-p-e-a-c-h-m-e-u-o-
Агата в который раз пробежалась взглядом по комнате, замечая, что она довольно уютная. Сон как ветром сдуло, когда её голова коснулась мягкой подушки, зато вместо него накрыла волна осознания и смущения. Буквально пятнадцать минут назад она официально стала девушкой Александра; она официально имеет все права на его кровать; она официально имеет право целовать его, когда ей вздумается; она сама лично призналась ему в том, что хочет быть его девочкой. Выпалила это настолько самоуверенно и бесстрашно, как будто отказаться Александр просто не имел права. Ох, если бы он отказался, а еще хуже, рассмеялся ей в лицо (наш профессор язвительных наук) — Агата добровольно пошла бы к тому самому обрыву, привязала к щиколотке камень, что побольше, и ушла бы по-английски прямиком ко дну. Видимо, адреналин, злость и усталость — всё смешалось в один адский коктейль, отключая разум и подталкивая на такие решительные речи и безумные планы! Она ведь завтра собирается добровольно подлить яду в безобидный зеленый чай своим знакомым. «— Доброго всем утра, вы сейчас умрете, если не выложите мне всё, что у вас на уме» — Агата истерично хохотнула, цепляясь за белое одеяло, как за единственный ориентир в этом мире. Нормальном мире. Еще немного — и её точно отправят в местную психиатрическую лечебницу. Это будут её же друзья и… парень. Господи, как же ей непривычно думать об объекте своего воздыхания (пора бы признаться себе, что таковым он раннее и являлся), как о… собственном парне. «Агата, прекрати вести себя, как идиотка! Да, он твой п-а-р-е-н-ь. Твой второй в жизни молодой человек. Не веди себя, как смущенная старшеклассница. Тебе двадцать два года», — мысленно отчитала, на всякий случай ущипнув себя за бок, чтобы убедиться, что всё это происходит на самом деле. Ничего не изменилось… Та же комната, тот же серый потолок, тот же приятный аромат от громоздкой футболки, которую мужчина любезно предложил вместо её пижамы, что осталась в другой комнате. За ней ведь так лень было ползти, так хотелось спать! А что сейчас?! Глаза не могут закрыться, а в голове полная неразбериха. Горло пересохло, но встать — не вариант. Конечности онемели и отказывались выполнять свои функции из-за неловкости, растущей в геометрической прогрессии. Была, конечно, идейка — разбудить Александра, но делать она этого, естественно, не собирается. Ага, чтобы потом полночи выслушивать его язвительные тирады насчет того, что она ничего без него не может? Увольте. Крепко зажмурилась, чтобы попробовать еще раз ущипнуть себя, но запястье беспардонно было схвачено теплой ладонью и утянуто куда-то в сторону. От неожиданности Агата громко пискнула, врезаясь в грудь мужчины. Теперь ей стало неловко в два раза больше, только еще умножить на десять. Она разбудила его (как умудрилась только?!); она удачно вписалась в его объятия; и ей определенно сейчас не избежать разговора, потому что бежать, мягко говоря, было некуда! — Ваше величество, соизвольте объяснить, почему вы еще не спите без задних ног. Агата что-то неразборчиво, но точно недовольно пробурчала в ответ, зарываясь носиком в свои же волосы. Есть маленькая вероятность того, что он поверит, будто она уснула. — Ты ведь сама еле на ногах стояла, мне даже пришлось твою тушку до кровати тащить. — Тушку, значит?! — она легко выбралась из капкана его крепких рук, которые, по всей видимости, не особо старались её удержать. Мужчины — дураки. Правильно говорила бабушка Бриггита. И руны её! Трудный, до изнеможения трудный! Агата уперлась локтями в его грудь и уставилась в насмешливые глазенки, готовая превратить Александра в кучку пепла. Он же в свою очередь лишь закусил губу, не отводя взгляда и ожидая её дальнейших действий. «Хорош, чертяга», — совершенно случайно пронеслась в её мыслях такая глупая фразочка! Очень жаль, что испепелить этого дьявола во плоти не получится, ведь его привычное место обитания — это огонь. Ну, хоть ущипнуть его ей ничего не помешает. — Ауч, — Агата улыбнулась, наблюдая за его скривившимся выражением