Терзаемый

      — Почему у тебя две руки? — спросил Леви, когда заметил, что Эрвин взял в руку бокал, мягко постукивая пальцем по нему. Смит как-то странно пожал плечами и перевёл взгляд на капитана:       — Потому что ты так хочешь, — Леви разглядывал Эрвина в тусклом свете настольной лампы.       Про себя он отметил, что коммандер не выглядел бледным пятном при приглушённом свете и тёмных оттенках комнаты, а наоборот, он ярче, чем обычно. В его волосах даже путались блики от лампы. Леви думал, что это из-за переутомления и двух бокалов спиртного.       — С какого теперь происходит так, как я хочу? — капитан нервно отвернулся и не желал смотреть на Эрвина, потому что Леви не горел желанием наблюдать за выражением его лица. Эрвин же устремил взгляд чуть выше груди своего капитана.       — Не могу сказать, — он перевёл глаза на бокал и взял его в правую руку. Её наличие казалось Леви странным, потому что его вряд ли Эрвин отрастил себе руку, подобно ящерице.       — Снова загадки? Эрвин, как на тебя это похоже.       — Никаких загадок, Леви. Здесь я исключительно по твоей прихоти, — Смит поднялся бесшумно, отставил пустой бокал и опёрся бёдрами на спинку бархатной кушетки.       Капитан смотрел снизу вверх на Смита. Он почти хищно, как охотничий пёс, наблюдал за молчаливым коммандером, но не прошло и секунды, как Аккерман нервно сглотнул, отвернулся и оглядел комнату, сводя брови.       Единственная картина в комнате смотрелась броско. Хвойный лес выглядел облезлым и кривым, несуществующим. Сосны перекручены, местами виден белый холст, который нелепо пытались перекрыть красным, что больше походило на ошмётки на ветвях.       — Долго ты пялить в пустоту будешь, — Аккерман поймал неспокойное лицо коммандера и чуть поднял брови.       — А ты хочешь, чтобы я смотрел только на тебя?       Эрвин вновь посмотрел на Леви, который был одет в белую рубашку с накрахмаленным воротником. Рукава её закатаны до локтя, но пуговицы застёгнуты наглухо, а привычное жабо свёрнуто в нагрудный карман. На лице были мелкие морщины и чернеющие тени под глазами.       — Может быть.       Капитан сдвинул брови на переносице и задирал голову. Он как маленькая ласка располагал к себе, но пальцы лучше беречь. Леви злился на Эрвина за долгое отсутствие. Хотелось придушить Смита, залезть на него сверху или отпинать хотя бы за то, что шлялся почти полгода непонятно где, только изредка глядел на него из толпы или тёмных углов, но Аккерман только сжимал зубы и громко выдыхал. Ничего не хотелось говорить Эрвину из того, что он хотел с ним сделать. Да и всё равно придётся проглотить это мерзкое чувство, без права даже сморщиться.       — Конечно, — буднично протянул Эрвин, — теперь-то тебе, должно быть, совсем не весело здесь, в чужой стране, — Смит легко улыбнулся, будто ему не жаль Аккермана, будто война давно закончилась, а Леви резко обернулся.       — Чего это ты такой беззаботный, Эрвин? Мозги у тебя, случаем, не воспалились? — влажные от злости глаза капитана были похожи на чёрную смородину в росе. — Где ты был всё это время? То ты из каждой щели вылезешь, то из каждого окна на меня смотришь… Ходишь за мной попятам, перед глазами маячишь, как надоедливая девка, а потом тебя нет.       — Я уже говорил, что ты хочешь так. Просто нет сил признать, что хочешь, чтобы я был ближе. — Леви сжал губы и стал похож на дворового кота с бандитской рожей, в безумстве своём понимая, что его сознание продолжало играть с ним, обороняясь от жестокой правды, потому что в действительности всё было так, как и говорил воображаемый Эрвин. Собственные мысли звучали как-то слишком нелепо, слишком по-детски.       