***
На самом деле, являясь «хладнокровным убийцей», а точнее вампиром, Пайнсу необязательно было вести такой же распорядок дня, как и людям. Однако бодрствование целыми днями утомляет, да и само чувство лёгкости, когда организм отключается, отдаваясь в руки Морфея, привлекало. Однако, если в случаях других людей сон помогал восстанавливать силы и здоровье, то в случае шатена это была бесполезная трата времени, плюсом которого являлись несколько часов покоя. Шатен бодрствовал уже когда первые лучи стали пробиваться сквозь плотные шторы. Стоял у круглого зеркала в ванной и смотрел. Бледная кожа, впалые щёки и огромные тёмные круги под глазами не давали почувствовать себя хоть на малую часть таким же привлекательным, как люди в соц сетях. Кудрявые нерасчёсанные локоны, облепившие его щёки, лоб и нос, намеревались попасть в рот и спутаться с языком. Убрав их, завязав на макушке в маленький, больше похожий на свиной хвост, хвостик, он вновь посмотрел на себя, прожигая отражение пристальным взглядом. А после остановился на толстом шраме на шее, что до этого был скрыт под покровом волос и издал какой-то разочарованный стон, вновь распуская торчащий на голове хвостик. Умыв лицо, он выбрался из маленькой комнаты и вышел на балкон, с высоты которого открывался отличный вид на восходящее из-за горизонта солнце, попивая меж тем наскоро согретый вчерашний кофе. Утренняя прохлада дала о себе знать уже через какие-то пару минут, обдав худое тело холодным ветром, спутав кудряшки ещё сильнее. От этого бледная кожа, под которой отчётливо можно было разобрать синие вены, покрылась мурашками. Простояв там ещё какое-то время, он ушёл лишь тогда, когда почувствовал как онемели коленки, ничем не скрытые от внешних факторов, выглядывающие из-под коротких ночных шорт. Разница между холодной улицей и чуть менее холодной комнатой была мала, однако в данный момент казалось, что в ней очень тепло, но не настолько, чтобы забыться. Усмехнувшись чему-то своему, Пайнс прихватил лежащий у кровати плед и, завернувшись в него, как в кокон, направился в небольшую гостиную. Желудок скрутило в ноющей боли, а сам орган страстно желал получить хоть каплю еды. Желательно не той, что готовится пять минут и заливается кипятком. И если сначала шатен собирался игнорировать эту просьбу организма, то после очередного приступа ноющей боли сдался и запланированный просмотр кино был отменен походом в магазин, или, ещё лучше, в какую-нибудь дешёвую забегаловку, в которой готовят сносные завтраки. На улице его ослепили пронзающие солнечные лучи, да так, что пришлось прикрывать и без того скрытые за панамкой глаза рукой. И всё же, не обращая внимания на эту его заминку, вскоре он привык и спокойно шевствовал по вылаженным кирпичом дорогам, наблюдая за проходящими мимо людьми со скорбными лицами. И если бы он не знал, что причиной тому было утро вторника, то решил бы, что их всех поголовно отправили на каторгу в Сибирь, как декабристов в 1825 году. В очередной раз усмехнувшись, шатен заприметил недалеко от себя, а именно через дорогу, небольшое кафе, на витрине которого говорилось об утреннем меню, и недолго думая завернул туда, скрываясь от палящих лучей. Еда здесь была не то чтобы вкусной, но для употребления в пищу сгодилась. Надкусывая покоящийся у него в руке бутерброд с ветчиной и сыром и запивая тот фруктовым чаем, с непозволительно большим количеством сахара, шатен обводил всех присутствующих внимательным взглядом. Он редко выходил на улицу, не сколько из-за своей личины, сколько из-за своей натуры. Он был затворником, всегда им был, как ему кажется, хоть и большую часть жизни не помнит. Ему было