Компромисс

- Не прикуришь? Сфинкс подбирается к туалету неслышно, но Мент давно привык, что здесь ходят либо оглушающе громко, либо совсем бесшумно, а потому не вздрагивает. Скукота. Поднимает голову, как будто может что-то разглядеть в такой темноте, думает пару секунд, потом протягивает зажигалку, прокручивая колесико. Сфинкс перекатывает зажатую в уголке рта сигарету в центр, нагибается и прикуривает от высокого огонька, успевая заметить на освещенном лице Мента совсем уж неприличные мешки под глазами. Выпрямляется, делает затяжку, выпускает сквозь зубы дым. Двигает ногой в сторону Мента, проверяя догадку; слышит ожидаемый шелест и довольно хмыкает — все-таки на пакет сел, чистюля. - Вожак ваш мои грабли стащил. Я бы их подписывать начал, мне не жалко, да боюсь, что он у вас что читать, что считать не особо любит. Есть идеи, зачем ему? Мент хмурится, но быстро смягчается, затягивается своей сигаретой, выпускает дым и смеется — ухукает, как филин. Даже не сомневается, что действительно его вожака дело. - Не поверишь — танцевать учится. Инженер, чтоб ему там на ноль не делилось, опять наплел чего-то ему, а у нас теперь ни минуты покоя, музыка круглые сутки орет. Буквально орет: магнитофон-то бешеный еще неделю назад сгрыз, поэтому за музыку Роза и Шершень отвечают. - Слышал-слышал. Табаки от них в восторге, тоже хочет в группу. Оба морщатся. - Спасибо, что отговоришь его. - Пожалуйста. Помолчали. - А грабли мои зачем? - А, так он ведь это самое, парные танцы разучивает. Вальс, обжиманс, вот это всё. Мент поднимает голову, смотрит на замолчавшего снова Сфинкса с надеждой, что тому не нужны подробности. Нужны. Пока у них Черный обеспечил Лорду билет в один конец в Наружность, Слепой решал политические проблемы ножом, а Курильщик сходил с ума, вожак девятой занимался румбой. Интересно. Мент вздыхает. - Мне, говорит, по ногам все понятно и так, надо только с руками научиться танцевать. Ну я, дурак, возьми и скажи: "Одной хватит? Бери мою, а людей оставь в покое, у меня для них другие дела есть". А он взял — и взял. Протянул, как говорится, руку помощи, — Мент дежурно смеется, пепел с его сигареты летит Сфинксу на тапок. Чистюля, ага. — Выглядело, честно говоря, так, будто он этим протезом просто очень затейливо чешется. Но ему поди слово скажи. Сфинкс настолько легко представляет эту картину, что позволяет себе улыбнуться. А потом каменеет лицом: - Это он сейчас, значит, где-то чешется моими.. - Ну тихо-тихо, может, и не чешется, — спешит успокоить его Мент. Даже голос по привычке меняет: таким он обычно пытается заглушать конфликты в стадии назревания. "Сейчас всё решим, хорошие мои, только спокойно" говорит этот голос. Сфинкс парень хороший, но шутки в свою сторону терпит недолго, даже от чужих вожаков. Ему и своего чудика хватает, чтобы еще за другими бегать. - Это он на меня обиделся, вот и пошел другие руки искать. Демонстративно, так сказать. Сначала почти выменял у Железного на какую-то обгоревшую шестеренку. Из солнечных часов, что ли, вытащил? Но тут Инженер наконец-то в нужную сторону свою гражданскую инициативу проявил. Прибежал откуда-то, заявил, что они с Железным сейчас будут играть в шашки и вообще у него уже голова на атомы расщепляется от этих сатанинских воплей. А бешеный наш хоть и бешеный, но с атомным Инженером спорить не любит даже он. Вот мы и вздохнули все спокойно, когда он ушел. Даже Роза — оказывается, и он может устать орать песни сутками напролет. Про тебя как-то даже и не вспомнили. Сфинкс за время рассказа успевает докурить сигарету, сбросить её на пол, наступить тапком. В очередной раз задуматься о том, насколько девятая похожа на четвертую. Или наоборот. Как два кривых отражения одной нормальной стаи — и в обоих цирк. Но сравнить девятую и четвертую