Соцветие

У Джека дурная привычка. .... Скромный букетик из синих остролистых васильков лежал около входа в берлогу. Питч поднял его с травы, повертел в руках и тяжело вздохнул. По его мнению, Джек заимел совершенно отвратительную привычку рвать цветы. Он выдирал их с корнями и кусками земли, оставляя на лугах проплешины, воровал у фей и не имел ни малейшего понятия как их красиво комбинировать, лепя все в одну зелёную кучу. А потом Питч находил у себя кривые кусты непонятно чего то в берлоге, то в хижине, то у болота, мерзко хихикая, ими кидался в него Водяной или же несчастные тени приносили ему их, недовольно косясь на хозяина. Совершенно ужасно. Питч ещё раз осмотрел подарок. Что ж, неплохо. Скромно, но изящно. Это, хотя бы, не цветки картошки, лопух и ветка березы, как в первый раз. Джек потом сконфуженно объяснял, что они показались ему красивыми. Не то, чтобы у него вообще не было представления о растениях, нет, конечно было, но он не имел по, опять же, мнению Питча, кое-чего поважнее. Вкуса. Почему-то, когда он высказал свое предположение Джеку, тот только зло поджал губы и удалился, неделю потом не показываясь. В следующий раз Питч обнаружил на пороге хижины ветку вишни, пару кувшинок и подсолнух. Это, видимо, тоже было красивым. Он долго смотрел на это чудо, прежде чем сжалиться и отнести его в дом. В темной, обветшалой избе "букет" смотрелся нелепым пятном, но в пределах одной граненой хрустальной вазы - вполне неплохо. Ваза стала его первой личной вещью с тех самых времен. Личная Цветочная Ваза Питча. Васильки встали в нее идеально. ... Иногда Джек прилетал к нему домой. С ноги залетал в хижину, облетал все по кругу, морозя и без того трухлявые стены и садился на стол. Джек объяснял свой выбор отсутствием чего-либо другого пригодного для сидения. Из мебели у Питча всего-то была кровать, сломанный стул о трёх ножках и стол. И Ваза. Но ее Питч предусмотрительно убирал. Джек усаживался поудобнее и начинал рассказывать. О том, как они развозят подарки на Рождество все вместе, как здорово фехтуют Фея и Николас, как он разрисовал Банни готовые яйца смешными неприличными рожицами, и теперь тот объявил на него охоту - нет, Питч, я у тебя не из-за этого - как забавно люди удивляются его ледяным статуям тут и там, как весело играть с детьми и как он бегал от Сэнди, когда морозил его песок. Зачем? Кто знает. Джек рассказывал Питчу все, что его светлая голова посчитает интересным, а интересным она считала все на свете. И каждый раз после этого доклада Джек задавал один и тот же вопрос : "Ну как?" И каждый раз Питч, лёжа на кровати, впадал в ступор. Что "ну как"? Понравилось ли ему, как рассказывает Джек или то, о чем он говорил? Захотелось ли ему тоже развозить подарки? А красить яйца? Не думает ли он уничтожить все это? А сейчас? Питч, на самом деле, не нуждался в сводке новостей, ему просто нравилось слушать Джека. И всякий раз после невнятного одобрительного мычания в ответ, Джек светился радостью, как тысяча лампочек. Букеты он с собой никогда не приносил, никак не затрагивал эту тему, будто бы никаких цветов не было вовсе. Но часто Питч ловил его блуждающий в поисках чего-то взгляд. Пойманный с поличным, Джек сразу же утыкался куда-нибудь в стену или пол, отводя глаза. И говорил-говорил-говорил, но уже как-то менее запально и резво. Улетал он, не поднимая головы, не прощаясь. А временами, когда лесные феи не были заняты ловлей людей в болотах, не танцевали и не носились туда-сюда, они летали на Северный Луг за цветами. Они возвращались цветочными монстрами, зелёными исполинами и усыпали лес красками. И дарили Питчу венки из одуванчиков. Золотые соцветия в смоляных волосах были похожи на звёзды в черноте неба, но Питч не особо любил их носить. В вазу их тоже не засунешь, поэтому они доживали последние дни жёлтой горкой на столе. Бывало, Джек заставал их увядание. Он все так же сидел на