чуждо общение, больших компаний он сторонился предпочитая им общество книг и произведений киноиндустрии. Если и находились люди которые его заинтересовывали он не решался начать разговор, а если те всё же шли на контакт, то всего пары минут общения хватало, чтобы весь интерес к этой персоне пропал. Он был слишком скромным, слишком отрешенным от мира сего. Как белая ворона. Пережевав последний кусок и допив остатки чая, Пайнс встал и оставил на столе оплату вместе с чаевыми для милой официантки. Уходя он решил не обращать внимания на странный взгляд, которым его окинула, стоявшая у стола девушка с толстым пучком каштановых волос, закреплённых заколками со звёздочками. Улица встретила его очередным сильным порывом пыльного ветра и яркими лучами солнца, от которого шатену вновь пришлось сощуриться. Завернув на знакомую дорогу, ведущую к дому, Пайнс чуть ускорил шаг, чувствуя, как начинают жечься открытые участки кожи от долгого нахождения под солнцем. Утренняя прохлада постепенно сменялась теплом, а шумные до этого улицы вскоре смолки. Проходя мимо стоящего около его дома магазина, шатен повернулся и замер с лицом полным раздумий. После чего зашёл и вскоре вышел с пакетом полным газировки, кофе и наборами лапши быстрого приготовления. При этом не чувствуя ни капли сожаления или стыда по отношению к своему здоровью. Дойдя без препятствий до железной двери, ведущей на лестничную клетку, Пайнс поставил пакет на землю около себя и уже вводя пин-код почувствовал прожигающий его затылок взгляд. Развернувшись и встретившись со взглядом янтарных глаз, в которых плескалось удивление с примесью восхищения, Пайнс лишь хмыкнул и вновь вернулся к своему первоначальному занятию, набирая цифру за цифрой, изредка шипя, когда тугие кнопки заедали и приходилось начинать сначала. Когда он, закрывая за собой дверь, вскользь посмотрел на то место где недавно стоял обладатель янтарных глаз, там уже никого не было.***
Проснувшись на следующее утро с налитой, как свинцом, головой, Пайнс по-привычке зашёл на кухню и поставил чайник, выпив перед этим несколько таблеток обезболивающего. После отправился в ванную, где вновь посвятил себя самоуничижению и вышел в весьма испорченном настроении. Обычное утро. Такое же, как и вчера, неделю или год назад. Хотя насчёт последнего он не уверен. Не помнит. Заварив ароматный напиток и залив его наполовину жирными сливками, кое-как не испортившимися у него в холодильнике, как обычно, подошёл к балконной двери, чтобы увидеть приклеенный к её внешней стороне жёлтый кислотный стикер. «Ты веришь в любовь с первого взгляда?». В этот момент Пайнс был рад тому, что на фоне его и без того бледной кожи, изменения не будут заметны. Он живёт на седьмом этаже. Открыв дверь он сорвал приклеенный стикер с двери и, вновь перечитав его, усмехнулся как-то нервно. И не зная зачем приклеил это чудо к дверце холодильника. Магнитов всё равно не было.***
Если сначала в голове Пайнс пробегала мысль, что это всё чья-то шутка, то сейчас, когда эти треклятые стикеры стали неотъемлемой частью его жизни, он сжал эту мысль в ком и прямым попаданием закинул в мусорное ведро. Тем временем место на холодильнике стало заканчиваться, а тех самых бумажек в количестве не поубавилось. Пайнс уже как две недели исключил из своего распорядка дня наблюдение за восходом солнца и всё связанное с нахождением за пределами квартиры. Мысль о том, что этот некто, звавший себя в записках «посланником судьбы», знает где он живёт, и, возможно, следит за каждым его шагом, вводила в ужас и заставляла трястись в мелкой дрожи. Хотя последнее, возможно, от количества выпитого кофе. В тот