Папочка голоден

Знаете такое чувство, когда ребенок настолько милый, что хочется его съесть? Взять на руки, крепко-крепко обнять, потискать щечки и расцеловать, а потом съесть, как сладкую булочку. Старатель чувствовал это каждый раз, когда возвращался с патруля и видел своего мальчика в безразмерной футболке, украденной из шкафа Старателя. Она доходила ему до середины бедра, оголяла ключицы, и время от времени рукав забавно слетал с плеча. Кейго стоял в центре комнаты, обнимая плюшевого медведя и требуя внимания. Очень много внимания своего папочки, который отчего-то стал возвращаться домой даже позже своего славного напарника. Таками такое не любит. Ему нужно, чтобы его папочка всегда был рядом: готовил ему еду, укладывал спать, читал сказки на ночь и слушал его глупые истории. В стенах дома не существовало Номера два, помешанного на контроле, разлагаемого тревогами сломанного разума, борющегося с навязчивыми воспоминаниями и вечно находящегося в процессе помощи людям, вылавливании крупиц информации и битвах со злодеями. В поместье Тодороки, в котором он стал жить после того, как Старатель отпустил свою семью, за закрытыми дверьми и зашторенными окнами Хоукс становился маленьким инфантильным Кейго, который нуждается в крепких объятиях. Старатель берет его на руки так, точно юноша не весит ничего, и целует в лоб, отчего Таками непременно раскаляется румянцем. В сильных руках Номера один он расцветал, как весенний цветок, и таял, как десерт под беспощадными лучами июльского солнца. — Ты хорошо себя вел, пока меня не было? — Д-да, — честно отвечает Кейго и прижимается к мужчине еще сильнее. — Пойдем, папочка очень устал после работы. — Папочка голоден? Кейго говорил выше обычного: что-что, а притворяться ему всегда было гораздо легче, чем быть самим собой. Хотя, кто сказал, что в такие моменты Хоукс не был искренним? Ему нравилась эта игра, нравилось быть пятилетним вечно нуждающимся во внимании родителя малышом, нравилось говорить глупости, наивно хлопая глазками, нравилось, когда Номер один дарил ему (едва ли не каждый день) новую игрушку — чего у него никогда не было в детстве. Нравилось иногда шалить и нарушать правила: капризничать и отказываться ложиться спать. Брать со стола печеньки раньше положенного. Отказываться от обеда и смотреть мультсериалы в неположенное время. Это не та игра, где за непослушанием следует наказание: Старатель всегда очень мягко объяснял своему мальчику, что так делать не стоит, а потом вновь брал его на руки и заваливал вниманием. — Конечно, я голоден, — Тодороки проводит пальцами по волосам Кейго. Не выпуская из рук Таками, Энджи поднимается по лестнице, открывает дверь в спальню и аккуратно опускает молодого человека. — Я не хочу, чтобы папочка был голоден, — Хоукс смотрит на мужчину тем самым взглядом. Светловолосый и так выглядит в лучшем случае на восемнадцать, но когда он входит в образ, его лицо кажется еще более детским и смазливым. Большие глаза играют с Тодороки злую шутку. Вероятно, если бы не глупая щетина, больше напоминающая пух, нежели подобие бородки, он без труда бы смог сойти за подростка. Кейго переворачивается на живот, все еще обнимая плюшевую игрушку. Под длинной футболкой Старателя — ни намека на нижнее белье. — Мой сладкий мальчик, так бы и съел тебя, — к чему сослагательное наклонение, Тодороки? Ты и так это сделаешь. Сначала осторожно сожмешь ягодицы, вызывая очередную волну румянца на лице Таками, потом начнешь поглаживать его — настоящий массаж, который весьма проблематичен из-за разницы в размере: Тодороки в два раза массивнее Хоукса. — Малыш, тебе нравится? — спрашивает Тодороки, мягко целуя порозовевшую кожу. — Д-да, — Таками смущенно прячется за игрушкой, но все еще подсматривает за действиями своего папочки. Старатель известен своей сдержанностью в эмоциях и выражениях. Он молчалив, отрешен, отрезан от мира и всегда находится вне зоны досягаемости. Только гнев в бою является допустимой экспрессией для этого помешанного на силе и мужественности героя, однако вместе с Таками сдерживать свои стоны и сбившееся с первого же поцелуя дыхание было невозможно. Кейго аппетитный. Его вкус и запах свели Тодороки с ума с первого их секса, и ничего не изменилось ни на двадцатый, ни на сотый раз. Тодороки прерывается и