во всеуслышание означало бы в первую очередь сравнить их вожаков, а это уже выходило за рамки субъективных предпочтений и затрагивало Большую Политику. Никто, кроме глупого Курильщика, вслух их, конечно, никогда и не сравнивал. Тот, когда впервые увидел Строителя — наехал ночью колесами за неподвижное тело, расянувшееся на полу в коридоре, и получил персональную страшилку — помчал в истерике спрашивать у Табаки, много ли еще в Доме таких же стремных, как Слепой, элементов. Построение вопроса позволило Шакалу увести болтовню в сторону, а Курильщику все равно нужны были не ответы, а успокоение, поэтому тему тогда замяли. Строителя изо всех сил старались не воспринимать всерьез. Он и сам отлично справлялся с ролью ветоши и не выказывал никакого интереса к наличию у себя какого-либо влияния, сторонников и иногда даже штанов. И все же был вожаком, которого опасались и чье положение не ставилось под сомнение даже Бандитом, а старательно игнорируемая всеми схожесть Строителя и Слепого после принудительной отставки Помпея внезапно начала слишком бросаться в глаза. И с того дня, когда не проснулся Волк, не прошло и года... Разговоров на эту тему сам Сфинкс пока не слышал, на стенах тоже все было тихо, но надолго ли? Сфинкс предполагал, что первым прорвет Табаки, и тогда уже весь Дом снова встанет на уши, решая, кто кого, но Шакал пока находил более интересные темы для болтовни. Спасибо ему большое. Стоило, наверное, еще потыкать Мента на тему Ричарда: тот ради навара мог даже на такой острой теме тотализатор организовать, через того же Лэри. Азартный Лорд бы тоже мог, но Лорда с ними больше не было. Сфинкс хмурится. Сами Слепой и Строитель и пересекались-то редко (по крайней мере — в Доме, на виду у всех; клещи, лесная грязь и запах шишек был бичом обеих комнат), а вот Сфинкс с Ментом, оказавшись в одно время в Кофейнике (или и того хуже — за одним столом), ловили не себе всё больше внимательных случайных взглядов. И Мента это заметно напрягало. Он-то привык и предпочитал быть взглядом со стороны, комментатором, иногда судьей и даже наказанием, но никак не центральной фигурой конфликта, даже выдуманного, потенциального и вообще какого угодно. Иногда любил красоваться (даже больше Ричарда), но только когда и где сам хотел. Постоянное наблюдение без возможности перевести стрелки внимания на другого — и вот перед ним чашку кофе цедил не румяный смеющийся над своими шутками старый друг, а скукожившийся под огромным пиджаком невротик с бегающими глазами. Это уже напрягало и Сфинкса, поэтому он был рад, что наедине, как сейчас, Мент вел себя с ним как обычно: сидел расслабленно, несмешно каламбурил и жаловался на своего вожака. Красота. - ...правоохранительные органы вызывают Большую Кошку! Эгей? — Мент уже успел поджечь себе новую сигарету и заскучать в одиночестве. Сфинкс моргнул и вернулся из мыслей. - Задумался. - Бросай это дело, голубчик. Тебе уже всё, умнеть нельзя больше. И так голова, как шар. Лопнешь, как пить дать, — Мент слегка щурит глаза, как всегда делает перед порцией смеха, но, уловив тихий звон качающихся в связке ключей из коридора, замолкает и устало прижимается затылком к стене. Из темноты появляется сначала горшок с Луисом в обхвате костлявых пальцев, потом нос Стервятника, его круги под глазами, и наконец весь Стервятник. По лицу не понять, вышел он на поиски Слона, поговорить наедине с Тенью или устроить в Доме геноцид. Он быстро кивает Сфинксу в знак приветствия и снова исчезает в темноте коридора. Мента Стервятник на каком-то слишком высоком уровне не переносит, всегда торопится поскорее уйти при встрече и по возможности полностью игнорирует. Однажды даже наорал на Табаки и Дорогушу, когда те, о чем-то шушукаясь, загородили проход к лестнице, когда ему с Ментом