На озере Сент-Клэр

      — Скорее, — зовёт парень и тянет друга за руку, аристократично обтянутую черной кожаной перчаткой. Такие перчатки вовсе не грели, даже наоборот, но Ричарду, по правде говоря, это и не нужно было.       Гэвин тащил его к замерзшему Сент-Клэр — их любимое место в такое время года. И Ричард знал, зачем они туда идут, как и всегда. Знал и молча шел следом за Ридом, проваливаясь в сугробы по колено и выдыхая облака пара с тихими смешками. На джинсах хлопьями оседал снег, ведь даже сапоги не спасали от такого маршрута по непротоптанным еще после недавнего снегопада тропинкам.       Около береговой линии Гэвин на мгновение останавливается — завороженно смотрит на полупрозрачный лёд, укрытый рыхлым, девственно белым снегом. А потом, больше не раздумывая, шагает на хрупкий с первого взгляда стеклянный пол замерзшего озера. Отец говорил, что в озёрах нет течения, поэтому лёд там прочнее, чем в реках, да и провалиться под него менее опасно — потоком воды под корку льда точно не унесёт. А рядом с Ричардом парню вовсе было спокойно здесь находиться, создавалось ощущение, будто он точно в безопасности в присутствии Декарта.       Рид отпускает наконец чужую руку, когда они отходят от берега на несколько метров. Трёт ладони друг об друга, коротко выдыхает на них горячий воздух и прячет покрасневшие от холода костяшки пальцев в карманы куртки. Ричард на это лишь качает головой: снова Гэвин забыл — или забил — на перчатки, благо Декарт успел напялить на ворчащего друга забавный зеленый шарф.       — Ну что, Эльза? — улыбается парень, вместе со словами выдыхая очередной клуб пара, разрезающий кристально-чистый воздух. И Ричард улыбается в ответ, лишь для вида театрально закатив свои прекрасные серо-льдистые глаза, которые из-за отражающихся от поверхности снега солнечных лучей будто бы светились изнутри. Пальцы легко поддевают перчатку, стягивая её с кисти почти до неприличия медленно.       Декарт шевелит пальцами освобожденной руки, на кончиках которых бегают мелкие искорки ледяных кристаллов. А он ведь почти забыл это чувство — столько времени прошло с их последней такой вылазки прошлой зимой. И по Риду тоже видно, что он скучал по их зимним прогулкам на озеро. И по Ричарду скучал. По такому Ричарду.       В школе-то они с Декартом виделись каждый день, где Гэвина великодушно нарекли другом «фрика в перчатках». Старшая школа — одно из самых жестоких мест во всей Америке, так что такое отношение к Ричарду неудивительно. Однако стоило Риду пару раз вполне прозрачно намекнуть одному из пристающих к его другу футболистов, что Декарта лучше не трогать (по крайней мере, точно не в присутствии Гэвина), как их стали считать сумасшедшей парочкой. «Зато отвязались», — смеялся тогда Рид, искренне желая показать, что общение с Ричардом для него дороже этого идиотского института репутации. К слову, выгнать Гэвина из старшешкольной сборной по футболу так никто и не решился — друзья-фрики это, конечно, несмываемое пятно в его биографии, но такого ценного кадра команда потерять не могла.       Декарт ни разу не пожалел, что открылся именно Риду. Поэтому сейчас, как и всегда, он показывает себя настоящего, без этих чертовых перчаток. Лёгким взмахом кисти парень прикрепляет к подошвам их ботинок ажурные лезвия изо льда и самодовольно усмехается, рассматривая свою работу. Импровизированные коньки смотрятся весьма крепко, несмотря на изящные замысловатые узоры на носках лезвий.       Рид первый пробует оттолкнуться ото льда, оставляя на стеклянно-гладкой поверхности первый рубец. Ледяные лезвия рассекают замерзшее озеро не хуже обычных, а Гэвин искренне улыбается, нарезая вокруг Ричарда круги так, что голова начинает кружиться.       — Гэв, ты хочешь прорезать лёд вокруг меня, чтобы я провалился? — парень не сдерживает ответной улыбки и наконец сам трогается с места, с непривычки еле удерживая равновесие. Однако через пару минут тело само вспоминает и подстраивается под такой необычный способ передвижения. Кожаная перчатка улетает куда-то в сторону после неудачного броска ею в Рида, но никого из парней это не заботит — они оба слишком увлечены другим.       Спустя минут пятнадцать они уже лежат на льду, пытаясь отдышаться, потому что Ричарду приспичило сделать Гэвину подножку в виде ледяного препятствия, а тот, в свою очередь, не растерялся и утащил Декарта с собой на лёд, потянув его за рукав.       Рид поворачивает голову к другу и, не прекращая тихо смеяться, убирает кудрявую каштановую прядку с его лба, выбившуюся из-под шапки парня в процессе увлеченных гонок по ледяному озеру. Ричард лишь благодарно улыбается в ответ и, не задумываясь, облизывает губы, задерживая взгляд на задорных огоньках в глазах Гэвина.       Никто не осмеливается нарушить этот зрительный контакт, ведь сейчас: наедине друг с другом, укрытые от всего мира хвойным лесом со снежными шапками на мощных ветвях, заслонивших их от посторонних глаз — именно сейчас так хочется продлить этот момент.       Они не помнят, кто подался вперёд первый, кто разрушил эту хлипкую стену между ними, единственную способную удержать на расстоянии эти два сильных магнита, тянущихся друг к другу. Рид помнит лишь, что губы у Декарта пахнут малиновым бальзамом с корицей. Ричард помнит шершавость обветренных губ и испуганные на мгновение глаза Гэвина, когда его освобождённые от перчатки пальцы легли на чужую щеку, неосознанно оставляя иней на торчащей из-под шапки пряди тёмных волос.       Декарт отдергивает руку, как от огня, виновато прижимая ладонь к груди. Он всё ещё не имел над своим даром полной власти, а главной помехой были эмоции и чувства, мешающие иногда всецело контролировать себя. Невозможность контроля над ситуацией раздражала и раскалывала голову на сотню маленьких льдинок, у Ричарда, кажется, даже руки мелко дрожали от беспомощности.       — Если ты скажешь, что опять всё испортил, то я оболью тебя глинтвейном, — вырывает Декарта из пучины неблагоприятных мыслей голос друга. Гэвин отряхивает иней с волос и придвигается ближе, не выслушивая даже ответ Ричарда, прерывает ещё не начавшийся монолог сожаления новым поцелуем. Уже более уверенным, но не менее трепетным.       Отстранившись, Рид улыбается и молчит. Молчит одну-единственную фразу, произносить которую вслух вовсе не обязательно, чтобы парень напротив понял чужую мысль.       «Я принимаю тебя любым»       И Декарт молчит в ответ тихое «спасибо».