момент, когда записки исчерпали себя, а на холодильнике осталось место разве что для муравья, Пайнс выдохнул всей грудью. Однако дни, полные спокойствия, прошли также быстро, как и наступили, ровно в тот момент, когда в дверь позвонил курьер и передал шатену в руки букет белых астр². На вопрос о том от кого букет, ничего не ответил, лишь неопределённо пожал плечами. А после на двери вновь появился стикер синего цвета. «Надеюсь у тебя нет аллергии на пыльцу, иначе я только испорчу впечатление о себе!» «Да куда сильнее?!» – нервно кричал у себя в голове Пайнс, приклеивая очередной стикер на единственное оставшееся на холодильнике место. Всю следующую неделю шатен получал подобные подарки из-за которых его квартира, и без того маленькая, стала походить на ботанический сад. Выкинуть пёстрые цветы рука не поднималась, а потому каждое утро, получая новый букет, его разъедало чувство разочарования в себе, в то время как он искал место для очередного букета. В принципе, с приходом в его жизнь озабоченного «фаната» сама она ничуть не изменилась. Он все ещё был затворником и просиживал свои дни дома на диване в окружении книг, ноутбука и моря цветов, одного взгляда на которых хватало, чтобы разболелась голова. Стикеры стали обыденностью, на некоторые из них он даже пару раз отвечал, получая в ответ ещё более эмоциональные признания, приправленные кучей кривых сердец. Пайнс такого отношения к себе не понимал и с течением времен так понять и не смог. Следующее утро он встретил с кружкой крепкого кофе и громкими звуками борьбы бродячих котов, наблюдать за которыми было весьма весело, вот только спустя пятнадцать минут ему пришлось вернуться в дом и выпить очередную дозу таблеток. Присев на мягкий стул в ожидании когда эффект от лекарств проявится, Пайнс тяжелым взглядом обвел квартиру в которой жил и с отвращением сузил глаза. Горы мусора рядом с букетами ярких цветов выглядели отвратительно (да и без них они также выглядели), а толстый слой пыли был заметен невооружённым глазом. Переодевшись из ночных шорт в тонкие дырявые штаны, с пятнами от жира у карманов, и завязав наспех торчащий на макушке хвостик, шатен, вооружившись моющими средствами, тряпкой и ведром с холодной водой, пошёл возвращать своему жилищу его первоначальный вид. Большая часть цветов, ещё более-менее свежих, оказалась на балконе, а уже подсохшие, пожухлые букеты отправились вместе с мусорными пакетами на свалку. Скатав все ковры, коих в доме оказалось не мало, и пообещав себе выкинуть их, включил робот-пылесос и, пока тот убирал мелкий мусор, смахнул с мебели пыль и протёр от неё же все поверхности. Несколько раз, когда едкая пыль забивалась в дыхательные пути, его пробивало на чихи, от которых самому становилось неловко. Покончив с пылью, он убрал в далёкий угол шкафа своего механического помощника и, вооружившись тряпкой и мыльной водой, начал своё путешествие на карачках, результатом которого стала больная поясница и ноющие с непривычки руки. Открыв окно, за которым уже виднелись наступающие сумерки, шатен поставил на место всю поднятую заранее мебель и, косо глянув на старые ковры, вынес их во двор, оставив около мусорных баков. Войдя в «обновлённую» квартиру, в которой всё ещё стоял запах моющих средств, а высохшие полы едва не блестели, Мейсон с удовольствием оглядел помещение и, от гордости за себя, сузил глаза. Заварив очередную кружку кофе, он провел оставшийся вечер за просмотром кино, а в полночь, когда глаза цвета каштана с алыми вкраплениями оставались открыты только благодаря силе воли и зевки шли друг за другом подряд, шатен, не переодеваясь, так и улёгся в гостиной на диване. Организм, не