одновременно понадобилось срочно ей воспользоваться. Дорогуша тогда чуть не поседел, Табаки разорался в ответ, а Мент с ленивым интересом наблюдал, как Стервятник протискивается между колес и возмущенно-острых коленей и локтей Шакала. Слишком у этих двоих оказались похожие (ну вот, опять сравнения) судьбы, а любовь к похожим на себя у Стервятника закончилась еще на Тени. У Мента не было руки, зато был Бандит — агрессивный, проблемный, сбегающий в Наружность не сколько по своим летунским делам, сколько чтобы помучить себя и заставить поволноваться стаю. Врагу, в общем, не пожелаешь такого брата. Но даже самый распоследний Курильщик никогда бы не сказал этого при Стервятнике. Мент носил протез, зато не носил траур — и у Птиц ему негласно не были рады. Бандиту тоже, но тот неприязнь к себе заработал самостоятельно и гораздо раньше, чем Птицы облачились в черное. - Концентрация умных людей на один туалет зашкаливает сегодня ночью, не находишь? - Могу Лэри позвать, если хочешь. Он с собой остальных Логов притащит. Тогда по среднему баллу по математике сравняемся с унитазами. - Ну ты чего такое говоришь, злой какой сегодня, кошмар, — Мент осуждающе качает головой и делает короткую затяжку, выпускает дым к потолку. — Грабли я тебе твои верну. К утру — точно. Сам Мент только шутил иногда, что, пусть рука ему досталась только одна, зато красота и ум — все его, и Бандиту даже вроде бы не завидовал. Добрый ребенок, смирившийся и подавивший в себе обиду еще в зародыше, искренне радующийся за брата. Даже когда летел вниз с третьего этажа, не удержав свой вес одной рукой и новой свежеобретенной граблей — не обижался. И когда потом из Наружности вернулся похудевший и весь в следах от капельниц и уколов, и когда несколько месяцев валялся в Могильнике — тоже. Зато у Бандита (тогда еще Пепси) после того случая в голове что-то перемкнуло, и он всё простить себе не мог, что две из их общих трех рук — ему, такому непутевому, достались. Злился на природу и врачей, злился на Мента, что тот не злится, злился на себя и всех вокруг. Сам понимал, что злость эта бесплодная и бесполезная (с чего вообще взял, что рука, принадлежавшая теперь только Бандиту, не самая крепкая и здоровая, справилась бы в той ситуации лучше протеза), но поделать ничего не мог. А потому и изводил брата как мог, чтобы тот хоть за что-нибудь его ненавидел. А Мент только отчитывал его каждый раз строгим голосом, глядя обеспокоенно и добро, прикрывал, когда Бандит под руку Строителю в плохом настроении попадался, и его возвращениям искренне радовался. И Бандит стыдился и злился еще больше. Сфинкс, будучи и матерью, и отцом, и братом всей своей стае, хоть и чувствовал иногда безграничную привязанность к Слепому и хранил в своем рано постаревшем сердце память о Волке, этой близнецовой темы на самом деле не выкупал. Да и хорошо. Только жалел иногда, что не может Стервятника отправить поговорить с Ментом. О живописи, семенах редиса, отмычках, нестандартных домашних животных и глупой мудрой кошке, которая не в свое дело лезет. - А мне полагается спрашивать, чего ваш танцор обижаться решил? — вот опять лезет. Мент склоняет голову набок и смотрит лукаво. - А тебе интересно? - Безумно. - Ну тогда я не скажу, — и смеется. Ну и ално, пусть веселится пока. Смех у Мента на любителя, но может хотя бы он прогонит залегшие под его глазами тени. Мимо дверного проема пролетают два ошалевших ржущих Лога. Так быстро, что Сфинкс даже не успевает посмотреть, мчатся они своими силами или действительно летят, кем-то запущенные. Со стороны Перекрестка доносится плач заблудившегося Красавицы, вдалеке отчаянно воют беспризорные Псы, где-то играет губная гармошка. Слышится грохот, звон, хруст битого стекла под подошвами ботинок и приближающаяся ругань — крысиный