say anything

— А почему не бухнули? — удивляется рыжий, когда Музыченко рассказывает о работе на студии. Он как раз закончил про сложную ситуацию, которую им с Мустаевым пришлось разруливать. — Типа, даже не отметили? Юр, я поражен. — Эй, я бросил пить уже лет сто как назад, — отмахивается Музыченко и тыкает в тарелку вилкой. — А ты всё шутки шутишь. Неприятно, Дань. — Под коньячок тебе лучше, что ли, заходило? — удивляется Поперечный, отпивая воды из бокала. И какая муха его сегодня укусила? — Ты раньше по-другому реагировал. — Дань, — Юра, кажется, вообще не смешно — он супится, хмуро сдвигает свои широкие брови к переносице. — Следи за языком, а. Я люблю, конечно, твои шутки, и тебя люблю, но… — В постели ты на мой язык, вроде, не жалуешься, — Даня играет бровями и тянет уголки губ вверх. Ему весело. Музыченко внезапно со звоном кидает вилку на стол, шумно отодвигает стул и резко встаёт, выходя из кухни. Даня от неожиданности вздрагивает и чуть ли не падает со стула, но успевает удержаться. Прислушивается — слышит, как в спальне захлопывается дверь балкона. Пожимает плечами — Юра остынет и придёт. Поперечный настораживается тогда, когда успевает доесть ужин и вымыть тарелки, а Музыченко всё ещё нет. Окончательная волна беспокойства настигает его тогда, когда он вытирает мокрые руки полотенцем — Юра что, реально обиделся? Когда Даня заходит на балкон, Юра продолжает сидеть, сжавшись в позу эмбриона, поджав колени к подбородку и обнимая их. Совсем как маленький — пусть Музыченко и был старше на несколько лет, иногда в нём просыпался обиженный всеми и вся ребёнок, которому просто нужно было сказать пару ласковых слов. Но что сказать сейчас, Поперечный почему-то не знал — не мог подобрать слова. Даня подсаживается рядом, но Юра отворачивает голову в другую сторону, не меняя своей позы. Он не пытается что-то доказать или заставить чувствовать Даню виноватым, но весь его вид насквозь показывает обиду и какую-то странную, меланхоличную грусть. Поперечный неожиданно робко для самого себя трогает Юру за плечо. — Юр, — зовёт он, но Музыченко лишь чуть вздрагивает, не поворачиваясь. — Юр, ну зай. Ты обиделся? — спрашивает Даня, положив одну ладонь на сгиб ближайшего Юриного локтя, а другую — на спину Музыченко. Тот не сопротивляется, чуть напрягается, но не из-за неприязни сейчас к прикосновениям, а чтобы ощутить чужие руки чуть лучше. — Юр. — Не обиделся, всё хорошо, — чуть хрипло отвечает Музыченко, заставляя Даню вздохнуть, чтобы успокоиться. Паника подбирается к горлу липким сухим комком. Юра всё ещё на него смотрит. — Я же вижу. Надулся и сидишь, — произносит Поперечный, пытаясь расположить Юру к себе. — Юр. Если ты не скажешь, я так ничего и не пойму. Обычно это Даня закатывал истерики в стиле «ой, всё, пиздец», но это случалось, когда силы были уже на исходе, и любой доёб со стороны мог стать последней каплей. А так они оба всё держали в себе до последнего — мол, мы же мужики — но в то же время обоих это не устраивало. Как можно строить отношения, зная, что тебе не всё рассказывают? Но эти недомолвки всё равно почему-то продолжались. Пресловутые принципы, вбитые в голову? Нежелание сделать плохо своими проблемами? Возможно. Эта вам не пошутить что-то в компании в чью-то сторону, потому что люди посмеются и одобрят, а тот, в сторону которого шутка была направлена, даже не обидится, ибо ситуация быстро меняется, оставляя произошедшее позади нового события. Это — отношения, связь только между двоими — людей меньше и отношения ближе, доверительнее, и всё вокруг прикрывается завесой интима — словно кто-то очень сильно надушился, оставляя за собой в воздухе духоту. Тут всё сложнее и проще одновременно — нужно говорить и никому ничего при этом не доказывать. — Юр, — предпринимает ещё одну попытку Поперечный, твёрдо глядя на Музыченко. — Ты мне скажешь, что тебя задело, или нет? Юра встаёт, выскальзывая из-под прикосновений Даниных рук и достаёт из кармана коробку сигарет с зажигалкой. Держа их в одной руке, другой достаёт сигару из коробка, зажимает её между зубами и щёлкает зажигалкой. Прикуривает, облокотившись о перила балкона. Разговаривать будто не хочет. Поперечный поднимается, подходя сзади и обнимая Юру со спины, щекой прижимается к лопаткам, мягко обвивая руками Юрин живот. По остывшему вечернему воздуху начинает плыть горький дым сигарет. Даня чувствует, что Юра колеблется между «всё-таки рассказать» и «терпеть». Поперечный никогда не понимал эту странную привычку Юры казаться сильным, даже когда всё внутри рушилось — он словно отталкивал от себя всё, что могло помочь, после недоумевая, почему ситуация становится хуже. Даня тоже через это прошёл — уже не считал высказывание своих чувств слабостью — наоборот, это сила, которая немногим дана. Юра этого пока что не понимал, но Поперечный не давил — Музыченко примет это со временем. — Я тебя люблю, Дань, — наконец произносит Музыченко, а Поперечный напрягается — не любит он эту Юрину черту говорить о любви, когда ситуация между ними напряжная. — И шутки у тебя смешные, правда, но ты… перебарщиваешь, что ли. Даня молчит, поворачивает голову, чтобы уткнуться носом Юре в шею. Тот продолжает. — Я знаю, ты у нас стенд-ап комик, шутник дохуя, ей богу, но, знаешь, у нас уже не «Зашкварные истории», и мы не шоу снимаем. У тебя шутки — атас, но… Одно дело, когда ты на камеру это делаешь, а совсем другое, если дома. Я не запрещаю, шути сколько влезет, — произносит он, туша сигарету о перила. — Но, пожалуйста… Осторожнее это делай. Юра, кажется, хочет отстраниться и драматично уйти, но Даня не позволяет — прижимает того к себе, вдыхая запах пахнущих хозяйственным мылом волос и побрызганной одеколоном кожи. Музыченко не сопротивляется — глубоко вздыхает, позволяя рукам Поперечного обхватывать его живот. — Прости, — произносит Даня, застывая на месте. Юра чувствует дрожащее тепло его тела. — Ты прав, за языком я не умею следить. — Ну, в постели необязательно, — грустно усмехается Музыченко, рукой нащупывая Данину голову и поглаживая её ладонью. Силы шутить у него есть, и он, в целом, не так уж и сердится — просто временный упадок настроения, который уже сходил на нет. — И ты же знаешь, какой я у тебя обидчивый. Даня невольно улыбается, что-то неразборчиво выдыхая. Юра прислоняет свою голову к рыжей лежавшей на своём плече макушке, глядя на то, как облака растворяются вместе с последними лучами солнца. У него почему-то появляется резкое желание потанцевать под старые песни, записанные на кассетах. Нужно откопать их и сказать об этом Поперечному. Но не сейчас. Чуть попозже.