привыкший к таким нагрузкам, нуждался в хорошем отдыхе, который Пайнс с радостью ему предоставил как только бодрящий эффект от кофе прошёл. И даже потянувшийся от балконной двери холодный ветер не потревожил его сон. Проснувшись на следующий день укрытый тонким одеялом, Пайнс с удивлением покосился на приоткрытую балконную дверь и на лежащий подле него розовый стикер. «Ночи холодные, тебе стоит быть аккуратнее.». Нервно потянувшись было к кружке с остатками вчерашнего кофе, он обнаружил, что её на месте не оказалось. Он мог бы подумать, что занёс её обратно на кухню и забыл в полусонном состоянии, вот только круглый отпечаток и несколько капель на столешнице говорили об обратном. Подойдя к приоткрытому балкону, шатен, намереваясь закрыть его, заметил ещё один стикер, приклеенный к старой табуретке, затесавшейся между цветов, стоящей тут ещё от прошлых хозяев квартиры. «Удивлён, что ты их не выкинул! Вот только жаль, что нарциссы не сохранились³.. ». После этих слов шатен вспомнил завявшие цветы с опадающими лепестками и ему стало немного тоскливо. Вообще, в ситуациях когда неизвестный человек преследует тебя и пробирается по ночам к тебе в дом, стоит обратится к правоохранительным службам, вот только в их мире те были очень связаны с организациями по уничтожению всякой нечисти, а Пайнс, как бы не было грустно признавать этот факт, знал кем являлся. И в участке будет очень сложно скрыть его мертвенно-бледное лицо, острые клыки (которыми Пайнс часто случайно прокусывал губы) и глаза цвета тёмного шоколада с алыми пятнами, не человеческие. Да даже если выйдет, то приборы, проверяющие при входе каждого, сразу подадут тревогу. Однако, как бы странно это не было, Пайнс как такового чувства опасности или тревоги не ощущал по отношению к неизвестному сталкеру, ведь вряд-ли это кто-то из ОПУН⁴. Кодекс все дела. А с представителем своей масти он как-нибудь справится, к тому же он уже умер однажды. Страх смерти давно его покинул, ещё со времен петли на шее. Лишь навязчивое чувство раздражения прилипло, стоило ему открыть дверцу шкафчика и на месте полюбившейся банки с кофе увидеть очередной кислотный стикер «Ты пьёшь слишком много кофе, поэтому я его конфискую! Лучше выпей стакан молока! Ха!» – Вашу ж мать! Мало того, что он по ночам ко мне лазит, так ещё и святое забрал, ублюдок! Из ушей его едва не шёл пар. С силой захлопнув деревянную дверцу, шатен вышел из помещения, однако после, шумно топая ногами, вернулся. Молоко он всё же выпил.***
За месяц подобные случаи повторялись дважды. Когда Пайнс, уставший за день, забыл закрыть на кухне окно, в итоге, проснувшись на следующий день обнаружил себя не на мягком диване, а лежащим на кровати, укрытый толстым пледом. И второй раз, когда Мейсон, страдая от непрекращающейся головной боли, проснулся в ночи от шороха на кухне. Войдя в которую успел заметить только мелькнувшую тень с ярким блеском в глазах, после чего та выскользнула в открытое окно и скрылась в ночи. Только звук выпускающихся тросов разрезал тишину. «Наша первая встреча не должна была быть такой! Сосна, ты всё испортил!» Удивившись новой, непонятно откуда взявшейся, кличке, Пайнс повесил стикер поверх остальных и зажёг конфорку, поставив поверх неё чайник. Да, он использует средства гигиены с запахом хвои и, да, его квартира полностью пропахла освежителем с хвойным ароматом, но всё же. Это ничего не значит! Когда закипевший чайник напомнил о себе громким свистом, Пайнс по-привычке потянулся к шкафчику, вот только кофе там всё ещё не было. Как и денег в кармане. Прокляв воздыхателя в голове, Мейсон со скорбным выражением лица закрыл дверцу и выключил