С каждым днём обходить это всё сложнее. Давно пора бы разобраться в своём омуте, но Леви предпочитал злиться на коммандера или ломать ему ноги у себя в голове, потому что это куда проще и привычнее, чем отчаянные потуги избавиться от навязчивого присутствия главной причины его жизни и его главной боли.       Убедить себя в том, что этот Эрвин, который привычно закладывал светлую прядь за ухо, поднимая золотистые брови, не настоящий, с каждый разом всё труднее. И поэтому Леви тоскующе шипел сквозь зубы:       — Я не знаю, как дальше, Эрвин, — специально выделяя его имя.       Капитан сел на бархат, закинув одну ногу на край кушетки и уперевшись лбом в колено.       — Ты нужен мне. Всё, что я делаю, я делаю, чтобы хоть как-то приблизиться к тому, что обещал.       — Неужели?       Он издевается? Это его «неужели» прозвучало с такой издёвкой, что Леви подскочил с кушетки и в два шага подлетел к Смиту. У него такое же красивое лицо, но голубой взгляд острый и злой. Капитан никогда не видел на себе такого взгляда коммандера, поэтому отпрянул на полшага.       Леви терялся в этом взгляде. Почему он так смотрит на него? Осуждает? Нет. Злится? Похоже, но всё равно не то.       Эрвин никогда не злился на него, он прощал Леви неподчинение другим командирам, грубость, снобизм, излишнюю придирчивость и требовательность, но на большее Аккерман способен не был. Подобно верному псу или цирковому медведю, он выполнял команды Смита, надеясь на благосклонность не как к «сильнейшему воину человечества», а как к другу.       Капитан бегал глазами по комнате, пытался зацепиться за что-нибудь: за узор на кушетке, за сухие цветы в вазе, за стопку книг у двери, за море на картине, в конце концов, но везде Смит, чёртов Смит. Вся комната им дышала. И Леви тоже. Только Леви ещё и тонул уже как несколько лет.       Аккерман крепко зажмурился и потёр глаза и переносицу. В такие моменты Ханжи говорила считать до десяти, и он считал. Кажется, что мгновение тянулось вечность, перекручивалось всеми возможными узлами, рвалось и трещало, как дерево в сильную грозу. В висках стучала кровь, а в носу свербило, к горлу подступила тошнота, и Леви сгибается пополам, обнимая себя руками. Под закрытыми веками рябило цветами радуги, от чего ещё больше ломало.       Его дыхание, сбитое и тяжёлое, оседало на холодных ладонях, и Леви ударил кулаком об пол.       — Уходи! Пошёл прочь!       — Сперва пожелай этого по-настоящему.       Громкое «уходи» глухо разлетелось по комнате и замерло где-то в углу, и так несколько раз.       На мгновенье всё затихло. Голос в голове собственный, дыхание, свет, воздух. Только полупрозрачная дымка стелилась по полу. Леви потерянным взглядом устремился в никуда. Он ничего не слышал, кроме бурления крови в ушах.       — Эрвин, где ты?       Ещё сотню раз повторялось это «где ты» и сталкивалось с немой пустотой. Только лишь равнодушный свет лампы как будто слегка встрепенулся. Закрытая бутылка стояла на столе с двумя сухими бокалами рядом, на вешалке одиноко висел пиджак Леви, который был велик ему. Аккерман поднялся и подошёл к пиджаку: на правом рукаве были видны потёртости от булавки и жёлтый след от ржавчины. Он его до сих пор не почистил. Кажется, что ещё чувствуется еле уловимый родной запах, но только кажется.       Ноги будто бы стали толстыми верёвками и сами собой медленно согнулись. Леви сидел на коленях. Перед глазами была серость стены, а тёплые слёзы падали вниз.       — Эрвин, вернись ко мне.       Но Эрвин не придёт. Ни сегодня и ни завтра.