Красивые ботинки

Когда пьешь, жизнь кажется легче и веселее. Иногда в голове селится звонкая пустота и голоса вокруг превращаются в фоновой гул, потом фокусироваться на бутылке пива становится все сложнее и сложнее. Поэтому Рамуда иногда прикладывается к горлышку с закрытыми глазами. Чтобы не сбивать ощущения. После первой бутылки хорошо, от второй удержаться сложно, но после нее хуже. Так что, вторую надо перебить третьей, чтоб стало хорошо-хорошо, а потом сонно и лениво. В клубах иногда можно прижаться сзади к симпатичному парню и сжать руки на сочном заду, но после предложения продолжить в туалетной кабинке его чаще всего посылали, если не успели отпихнуть на первой стадии ухаживаний. В некоторые клубы его уже даже не пускали и он в основном ошивался в сомнительных компаниях, в таких же сомнительных комнатах с сомнительными вечеринками и очень сомнительным алкоголем. Сомнительность его не останавливала. После конца учебы жизнь волшебным образом пошла по пизде окончательно. По всем фронтам, по которым еще не ударила школьная жизнь. Он не получил даже аттестата, а в конце концов пришел к тому, что работал в захудалом магазинчике за мизерную плату, жил в отвратительной, заваленной мусором квартире и в свободное от работы время заливал осознание собственной ничтожности, слабости и отвратительности алкоголем. Пьяные исповеди о том, как он жалок, терпели только немногие постоянные собутыльники, а он в ответ выслушивал их, изображал участие. Иногда его школьный друг пил с ним, но потом они опять расходились по своим орбитам. Каждая бутылка просила: «выпей меня». Прямо как ебучая Алиса в стране чудес, сравнивал себя мрачно с книгой Рамуда. Только вот у Алисы страна чудес, а у него — бесконечный и жалкий цикл из дома-работы-пива-блевотины. Карусель, ла-ла-ла, кружится в голове какой-то ужасный мотивчик из рекламы. Он себя до сих пор не убил только потому, что это слишком большой шаг для его крохотной амплитуды существования. А если сделать шаг больше, чем можешь, тебя все. Всмятку. Рамуда не очень хочет всмятку, он подозревает, что тогда станет яйцом. Яйцу нельзя будет пить. А что за забава в смерти, если яйцо и нельзя делать, что хочешь? Нет, ему рано на конечную, надо прогореть полностью. Сжечь себя дотла, до самого корня, чтобы терять уже было нечего. Сейчас пьяный мужчина из-за столика приваливается к нему, сидящему на барном стуле, и дышит чем-то крепким и с лимоном прямо в лицо, но Рамуда не кривится. Мужчина представляется путано: — Кацуми Сё, — голос мелодичный, а «с» Кацуми тянет с причмокиванием, возможно, флиртуя. Определить сложно. — Рамуда, — представляется в свою очередь он, осторожно умолчав фамилию. Кацуми машет рукой, потом показывает на выход: — Прогуляемся в местечко с пойлом получше? — костюм на нем немного немного мятый, щерится заломами. Ну что же, во всяком случае, он сможет напиться за чужой счет.

***

Через полчаса он заливает в себя третий шот чего-то очень-очень веселого и алкогольного, учится слизывать соль, а потом зажевывать лимон. Или сначала лимон, а потом соль... Рамуда путается и, недолго думая, посыпает дольку солью и зажевывает так. Потом вспоминает о шоте. Вокруг ярко и мигающе, на талии рука этого извращенца, Рамуда изо всех сил сдерживается чтобы не кривиться, а пока просит какой-нибудь крепкий коктейль. — Все для тебя, малыш. Это же не помешает потом твоему дружку? Рамуда на это молчит, наблюдая, вроде как с интересом за шейкером в руках бармена, становящегося все более размытым. Ему сейчас настолько похуй, что он хочет только нализаться, пока в голову не полезли дряные мысли о своем виде жизни. Может, его потом трахнут, если он не успеет свалить. Неприятно, но ожидаемо. Подкатывает желание отлить, он громко информирует об этом спутника, вразвалочку отправляется к сортиру. В стране чудес Алиса тонула в своих слезах, а Рамуде к горлу подкатывает желание проблеваться удушливым комком из органов, так что он опирается локтем на стенку над писсуаром, потом опирается головой на руку. Стоит пару минут, заканчивает, застегивает неаккуратно ширинку. Садится у стены, через несколько вечностей рядом косолапят туфли. Кацуми хлопает его по щекам, пустая голова легко мотается из стороны в сторону, туда-сюда, туда... Сюда. Куда? Кафель качается, и из-за этой качки сдерживать комок становится сложнее и он выблевывает неприятного вида массу мужчине на красивые ботинки. Слышны ругательства, его пинают. — Мерзость. Шум воды, удаляющийся неровный стук маленьких каблуков.