всё ещё визжащий чайник, после чего, так ничего и не сделав, вышел. Погода на удивление выдалась довольно тёплой и ясной. Был обед, а потому людей, медленно прогуливающихся по улицам, было довольно мало. Солнце находилось в зените и спрятаться от его лучей было практически невозможно, и вскоре, от долгого нахождения под его лучами, шатен почувствовал как припекает кожа. Быстро забежав в ближайший магазин и пройдясь по нему с видом, будто он что-то активно ищет, Пайнс таким образом переждал какое-то время и вновь вышел во двор, направившись к своей первоначальной цели. Кофе, который он любил, продавался только в одном магазине, и до него, от его дома, минут тридцать пешком, что для шатена было непосильной задачей. Он не мог находиться под солнечными лучами более пяти минут без перерыва, после его кожа начинала покрываться кровавыми волдырями, а в некоторых местах и вовсе сползала. Но что не сделаешь ради любимого напитка? А потому Пайнс, кочуя из одного магазина в другой, добирался до назначенного места в два раза дольше положенного. И, хоть периодически он скрывался под крышей каких-либо заведений, под конец пути его кожа полностью покраснела и зудела. Купив желанный напиток и прихватив заодно мазь от ожогов, шатен наконец выбрался из супермаркета, направляясь домой. На половине пути его и без того быстрый шаг, почти перешёл на бег, отчего содержимое чёрного пакета сильно трясло и изредка било жестяной банкой Пайнса по ноге. Чуть ближе к дому ему стало совсем дурно. Конечности нещадно жгло, а на грудную клетку будто кирпич положили. Каждый шаг казался героическим подвигом. Когда в глазах постепенно стало темнеть его окликнули. – Эй! Не отключайся! – поверх его панамы накинули серое пальто, после чего стоящий перед ним человек стал бить его по щекам. – Не отключайся я тебе говорю! Шатен едва мог услышать его. В ушах звенело, а в глазах играли пятна. Подняв на говорившего взгляд, полный боли и паники, он представлял собой жалкое зрелище. Некогда бледные щёки сейчас покраснели и покрылись трещинками. – Давай, обопрись на меня, – человек снял перчатки и аккуратно одел те на голые ладони юноши, потрескавшиеся, с проявляющимися волдырями. – Главное не отключайся! Смотри на меня! – его щёки аккуратно обхватили и повернули лицо так, чтобы каштановые глаза смотрели прямо в янтарные. – Глупое полено! Если знаешь, что будет плохо, так зачем выходишь на улицу! Его аккуратно приподняли на руки и вновь укрыли пальто. Остального Пайнс не запомнил, а очнулся уже в своей квартире, укрытый тёплым пледом и с обработанными ожогами. Вопросы на подобии кто, как и почему его сейчас мало волновали. Всё тело ломило, а конечности, обработанные мазью, неприятно пощипывало. Шатен удобно улёгся на перинах, завернувшись в одеяло, и закрыл глаза. На том, откуда тот человек знает где он живёт и почему назвал его «поленом», он решил не зацикливаться.***
– Пожалуйста, распишитесь, – сонным голосом пробурчал курьер, привезший посылку в восемь утра. «Сегодня на задании попалось удивительное существо! Невероятно быстрое! Пришлось потратить на его поимку дополнительные приспособления, но это ерунда. Когда нёс его в штаб заметил между ним и тобой сходство! Его глаза почти полностью идентичны твоим! Хотя твои, конечно, в сотни раз прелестей, только не ревнуй» – Пайнс хмыкнул. Ревновать он к счастью и не собирался. – «Смотрю на них и тебя вспоминаю. Есть ли у тебя то, что напоминает обо мне? Но всё же. Надеюсь ты их оценишь! Твой навеки Б.