лица. Он точно не ожидал такой свирепой мести от Ее Величества. А вот нечего пятнать ее чистое имя, почем зря! — Ты жестока. Я же не бросил тебя посреди дороги, а как порядочный мужчина донес до кровати в целости и сохранности. — Ага, до своей кровати, — она раздраженно выдохнула и еще раз огляделась по сторонам, — прекрати, ничего здесь не изменилось, — задержавшись на какой-то незамысловатой картине на которой был изображен лес, купающийся в лучах солнца. Чем-то напоминает тот самый лесок возле обрыва. Агата раздраженно нахмурилась и прищурилась, заставляя свои извилины еще чутка поработать (хотя, стоило бы оставить их в покое и даровать спокойный продолжительный сон, но… не в этой жизни, по всей видимости). Её глаза мигом округлились, а на лице расцвела слегка грустноватая улыбка. Это и правда лесок возле обрыва, а внизу маленькая, едва заметная, подпись. — Ты там бабайку увидела что ли? — не выдержал такой напряженной тишины и усмехнулся, привлекая к себе внимание. Наблюдать за быстро сменяющимися эмоциями на её лице довольно забавно и интересно, но узнать из-за чего — еще интереснее. — Эй, — Агата продолжала игнорировать его, параллельно глупо и с нескрываемым любопытством пялясь куда-то на стенку. Что могло её привлечь в однотонной стене — Александр абсолютно точно не понимал. Он проследил за её взглядом и наткнулся на картину, которую начеркал еще в лет тринадцать, и которую следовало уже выкинуть куда-нибудь, как он, в общем-то, и сделал, но его вездесущая мать, видимо, пока он носился по Лондону, то от Рэйчел, то от Чарльза, решила вернуть её на место. Этого еще не хватало. — Закрой глаза и отвернись. Тебе точно не стоит видеть того, что я собираюсь с ней сделать, — выпалил всё на одном дыхании и был вне себя от ярости. Ничто в этом мире не могло вывести его из себя настолько сильно, как любые упоминания о детстве. Забыть. Выкинуть. Высечь. Вычеркнуть. Сделать всё, чтобы никогда не вспоминать об этом ужасном промежутке времени, которое, словно лезвие ножа, глубоко врезалось в гулко бьющееся сердце, открывая только сросшиеся раны и замедляя его ритм. Главное сейчас — увести разговор в другое русло, и не дать маленькой мисс Харрис докопаться до сути его искалеченной души. Когда-нибудь он точно расскажет, почему недолюбливает мать; почему скрывается за маской глупого сарказма; почему ему так не хочется вспоминать его «лучшие годы» (кто так говорит о своем детстве — огромный везунчик). Но точно не сейчас. — Это нарисовал ты? — откровенное восхищение в её голосе и блестящие глаза вызвали у Александра горькую усмешку. Если она сейчас посмотрит на него сочувственно и скажет «мне жаль», то он выставит её за дверь. Ладно, не выставит, но сделает все, чтоб отвлечь этот любопытный носик от глупого разговора. Ему и так за четырнадцать лет хватило жалостливых взглядов людей. Особенно от матери. Агата приняла сидячее положение и вытянула руку, едва касаясь холста тонкими пальчиками. Она медленно обвела контур самого большого дерева и очертила каждую веточку, каждый листик, закусив нижнюю губу. Никогда не умела рисовать, хоть тётушка и отдавала юную леди в художественную школу. Но краски не слушались, все время смешиваясь в одну серую массу, линии выходили кривыми, а кисточка выпадала из рук. В итоге занятия рисованием были забыты, как страшный сон, а в руках вместо кисти появилась скрипка. — Нет, — задержав дыхание, Александр глянул на девушку, которая недоверчиво и осуждающе смотрела на него. Агата вопросительно выгнула бровь и ткнула пальцем на подпись, мол «а как ты это объяснишь?». А он должен? Не очень хотелось. — И что? — внешне безразлично и совершенно спокойно кинул тот, обрывая их зрительный контакт. Александр слегка хмыкнул и откинулся обратно на подушку, показывая всем видом, что этот разговор продолжать он не намерен. — И то, — эта до невозможности упертая девочка точно никогда от него не отстанет. По крайней мере сейчас, у Агаты точно не было желания капитулировать и отставать от молодого человека, поэтому она нависла прямо перед