переворачивает светловолосого на спину. — Я хочу видеть твое лицо, милый. — Не-е-ет, — капризничает юноша и закрывает его руками. — Пожалуйста. Сделай это для меня, — мягким шепотом просит Старатель, целуя низ живота. — Ладно, — герой открывает лицо и смотрит вниз, на расположившегося между его ног Старателя. Теперь он — тоже на кровати: навис над его коленями горой, все еще в геройском одеянии — потому что знает, как сильно это возбуждает Номера два — и осторожно держит головку члена, точно боясь причинить даже легкий дискомфорт. У Кейго Таками — маленький. Это заводит еще сильнее. — Смотри на меня. Что надо сказать? — Приятного аппетита, папочка, — говорит Кейго, с трудом связывая слова в предложения. Тодороки может есть своего любимого часами. Он выцеловывает его ноги, он вылизывает его живот, спускаясь к лобку, он тонет в запахе Кейго и выпивает каждую каплю прекума, точно это божественный нектар. Он проводит вдоль ствола одними губами, не торопясь добавлять язык, а потом — с легкостью берет член в полную длину и гулко выдыхает: так горячо, что это почти обжигает. Сложно контролировать особенности своего тела, когда ты пламенный герой, но он не позволит себе навредить своему малышу. А если так и выйдет — в жизни не простит себе подобного. Но Кейго нравится тепло, нравится источаемый старшим мужчиной пар. Руки Старателя никогда не бывают холодными, поэтому каждое его прикосновение было ужасно комфортным. Он весь — как огромный теплый плед. — А-а-а, папочка, я… — Не сдерживайся, — на мгновение прерывается Тодороки и смотрит в глаза Хоуксу, — будь хорошим мальчиком: кончи папочке в рот. — Ммпф… — пара движений, и Кейго выполняет просьбу названного родителя, а потом вновь глупо и по-детски прячется за плюшевой игрушкой. Старатель все еще голоден, поэтому он продолжает есть своего мальчика. Снова и снова. Он бы не позволял себе такое, если бы не знал, как сильно Хоукс любит гиперстимуляцию. Зуд в теле и баланс между удовольствием и болью — то, что нужно рискованному герою со склонностью к мазохизму. Но он все же останавливает Тодороки, потому что хочет иначе: — Папочка, я уже кончил три раза… Я хочу, почувствовать тебя внутри. Я хочу… — детский лепет, который останавливает Тодороки. Он громко сглатывает и вытирает пальцем губы, непременно облизывая его: чтобы ни одна капля драгоценного малыша не пропала даром. — Конечно-конечно. Просто ты такой вкусный, что мне сложно остановиться, — мужчина раздевается и берет Кейго на руки. Он такой узкий, все еще ужасно узкий. Каждый раз заниматься с ним любовью было страшно: хрупкий, маленький, тонкий и худощавый — Старатель не простит себя, если причинит ему дискомфорт, но для Кейго дискомфорт и даже боль от внушительных размеров Старателя были ценнее тысячи подарков, которые еще ждут его впереди. — Пожалуйста, па-а-апочка, — тихо стонет Кейго, нетерпеливо размахивая крылышками. — Я справлюсь. Я буду хорошим мальчиком. И Старатель входит, а Кейго — держит слово. Крыльями он помогает Тодороки двигаться, изо рта стекает слюна от безграничного удовольствия, глаза — едва поддерживают зрительный контакт. Номер один такой большой, что видно невооруженным глазом по наполненности живота: это ощущение Кейго не променяет ни на что другое. Если что-то в этом мире и может заполнить дыру в его сердце — так это член Старателя. — А-а-а-а… — Молодец, умница, — Старатель целует Хоукса и не торопится выходить из него. — Так хорошо, так приятно, — шепчет на ухо Кейго и трется щекой, точно котенок. Все заканчивается. Кейго вновь стоит — пусть и борясь с дрожью после оргазма — на своих двоих, и крепко держит в руках ставшую любимой игрушку. Старатель заправляет кровать и тянется за чистыми полотенцами. — Папочка? — окликает его малыш, и встречается с ним парой провинившихся глаз. — Что такое? — Прости, я не специально, — Кейго раздвигает ягодицы: по ногам обильно стекает сперма, а часть капель — уже усыпали чистый пол. — Ничего, все в порядке. Сейчас я все уберу — Тодороки тянется за тряпкой и вытирает пол, а после: выцеловывает ноги Хоукса и высасывает из него последствия их полового акта. — Папочка? — вновь смущенно тянет Кейго. — Да. — Там, — Старатель разворачивает юношу к себе и видит, что Кейго течет. Снова. — Не переживай, папочка сейчас все исправит.