С.» – О тебе сложно забыть.., – сказал Пайнс и обвел взглядом скрытый под толщей бумаги холодильник и стоящие на подоконнике цветы. Вчерашние. Опустив глаза на содержимое посылки, Пайнс слегка вздрогнул. Оттуда на него, из-за стеклянной толщи, смотрели два глаза шоколадного цвета. Закрыв крышкой увиденное, Пайнс пустым взглядом уставился в стену. И что вы прикажете ему делать с этим подарком?!! Спрятав коробку под кровать, Пайнс нервно пытался сделать вид, будто её никогда и не существовало и старался не слишком часто упираться взглядом в каркас кровати. Решив, что кружка кофе всегда была хорошим решением любых его проблем, шатен направился на кухню, вот только и там его встретила проблема. А именно отсутствие чайника. Тот сломался ещё неделю назад, но окончательно отправился на небеса только вчера. А так как последние деньги Пайнс отдал за желанный напиток, теперь приходилось кипятить воду в маленькой кастрюльке, невесть откуда взявшейся у него в квартире. Ожидая, когда вода наконец подаст признаки кипения, шатен засел в телефоне, в поисках какого-либо заработка на дому и, желательно, не замудрённого. Не то чтобы он был глупым, скорее наоборот, о чём явно говорили стоящие на полке в гостиной награды и грамоты. Вот только после определенного момента в его жизни в его памяти произошёл небольшой провал, из-за чего всё, что он помнил о своей прежней жизни сократилось до самого главного. Кто он, как расплачиваться, общаться (эти навыки он не использует), пользоваться техникой, что делать, чтобы считаться порядочным гражданином и тому подобное. Ни о семье, если она у него имелась, ни о бывших заслугах в учёбе, ни о возможных друзьях воспоминаний не осталось. Это удручало. Тем временем вода в кастрюльке закипела, а телефон слабо оповестил о скором выключении, тем самым возвращая парня из мыслей в реальность. Заварив желанный напиток, юноша посвятил весь оставшийся день ничего неделанию и по его истечению не чувствовал ни капли усталости. Балкон встретил его ожидаемой ночной прохладой и слабым ветром. Где-то в далеке лаяли собаки и сигналили автомобили, вновь застрявшие в очередной пробке. Потихоньку зажигались старые фонари и город открывал второе дыхание. Наполнялся красками, смехом и музыкой. Лавки и магазины зажигали витрины, которые после светились тёплыми цветами. Город просыпался везде, но не здесь. Район в котором жил Пайнс считался маленьким спальным. Здесь всегда было тихо и мирно, по-сравнению с центром этого же города. Но шатена всё устраивало. Присев на холодный пол среди цветов, ряды которых значительно поредели, Пайнс полной грудью вздохнул их сладкий аромат и уставился на тёмное пасмурное небо. Тёмные тучи быстро пересекали небосвод, готовые в любой миг пролить на земли холодные дожди. За ними изредка можно было заметить сверкающие точки-звёзд, в следующую секунду скрывающиеся за толщью нависших туч. Ближе к полуночи, когда первые капли всё же пали на землю, с каждым разом ускоряя свой ход, а шум города стих, Пайнса сморило. Он клевал носом сидя по уши в цветах, а нос слегка щекотало от количества попавшей внутрь пыльцы. В тот миг, когда он уже почти отдал себя в руки Морфея, его отвлек свист, после которого в край его балкона уцепились металлические крюки. Спустя мгновенье на бетонный край ступила нога, а после тёмная фигура тихо опустилась на пол. Сам шатен, всё это время сидящий на полу в цветах и остававшийся незамеченным, произнёс удивлённое «О!» и поднял на пришедшего взгляд. Тот, явно озадаченный, вздрогнул, после чего, заметив как на него бросился вставший шатен, вновь выпустил тросы. Пайнс только успел ухватиться за металлический трос, как тот, унося своего носителя, полоснул по руке, разрывая кожу прямо до кости. Громкий писк вырвался из горла, после чего шатен кое-как сумел