Мир, укутанный одеялом

Хината с трудом разлепляет глаза и сонно смаргивает, почти на автомате протягивая вперёд руку. Он надеется нащупать там Комаэду, обнять его и снова вернуться ко сну. Но рука всё тянется и тянется, а желаемой цели всё нет и нет. Хаджимэ потирает глаза, зевает и наконец начинает приходить в себя, осознавая положение дел. В кровати он остался совсем один. Сонливость тут же как рукой снимает, и Хаджимэ в панике вскакивает на ноги, осматривая погруженную в мрак спальню. «Не мог же он уйти, — судорожно размышляет парень, заламывая руки. Электронные часы на полке неумолимо показывают 2:34. Куда он мог уйти в такое время? Зачем? — Не мог же…» Его взгляд останавливается на приоткрытой двери балкона, и сердце сразу неприятно сжимается. — Комаэда? — шепчет Хаджимэ, подходя ближе. Ответа нет. Хината судорожно сглатывает, борясь с нарастающей внутри паникой. Конечно, их квартира находилась на четвёртом этаже — не так уж и высоко, но… Тело у Комаэды хрупкое, и любое, даже небольшое, падение могло закончиться для него плачевно. Но он не стал бы? Не стал бы, правда? Пальцы Хаджимэ обхватывают штору, и он делает несколько глубоких вдохов перед тем, как её отдёрнуть. Потому что не знает, что ему делать, если на балконе будет пусто. Коленки предательски дрожат, и кровь в ушах шумит так громко, что кажется, ещё чуть-чуть, и Хината оглохнет. Но парень рвано выдыхает и, скрепя сердце, отодвигает плотную ткань в сторону, готовясь к самому худшему. Он чуть не падает на пол. От облегчения и радости. Комаэда стоит к нему спиной, всё так же одетый в явно большую футболку, давным-давно ловко подтянутую у Хинаты, и, сложив руки на подоконнике, смотрит в окно. Хината чуть не стонет от облегчения, делая шаг назад и закрывая глаза. Прижав руку к груди, он благодарит всех богов, что есть на этом свете, а затем подхватывает одеяло, оставленное на стуле накануне вечером, и выходит на балкон, тут же ёжась от холода. — Нагито! Комаэда не вздрагивает и даже не оборачивается — его взгляд всё так же прикован к тому, что происходит снаружи. Хаджимэ усмехается себе под нос и подходит ближе, накидывая ему на плечи одеяло. — Давно ты тут? Комаэда неопределённо пожимает плечами и наконец поворачивает голову, пересекаясь с ним взглядом. — Не знаю, — честно отвечает он, и уголки его губ дёргаются, словно он сдерживает улыбку. Хината вздыхает и накрывает своей ладонью его руки. Как и ожидалось, они не просто холодные. Они ледяные. — Так и знал. — Хината качает головой, оглаживая большим пальцем тыльную сторону ладони Комаэды, и тот буквально мурчит от удовольствия. — На что хоть смотришь? Вместо ответа Комаэда вновь отворачивается, и Хината, проследив за его взглядом, замирает. Маленькие белые снежинки медленно пролетают мимо их окна и ложатся на землю, покрывая их тонким слоем снега. Кое-где уже даже намечаются особо плотные слои, которые через несколько часов превратятся в сугробы. То, что происходит за окном, больше похоже на сценку, взятую из сказки, и парень даже начинает понимать, что вытащило Нагито из кровати посреди ночи. Но, честно говоря, Хината очарован далеко не этим. И совсем не потому, что он не ценитель. Нет, он не спорит, красиво, конечно, но… Его взгляд всё равно притягивает Комаэда, стоящий рядом и кутающийся в принесённое им одеяло. Растрёпанные после сна волосы, полураскрытые губы, глаза, — и Хаджимэ почти готов поклясться в этом, — в которых светится что-то, похожее на надежду и искреннюю, почти детскую радость. Парень и сам не замечает, как придвигается ближе и утыкается носом ему в щёку, с трудом сдерживая улыбку. — Хаджимэ? — Комаэда бросает на него косой взгляд и вдруг вздрагивает, словно что-то осознав. Приподняв руку, он накидывает на плечи Хаджимэ одеяло и прижимается к нему, обвивая одной рукой его талию. — Да я так, — усмехается Хината, запечатляя на его щеке лёгкий поцелуй. Нагито прикрывает глаза, и даже в полумраке балкона Хаджимэ довольно подмечает, что на бледном лице проступает густой румянец. Даже спустя почти год их отношений Комаэда не мог привыкнуть к проявлениям подобной нежности. А Хината просто не мог отказать себе в удовольствии — уже больно забавно краснели кончики его ушей. — Не хочешь понаблюдать из кухни? Комаэда коротко кивает, прикрывая лицо, и Хината, ласково усмехнувшись, берёт его за руку, переплетая их пальцы. Уже негнущиеся от холода, ледяные, и Нагито тоже прекрасно это понимает — пытается вывернуться из цепкой хватки. — Всё в порядке, Хаджимэ. — Он как-то виновато улыбается. — Не нужно… — Нужно. — Хаджимэ смотрит упрямо, поджав губы, и сильнее сжимает его руку. — Пойдём, я сделаю тебе чай. Комаэда странный во многих местах, хрупкий — не готовый к жизни в реальности. Но оттого о нём хочется заботиться. Они идут плечом к плечу, и Хаджимэ не может перестать на него поглядывать. Иногда кажется, что весь мир — вся жизнь начинается и заканчивается на Нагито. И это чувство... восхитительно. Он тепло улыбается, прокручивая в голове эту мысль снова и снова. Хината никогда не был большим фанатом красивых метафор — не понимал и считал их максимально глупыми. Даже позволял себе смеяться над теми, кто всерьёз выступал в их защиту. А что теперь? Теперь он смотрит на Комаэду влюблёнными глазами, на губах у него застыла совершенно глупая улыбка, а в голове вертится мысль, что в Нагито заключается весь его мир. Его мир, укутанный тёплым одеялом.