Do it for her

      Медная проволока волос, и два искусственных изумруда в раскосой оправе глаз на загорелом, красивом лице с едва заметными веснушками. Маленькие ладошки, с коротенькими, но ловкими пальцами, с одинаковой умелостью управлявшимися и с вязанием и с нарезкой даже самых капризных ингредиентов – и особенно ярко помнится скромно выглядящее, но явно дорогое колечко на безымянном.       Помолвочное.       Покатые плечи и высокая грудь, длинные ноги и острые коленки, чулки и форменная юбка – но еще лучше летнее зеленое платье с желтыми цветами, в котором ее видеть могли только жители зловонного Коукворта.       Легкий запах ее духов, слегка приторных, не совсем подходящих, но очень нравящихся ей, потому что «тут так холодно и грустно почти девять из десяти учебных месяцев! Они хоть немножко развеивают эту гнетущую атмосферу», и еще легкий, едва уловимый запах того самого порошка, которым ее мама всегда стирала одежду, и который, кажется, въелся ей под кожу (а быть может домовики расстарались и добыли именного его специально для ее одежды).       Это такие детали, которые о своих любимых забывают даже самые верные возлюбленные и самые безнадежно влюбленные.       Похоже, она немного более, чем просто безнадежна.       В ее жизни было столько вещей: эксперименты, сражения, настоящая война, шпионство и тысяча и один раз, когда она была чуть менее, чем на волоске от смерти (и в который раз, по непонятной для самой себя причине, выживала), и такие мелочи, как дурацкий запах ее платья, в которое она утыкалась в бессильных рыданиях давно должен был выветриться из памяти.       Как окклюмент и легилимент, она прекрасно знает, что в ее памяти не место таким бесполезным вещам.       Но они все еще там.       Она давно приняла реальность: то, что эта невыносимая, полная счастья и света девушка не принадлежала ей (да и никогда не могла бы, если на то пошло), то, что ее получил тот, кого она лично ненавидела всю свою учебу – потому что таким яростным гриффиндоркам подходят только не менее отчаянные и героичные гриффиндорцы, и уж никак не желчные слизеринки.       Поттер выиграл и забрал по итогу ее сердце себе.       Знал ли он, что больше всего на свете Эванс любила самые дешевые конфеты из единственного во всем Коукворте магазина сладостей, потому что даже их вполне обеспеченная семья могла позволить себе лишь их?       Ха, он ведь даже ни разу не воровал их для нее.       Ей стоит оставить размышления о такой чуши на потом – совершенно нет времени. Ее ждут зелья, очередные бесконечно ненавистные и противные ее душе исследователя занятия с безмозглыми и совершенно не разумеющими сути учениками, и, конечно, задания целых двух хозяев.       Дел невпроворот, а она опять за старое.       Эванс давно уже нет.       А у нее нет возможности в Хеллоуин отправиться на ее могилу, потому что в этой проклятой школе всегда что-нибудь да происходит час к часу именно в этот день.

***

      - Северус… прошу тебя…       - Авада Кедавра!       Она прекрасно знала, что Гарри был здесь – этот старый паук, Дамблдор, как всегда продумал каждую мелочь; кто еще больше докажет лояльность Снейп Воландеморту, как не пылающий праведным гневом и ненавистью Поттер? Альбус сам подал ей решение проблемы с объяснениями.       Темный Лорд будет так восхищен от одной мысли о том, что Поттер видел своими глазами смерть своего мудрейшего наставника, что тут же забудет, кому и на каких условиях было поручено это задание. Беллатрикс смолчит, связанная тайной Обета между Снейп и ее сестрой Нарциссой, а больше никто о задании Драко толком ничего и не знал.       И все же, как бы глупо это ни было, ей бы не хотелось, чтобы Гарри видел это.       Зеленые глаза, горящие ненавистью, скрывайся даже за двумя десятками типично-поттеровских очков, все еще заставляли ее корчиться в агонии. Мальчишка, неловкий, то и дело оступающийся, но все еще пытающийся ее догнать (и попадающий под перекрестный огонь отбивающихся при отступлении Пожирателей!) … маленький самонадеянный кретин!       Совсем как его отец.       И точь-в-точь как его мать.       - Остол…       - Опять отбито и будет отбиваться снова и снова, пока ты не научишься держать рот и разум на замке, Поттер!       Она не может говорить с ним напрямую, не может быть рядом и советовать – и дальнейший его путь даже для нее остается загадкой, поэтому, ей остаются только советы. Советы, которые он не слышит, слишком разъяренный, слишком взвинченный и слишком эмоциональный.       Он будет жалеть об этом, как после жалела о своих поступках она.       Но исправить они ничего не успеют.       Снейп знает это с кристальной ясностью.       Она говорит о его отце, в который раз, но перед глазами – снова и снова – только Эванс, еще более страшная в гневе, чем жалкий папаша-Поттер. Гарри хмурится и снова хватается за палочку.       Нужно уходить, пока не поздно.       А то потеряет и его.

***

      - Профессор Снейп, - Гермиона тихо плачет, крепко сжимая рану, смотря, как в проходе исчезают Гарри и Рон, унося вместе с собой воспоминания. – Сейчас-сейчас... Рон приведет медиков, мы вас спасем.       Она усмехается уголком губы, все еще немало удивленная тем, что жива до сих пор. Похоже, удача не спешит ее оставлять. Откинуть ладошку дрожащей всей телом Грейнджер оказывается на удивление легко, но та с присущей только гриффиндорцам упертостью снова прижимает ладони к ране, пытаясь остановить кровь.       - Зачем вы все это делаете? Вам совсем необязательно умирать! – в отчаянии кричит девочка, тряся головой, и у Снейп даже хватает сил едва слышно хмыкнуть.       Еще хватает сил на последнюю магию: вытолкнуть наглую заучку из Визжащей Хижины через окно, и невербально наколдовать Адское Пламя.       У нее больше не осталось дел.                            - Я делаю это для нее.       Поттер выиграл, и она выбрала его.       Она любила его.       И умерла рядом с ним.              А Северус положила свою жизнь, чтобы сделать то, на что проклятый Поттер оказался неспособен - спасти ее сына.