подавить все последующие порывы закричать от боли, чего не скажешь о слезах, текущих по его лицу в три ручья. Согнувшись, он упёрся лбом в холодный пол, прижимая раненую ладонь к груди, тихо завывая от боли. Рана заживала медленно. Это нормально. И какие бы байки о быстрой регенерации у нечисти не ходили, всё было с точностью до наоборот. Все процессы в организме (большая их часть) замедлялись. А потому, даже небольшой порез, у человека заживший за один-два дня, затягивался у него неделю. Что тут говорить о разодранной в клочья ладони с виднеющейся, розовой от крови, костью. Обработанная и кое-как обмотанная бинтом в три слоя, она едва ли функционировала, ни согнуть, ни поднять, и в связи с этой проблемой Пайнсу приходилось уживаться с левой, ни капли не развитой, рукой. Первые дни стали для него адом. Попытка вскипятить воду не увенчалась успехом, и в результате чего на ноге Мейсона появился новый ожог размером с кулак. Чистка зубов больше походила на игры младенца, впервые взявшего в руки щётку. Одеться вышло лишь на половину. Майка отказывалась скрывать чужой торс, и попытки натянуть её на грудь одной рукой оказались тщетны. Однако после, смирившись со своей участью, он стал привыкать. И вот сейчас, сидя на мягком диване и наблюдая за происходящим на экране телевизора, он медленно попивал ароматный кофе, изредка поглядывая на балконную дверь, за которой начинали сгущаться сумерки. Встреч с тайным воздыхателем он давно перестал искать, испытав на себе всю тяжесть последствий. Ноющая боль каждый день напоминала о том вечере и желание вновь подловить того отпадало, умирая ещё в зародыше. После того случая он стал получать ещё больше цветов, среди которых довольно часто мелькали белые маки [5]. В пришедших, после того казуса, посылках, чаще всего лежали медикаменты. Довольно дорогие, по крайней мере, когда он спрашивал о них в аптеке ему именно так и ответила фармацевт. Также записки полностью забитые извинениями, но обязательно заканчивающиеся на словах о том, что он, глупое бревно, всё время портит его планы. И что не бережёт своё здоровье, засиживаясь до полуночи на холодном балконе. Это было забавно. Однажды ему пришла маленькая коробочка, размером с ладонь, в которой лежала всего одна розовая микстурка, скрытая под толщей пузырчатой плёнки. После её использования воспаление прошло и через день он смог легонько сжать ладонь, без болезненных ощущений. Все обиды к неизвестному, меж тем, канули в бытие. «Как думаешь, как отреагирует штаб, когда я скажу им, что собираюсь взять в жёны очаровательного вампира?». Это было первое, что он увидел проснувшись. – Не знаю как штаб, а я не в восторге.., – прокручивая в руках зелёный стикер, пробурчал Пайнс. Он не знал в какой момент перестал содрогаться в ужасе от мысли, что его воздыхателем являлся никто иной как представитель ОПУН⁴. Возможно это произошло в тот период, когда неизвестный стал рассказывать ему о своей жизни или, когда язвительно отзывался о том же штабе и о своей работе, в подробностях описывая каждую их вылазку. Букеты, стоявшие на балконе, постепенно сменяли друг друга и каждый раз, когда приходило время выбрасывать засохшие цветы, Пайнс чувствовал необъяснимую тоску. Пионы, магнолии, лилии [6]: подобные растения заполнили всё балконное пространство от края до края. Хватало на миг открытого окна, чтобы вся квартира заполнилась сладкими ароматами. Ночь встретила шатена молчанием, изредка прерываемым лаем собак и гулом машин. Ночное небо было чистым и звёзды были, как на ладони. Вчера у подъезда вывесили объявление о том, что подкосилась электрика в их районе. А потому какое-то время в квартирах