они выбрались на улицу, здесь свежо и меньше людей. Ебучий мажорский центр. Он бы не оказался здесь в каком-либо другом случае. Хэ Тянь и его с собой звал. Писал неделю назад и пару дней назад. И звонил. Заявился к нему домой с очередным деловым предложением. Отдохнуть в компании боевых товарищей. Отметить заваленный экзамен Цзяня И. Но бухать с этими гандонами – Тянем и Цзянем, тем более, когда рядом нет Чжаня, способного сдержать как минимум одну катастрофу, это что-то сверх его возможностей. Видеть Тяня весь вечер, когда придётся искать, что говорить ему, расслабляться рядом с ним. Вот это уже страшнее, вот здесь есть шанс, что его утянет в это энергетическое поле раз и навсегда. Пережуёт и выплюнет, не оставит шанса снова собраться. Этого ему не нужно, он хочет чувствовать себя цельным, неважно, каким похолодевшим взглядом на него будут смотреть, когда он его оттолкнёт. Шань не хочет, чтобы приходилось отталкивать. Перечёркивать что-то странное между ними. И не хочет сходить с ума вместе с ним, поблизости с ним. Поэтому пить он не соглашается, напоминает, что он-то вообще-то работает. Некогда, блять, ему. Хэ Тянь сейчас смотрит тепло и по-дебильному, вот что с ним делает алкоголь. Шань думает, что выглядит не лучше, что вместе они смотрятся как раз и кстати. Вот что с Рыжим делает Хэ Тянь. Они далеко не уходят, потому что Тяню это не совсем по силам. Рыжему не совсем похуй. Они переходят улицу, останавливаются, где менее шумно и светло. Тянь чуть не наворачивается, когда просит ему подкурить и резко к Рыжему приближается. Шань смотрит на него с выражением "откуда у меня, по-твоему, зажигалка, долбоёба кусок", ловит его за локоть, ловит в ответ его тупой взгляд, просто наблюдает, как Тянь лезет во внутренний карман его кожаной куртки. Достаёт зажигалку и закуривает. Шань не то чтобы сильно охуевает, вот эти приколы – заначки и записки по карманам – это ещё со средней школы знакомое. Не охуевает и не рычит, (это тоже знакомое), когда Хэ Тянь с грацией пьяного идиота закидывает ему руку на плечо. Тянь дышит ему в висок сигаретным дымом и бог знает чем ещё. Шаню эту сторону лица быстро начинает печь, и он отворачивается, но цепляет его за талию. Чтобы, бля, не упал. Как будто это тоже так давно и привычно, что можно уже ничего и не говорить. Как будто им нормально стоять посреди ночи, подсвеченным красным неоном, так близко. Рыжему немного хочется, чтобы это стало нормальным. Но от Хэ Тяня несёт всем этим вечером, который прошёл без него, а Шань отсчитывает про себя шесть секунд, на седьмую поворачивается снова к нему лицом, на десятую открывает рот: — Пошли отсюда. Идём домой. На двенадцатую жалеет об этом. Тянь смотрит долго, усмехается, он близко – но это не ощущается как слишком. Они вызывают такси, хотя до квартиры Тяня здесь недалеко. Он усаживает его на заднее сиденье и сам не садится вперёд, оправдывается мысленно: так просто надёжнее. Не жалеет, когда по дороге Тянь просит к нему наклониться, когда он кусает его за ухо, только шипит и стрёмно краснеет, и теперь печёт его всего. Он смотрит вперёд, но водитель, слава богам, тоже смотрит вперёд. Спасительная миссия для Хэ Тяня сегодня провалена. Не блевани только, думает Шань, и я тебя поцелую. Его уже тоже сегодня не спасёшь. Скорее бы приехать домой. Переступая порог его квартиры, он мысленно спотыкается об это дважды опрометчивое, но вроде правильное "домой". Похуй. Проклинает дебильный лифт, в котором Хэ Тяня укачало. Помогает ему добраться до ванной, игнорирует его тупые пьяные извинения. Тяня всё равно выворачивает. На это ему тем более похуй. Он помогает снимать его распиздатые шмотки, помогает ему снимать шмотки с себя самого. Всё равно целует его. Немного с надеждой, что завтра Тянь не вспомнит и этого. Шань по-дебильному пытается сделать всё, что в его силах, чтобы это стало нормальным. Может быть, так и будет.