ним, щекоча своими спутанными прядками его щеки. — Не притворяйся, будто это, — она резко вскинула голову вверх, проехавшись своими волосами по его лицу, из-за чего Александр недовольно нахмурился и попытался их убрать. Агата вновь указала пальчиком на ту картину, и тут же приняла исходное положение, — сделал не ты. — Это было давно и неправда, — все также безэмоционально ответил он, лишь бы от него отстали. — И вообще, какая разница? Завтра этой картины здесь след простынет, и ты благополучно про нее забудешь, — фыркнул, уже придумав тысячу и один способ, как можно избавиться от этого полотна. — Что ты собираешься с ней сделать? — настороженно спросила Агата, но это было успешно проигнорированно. Спустя секунду раздался негромкий вскрик, и тело девушки было прижато к холодному матрасу. — Тебя это так волнует? — Да! Меня волнует, какого черта тебе сделала эта безобидная картина! Она же чудесная. — Ты завтра людей собираешься проверить на стрессоустойчивость весьма изощренным способом, но тебя волнует дурацкая картина? — безразличный тон сменился на раздражительный, и он продолжил, даже не обращая внимание на Агату, которая вновь хотела ответить ему, но успела всего лишь открыть рот. — Харрис, не заставляй меня повышать голос на тебя, ведь я совершенно этого не хочу. Просто забудь про эту картину, и не задавай никаких вопросов. Ты всё равно ничерта не знаешь, и слава богу! Агата привыкла, что Александр не всегда готов поделиться с ней чем-то личным, скрывая свое прошлое за десятью замками. Некоторые факты ей все-таки удавалось вытянуть из Рэйчел, но даже та иногда качала головой, не предоставляя ответов на волнующие вопросы. Наверное, если бы не бабушка Бриггита, она бы узнала про мистера Ульрика только через лет десять. Даже не факт, что от самого Александра. Достаточно. Набегались друг от друга. Агате невыносимо больно наблюдать за внутренним саморазрушением Александра. Как ему приходиться притворяться тем, кем он не являлся на самом деле. Больно осознавать, что он не доверяет ей самое сокровенное, не дает помочь ему. Они всё-таки теперь вместе. — С чего ты взял, что я ничего не знаю? — неуверенно произнесла та, и её голос дрогнул. Александр моментально побледнел, пытаясь осознать то, что сейчас сказала девушка. Он нерешительно посмотрел в её глаза, которые слегка поблескивали от подступающих слез; которые глядели сейчас в самую душу. Когда-то светлую мальчишечью душу, которая была разорвана в клочья и сплошь покрыта бордовыми пятнами. — И что… ты знаешь? — с опаской протянул молодой человек, резко отводя взгляд, и не позволяя мягкой теплой ладошке коснуться его щеки. Агата удрученно поджала губы, наблюдая за отрешенным Александром, — таким она его видела впервые. Казалось бы, этого язвительного парня вообще сложно выбить из калии, ведь на все ваши колкости у него заготовлен миллион. Всегда уверенный в себе Нильсен сейчас до побелевших костяшек сжимает белое одеяло и тяжело дышит, а его челюсть инстинктивно сжалась, из-за чего на скулах проявились желваки. — Агата, что ты знаешь? — прошептал и дернул головой, пытаясь отогнать воспоминания, такие четкие воспоминания, которые выбрались из оков сознания, всплывая перед его глазами во всей своей красе. Он громко выдохнул и прикрыл глаза, отпуская талию девушки, чтоб сесть и схватиться за изголовье кровати. Шрам под футболкой начал сильно пульсировать, из-за чего Александра передернуло, словно он снова переживает тот детский кошмар, словно снова ощущает на себе бездыханное тело своего отца. Агата немного нахмурилась, не ожидав от него такой реакции. Она перевела растерянный взгляд на картину, что продолжала ютиться на однотонной стене. Господи, чем она только думала? Это же не просто глупое воспоминание о пропавшей мягкой игрушке. Глупая. Глупая. Глупая! Как обычно! Сначала сделает, потом подумает. — Алекс… — одними губами прошептала Агата и мигом устроилась напротив него, хватая подрагивающими ладошками его холодные щеки. — Я знаю… — она запнулась и шмыгнула, уже тридцать три раза пожалев