и улицах будет мрак. Когда время перевалило за полночь, а знакомый свист прервал тишину, Пайнс лишь заинтересованно поднял голову. Человек, стоящий перед ним в полной экипировке, также неотрывно смотрел на него. Не убегал, как в прошлый раз, а изучал взглядом. После, послышался звенящий звук удара металл о металл, и мужчина перед ним опустился на корточки, оказавшись к шатену нос к носу. – Ну вот мы и встретились, Сосна. Думаю, если я сбегу и в этот раз, то никогда себе этого не прощу, – говоривший как-то грустно хмыкнул и склонил голову, после чего тонкая рука потянулась к вихрящимся кудрям юноши. Сам Мейсон сидел неподвижно, даже когда холодная рука дотронулась до его макушки и слегка потрепала волосы на той; когда потянулась к его правой руке, всё ещё перебинтованной, и нежно погладила место ранения. Сидел и подмечал про себя каждую деталь в сидящем перед ним человеке. Чувство страха, сколько бы он не ждал, не пришло. Но это не удивительно. Сложно бояться человека, когда тот выложил почти всю информацию о себе, как на блюдечке, и сейчас показательно убрал оружие подальше. Лишь удивление и заинтересованность, что до этого момента теплились в желудке. «Очнулся» он лишь тогда, когда почувствовал слабое прикосновение губ к голым участкам кожи, не скрытых бинтами. К кончиками пальцев, к запястью, бинты тоже были затронуты, но касаний к ним он совершенно не чувствовал. – Прости за это, – ещё один поцелуй и его ладонь прижата к чужой щеке, в то время как её хозяин беззастенчиво трётся ею о жёсткий бинт. Пайнс на это лишь хмыкнул. Обиды тоже не было. Он в какой-то степени тоже виноват в том случае. Кто в здравом уме схватится за металлические тросы, что сейчас собираются утянуть своего обладателя на огромной скорости? – И как мне тебя называть? Человек перед ним просиял и весело ответил. – Желательно «любимым», но для начала Биллом! Пайнс от такой прыти прыснул в кулак и слегка отдёрнул ладонь, всё это время покоящуюся в руках, как теперь оказалось, Билла. Тот же спокойно выпустил её, тихо наблюдая за хихикающим шатеном. После он слегка склонился вперёд и обхватил бледные щёки руками, соприкасаясь с юношей лбами. – Ты так и не ответил мне на ту посылку, – тихо пробурчал Билл, смотря янтарными глазами в самую душу. – На какую из? – произнося это Пайнс почувствовал как придавил стоящий рядом цветок, но, попытавшись слегка отодвинуть от растение, повалился на пол, потянув за собой блондина. Того эта ситуация будто совершенно не смутила и он, с тем же выражением лица, продолжил. – Цитирую, «Выйдешь за меня?». Пайнс снова хихикнул, в этот раз более уверенно отодвигая от себя стеклянную вазу. – Ты чокнутый, ты знаешь это? – он чуть склонил голову к плечу. – Я буквально вижу тебя впервые, как я могу выйти за тебя? Мне казалось, что ты взрослый человек и понимаешь это. «Хотя, судя по его поведению последние несколько месяцев, даже ребёнок ведёт себя более разумно» – пронеслось в голове у шатена. – Сложно оставаться вменяемым, когда влюблён, – он чуть понизил голос, а в глазах его блеснуло, что-то пугающее, но вскоре вновь исчезло. После нескольких мгновений тот опустился на руках ниже и опустил голову на грудь шатена, в которой почти не слышался стук сердца. – Но если я люблю тебя. Разве этого недостаточно? – Естественно нет. Для этого я тоже должен тебя любить. Ты ведь и сам это понимаешь.. Мужчина поднял на того взгляд янтарных глаз и отвёл лишь для того, чтобы, обведя весь балкон взглядом, достать из ближней вазы белую розу [7] и протянуть её Пайнсу. – Тогда я заставлю тебя полюбить меня. Шатен слегка усмехнулся, принимая из чужой руки цветок. – Время покажет.