столе, мотая ногами и задумчиво крутя в руках венок. Не затыкался ни на секунду, словно сама его жизнь зависела от того, чтобы он не молчал. Не допускал тишины. Но говорил без какого-либо выражения и интереса, нес несусветную чушь. Питч на его поток скомканных сомнительных историй не отвечал ничего. Позже тени, скуля, приносили ему корявые, покрытые инеем венки, найденные на охоте. Питч клал их на стол. Рядом с вазой гладиолусов. ... Вскоре, после гладиолусов, у Питча появилась Вторая Ваза. Поменьше. Потому что у ландышей были слишком короткие стебли, что бы стоять в Первой. Он нашел новый букет сегодня утром и потратил полдня, чтобы отыскать подходящую вазу. Эта была маленькой и пухлой, неаккуратно покрашенной голубой гуашью, с наклейками танцующих утят - тени стащили ее из детского сада. Выглядело это ещё более абсурдно, но копна ландышей в ней немного это компенсировала. Перед очередным визитом Джека Питч не успел ее убрать. Он всегда чувствовал, когда тот прилетит, но в этот раз Джек обрушился на него, как снег посреди лета. Ввалился в дом, находу рассказывая какую-то уморительную историю про людей, и замолчал, только когда обнаружил свое место на столе занятым. Выглядел он настолько комично в своем немом удивлении, что Питч не сдержал смешок. Джек отмер, повернулся к Питчу, явно намереваясь что-то сказать, даже рот уже открыл, но, встретившись с ним взглядом, лишь сдавленно промычал, опустил голову, смущённо пряча счастливую улыбку. Помялся на месте и, буркнув, что зайдет завтра, удалился. Поразительно. Питч так и остался стоять, осмысляя. Вазу он решил впредь не прятать. ... Сиреневая нежная лаванда раздражала. Она приятно пахла, цвет был приглушённым и мягким, совсем не бил по глазам и отлично вписывался в интерьер, а тонкие стебельки выглядели до того трогательными, что одно касание — рассыпятся. Очень хотелось прикоснуться. Почему-то именно этот букет Питч терпеть не мог. Он сидел за столом, задумчиво обводил острые грани вазы кончиками пальцев. Прямо как снежинки. Вазу тут же захотелось разбить. Последние дни тени обходили Питча стороной, феи предусмотрительно не приближались и, казалось, даже трава под его ногами жухла. Все живое боялось Питча, все живое его избегало и все чувствовало его гнев. И даже маленькая лаванда. Он сидел перед ней уже несколько дней и смотрел, пока обречённое на медленную смерть растение тряслось в страхе и непонимании. Питч до зубного скрежета хотел схватить его, разорвать на куски, растоптать, чтоб сок и лепестки навсегда впитались, впечатались в пол, замахнуться злополучной вазой и размозжить об стену. Но Питч только смотрел. Он винил в своем раздражении всех: букеты, вазы, Джека, теней, слишком яркое солнце и слишком шумную листву, но факт оставался фактом — он уже трое суток пялится на зелёный куст, потому что не желает копнуть чуть глубже в свои мысли. Он знал, что там найдет. И это раздражало тоже. Признать, что несчастные цветы ни при чем оказалось сложно и противно, но не невозможно, и уже к пятому дню пытки молчанием и взглядом, Питч выдохся. С трагичным вздохом уложил голову на стол и погладил хрустальные края. Красивые. Прямо как снежинки. Возможно, ему стоит прекратить принимать эти подарки. Выкинуть вазы, разрушить дом, посеять панику и скрыться в холодных, сырых гротах пока ещё есть время. Пока не появился новый букет. Как он мог пустить все на самотек? Питч лениво обвел взглядом наконец переставшие дрожать цветы и скорбно свёл брови. Нет, поздно было уже на этапе васильков. Если не берёзовой ветки. У Джека действительно нет вкуса. Джек не заслуживает такого. Питч, впрочем, тоже всех этих цветов. Есть духи и по достойнее. А он свято уверовал в то, что разучился бояться. Иронично. Страшно. Однако, уж очень хорошо смотрится эта сиреневая кучка в этой прозрачной вазе в питчевой хижине. Так Джек решил. И никак иначе. .... Горшок орхидеи Питч принял лично.