о своем глупом решении докопаться до правды, — историю… про рыцаря, жившего в этом доме, про жену его красавицу, про их сына… хорошего, только слегка придурковатого, — произнесла и слегка улыбнулась, немного нерешительно и путаясь в своих мыслях, вспоминая историю бабушки Бриггиты. Кристальные ручейки без предупреждения покатились по бледному лицу, когда она заметила его разбитое выражение лица от одного лишь упоминания этого ужасного события. Да кто тебя за язык тянул вообще?! Сейчас Агата чувствовала себя зашуганным котенком, загнанным в угол, который оказался в беспросветной темнице без окон и дверей и абсолютно не видел никакого выхода. А еще она чувствовала себя невероятной идиоткой, которая сама же и поставила себя в такое положение из-за своего любопытства. Зачем продолжать дальше? Он явно всё понял. Естественно, нужно было подозревать, что привезя малышку Харрис в его родной городок и отпустив в свободное плаванье (иронично), ей кто-нибудь да поведал бы эту историю, которую знает буквально каждый. Та самая история, которую рассказывали, словно какую-то сказку. Сказку с душераздирающим концом, которая раскрывала все прелести реального мира. Придумали отцу прозвище — Рыцарь, а Александра назвали просто мелким дурачком (кто бы сомневался), который путался у рыцаря под ногами. На лице не было никаких эмоций, только плотно сжатые губы скривились в полуусмешке, сдерживая бурю эмоций, царившую где-то в районе груди, пока сердце отбивало ребра — еще чуть-чуть, и оно точно их проломит. А кто сказал, что он против? Может, так будет даже легче. Эту боль сдерживать все сложнее и сложнее. — Эту картину… — его тихий всхлип больно резанул по ушам, заставляя подскочить на месте и обвить руками его шею, заключая того в крепчайшие объятия. — Я рисовал её под строгим руководством своей мамы, конечно же, — Агата прижалась к Александру еще больше, громко всхлипывая и зарываясь пальчиками в его мягкие волосы. Хочет продолжить, но вместо слов вновь вырывается наполненный болью всхлип. Чувствует себя сейчас тем самым напуганным маленьким мальчиком, который забился в угол подальше от каких-то громил; который судорожно закрывал ладонями глаза, лишь бы не видеть, как в его отца вонзаются пули; который бессознательно лежал на сырой земле с огромным алым пятном на кофте, моля о помощи… моля отца очнуться. Тело вновь начало трястись от всё больше окутывающего страха и добивающих воспоминаний, и Агата громко что-то сказала, но что именно — он не разобрал. Она тихонько потрясла молодого человека за плечо, ведь его состояние её невероятно пугало. — Папа, пожалуйста… — прошептал, глядя куда-то в пустоту, а девушку еще больше прошибло, словно зарядом электрического тока, который, по-сути, должен был привести в чувство, но заставил чувствовать только тошнотворную боль. Его боль, которую так хотелось забрать себе (ведь ей так не хватало), его страдания, которые истязали бедную душу. — Я рядом, слышишь, — зарывается носом куда-то в его ключицы, продолжая обнимать мужчину с неистовой силой. Сломает себе ребра, но продолжит обнимать его так, как еще никого не обнимала. Никуда не уйдет, никуда не денется. Выслушает, поддержит, поможет. Лишь бы ему стало легче. — Пожалуйста, услышь меня… — громко шепчет, прокладывая дорожку невесомых поцелуев от шеи до ушка, пытаясь выдернуть из плохих воспоминаний, возвратить в реальность. — Пожалуйста… — так отчаянно просит, шепча какие-то невнятные нежности. Руки Александра тут же сжимаются на её талии кольцом, а нос зарывается в пшеничные волосы, вдыхая приятный аромат лаванды. — Мне так жаль… — прислоняется к его лицу мокрой щекой, громко шмыгая, — Извини меня, — заглядывает в его глаза и тонет, тонет, тонет в этом омуте боли и волне страха, — извини-извини, — эти беспорядочные поцелуи в нос, в щеки, в губы, в лоб. Сама не замечает, как уже полностью забралась на него, попросту вжимаясь в его тело. — Я не должна была… Я такая глупая! — продолжает и продолжает повторять, а Александр лишь крепко держит своего драгоценного котенка, боится отпустить; боится отвести взгляд, небось пропадёт. А вдруг он умер еще тогда, в свои одиннадцать? Подмога попросту не успела вовремя, и он погиб от потери крови. И всё это ему сейчас только кажется. Ведь видеть перед собой эту девушку, чувствовать её влажные невесомые поцелуи — что-то за гранью реальности. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. — Не уходи от меня, ладно? — судорожно сглотнул, вглядываясь в её светло-зеленые глаза, — а ведь он давно в них утонул и потерялся, словно Алиса в Стране Чудес. Не вынесет еще одну потерю; не вынесет еще одну дыру в своем сердце. Паниковал, хоть и пытался мыслить рационально, когда она пропала вчера ночью. Земля ушла из-под ног, а пульс забился где-то в районе горла, когда он узнал об её пропаже. Поэтому так лихорадочно сейчас сжимает тонкую талию, кусая губы в кровь. Не отведет взгляда. Не отпустит хрупкую ладошку. Никогда и ни за что. А она и не собиралась пропадать. — Я здесь, я рядом, — повторяет, словно в бреду; словно какую-то мантру, которую заучила наизусть. Целует, так чувственно и настойчиво, как всегда целовал её он. На сегодня достаточно. Слишком много эмоций, слишком больно терзать всё еще не затянувшиеся раны. У них еще много времени. Они успеют… Им сейчас хорошо вместе. Они просто обнимаются и наслаждаются умиротворенной тишиной. Вместе. И они не знают, сколько прошло времени с тех пор, как они вот так сидят, крепко обнимая друг друга. Может десять минут, а может, дело уже близилось к утру. Но Александр точно никогда не забудет её теплых ладошек на своих щеках. Никогда не забудет её пронзающего взгляда. Никогда не забудет её влажных поцелуев на его шее. Никогда не забудет её слов «Я рядом». Агата точно никогда не оставит его. Точно не перестанет обнимать до хруста костей. Точно не перестанет поддерживать его. Точно попытается спасти его: вытянуть из липкой жидкости, что тянет его за собой в те дурные воспоминания.-p-e-a-c-h-m-e-u-o-
А теперь у него появилась маленькая девочка. Метр с кепкой, для такого высокого него. Закрыл спиной — считай уже спас от всего мира. Но ведь она, такая несносная, пытается прикрыть его своей. Пытается защитить. Пытается что-то доказать ему, махая своими маленькими ладошками и не слушаясь его совершенно! А ведь он жуть как переживает. Мало напсиховался, пока её не было рядом, да? Тычет ему в грудь своим тонким изящным пальчиком, «доказывая», что она не маленькая девочка и может постоять за себя. Ага, а потом валится с обрыва прямиком в море. Такая глупышка. «— Александр… Задушишь…» «— Молчи и обнимай меня, беглянка!» А она продолжает настойчиво, для убедительности топая маленькой ножкой, что всё она может. Всё на свете может. А он не сомневался. Эта упрямая каттен до жути амбициозна. И все у нее получится. Рядом с ним, конечно же. Он в такие моменты обычно пропускает двадцать пять процентов ею сказанного мимо ушей, засматриваясь на её маленький аккуратный носик, которым она недовольно дергала, когда Александр вновь называл её «мелкой». Мелкая… мелкая… мелкая! Лилла каттен. Нашел альтернативу, ведь шведского она точно не знает. А это было ему на руку. Правда… спустя некоторое время он ехидно хихикал и уворачивался от подушек, потому что Рэйчел сдала его с потрохами. «— Я так и знала, что это какая-то подстава!» «— Я её котенком называю, а она в меня подушками бросается!» Его огромные футболки слишком громоздко сидят на её миниатюрной фигуре. Это выглядело одновременно так мило и так сексуально. Постоянно ругалась, что ей в них неудобно и вообще они какие-то глупые. Но никогда не переодевалась в свою пижаму, лишь загадочно улыбаясь и прижималась к его груди, мгновенно засыпая. А он слушал её тихое сопение и думал о своем, обнимая её за тонкую талию. А её каштановые маленькие кудряшки, в которые он так любил зарываться носом, пока она рассказывала о своих больших мечтах, о которых знал только он... И они точно сбудутся. Он постарается. Они постараются.Его большая дыра в сердце затянулась с помощью одной, такой же маленькой, девочки.