вожак сегодня не в настроении скрываться. - Оп-па! — радуется Рыжий, заваливаясь в туалет и приветственно толкая Сфинкса плечом. — Это я удачно зашёл. Не опоздал на заседание клуба заботливых мамочек? Вы не представляете, как сложно контролировать свору детей, которые и сами-то не всегда могут контролировать свой мочевой пузырь. Ваши дети едят цветы? А цветы, подаренные Стервятником? А ведь мы ещё и без отца!.. - Можешь нашего забрать, — любезно предлагает Мент и тычет догорающей сигаретой в лужу где-то рядом со своим бедром. - Не люблю свидания вслепую, — Рыжий важно поправляет галстук, висящий на голой шее. — На словах у тебя все голубчики и хорошие, а заявится какой-нибудь страшный усатый бабайка — и чего прикажешь делать? Я, между прочим, в первую очередь эстет, а потом уже мать. Сфинкс и Мент, не сговариваясь, смотрят на его штаны с сердечками на коленях. Рыжий, заметив, горделиво выпячивает вперед всё что может. - Какое точное описание, — спустя пару секунд молчания отзывается Сфинкс. — А ты говоришь, не видел Строителя. - Не видел! Я уже начинаю думать, что я и есть — Строитель. Ну а что, в одной комнате нас одновременно никто не видел. Говорят, он в каске рыжей ходит — так может это кому приглючилось, у меня башка тоже рыжая. - Да как же не видели, если вы в одной столовой почти каждый день питаетесь? - Что ты мне врёшь! Ни разу не видел в столовой каски. - Ну бешеный наш все-таки не варвар какой, в головном уборе за столом сидеть, — Мент откровенно веселится, Сфинкс загадочно молчит, а Рыжий всё не унимается. - Да я ваш стол только что биноклем не разглядывал, не было там никакого Строителя никогда, не было. Сговорились все, морочат мне голову, даже моих подкупили, чтобы подыграли. - Просто признай, что перестал их различать, когда они все усы начали отращивать. - Нечего меня равнять с дилетантами, — Рыжий, кажется, оскорблен до глубины души. — Я — главный ценитель девятой, помню все морщинки на лице Ричарда, могу наощупь отличить Мента от Бандита! - Ты трогал Бандита? - Ты трогал МЕНЯ? — теперь Мент выглядит, как обесчещенная барышня, и пытается прикрыть рукой всего себя сразу. Судя по глазам, перебирает в памяти все разы, когда, напившись, мог такое позволить или проспать. - Над этим я еще работаю, — досадливо пожимает плечами Рыжий, и Мент выдыхает. — Но возмущаетесь вы по-разному, я бы узнал. - По своим зубам на кулаке Бандита? — хмыкает Сфинкс. Девятую Рыжий действительно обожает. Напрашивается в гости по тупым поводам, иногда пялится на их стол за обедом, отдыхая от вида своих Крыс, заглядывает в приоткрытую дверь комнаты, наблюдает восторженно за единым организмом, как будто на время разделившимся на несколько отдельных существ. В редкие моменты они настолько синхронизировались, что могли, не отрываясь каждый от своего дела, сделать полную перестановку в комнате: один подвинет, другой перетащит, третий подхватит падающее, и все без каких-либо обсуждений вслух или просьб. Сфинкс тоже бывал свидетелем этой странной даже для Дома связи: из окна видел, как находящиеся по разным концам двора Инженер и Ричард внезапно бросили свои дела и одновременно пошли ко входной лестнице — как оказалось, чтобы разнять повздоривших из-за зажеванного коляской провода от радиоприемника Железного и Журналиста, которые к тому моменту еще даже не увидели друг друга. Мент так вообще как будто всегда знал, кто где находится, и при необходимости мгновенно находил уснувшего в душевой Шершня, потерявшегося на чердаке Журналиста или прогуливающего урок Бандита. Только со Строителем случались какие-то перебои, его даже Мент не всегда мог найти, даже по наводкам свидетелей. Но ведь на то он и вожак, чтобы быть бледным, жутким и проблемным для стаи. Сфинкса, как и остальных нормальных людей, это всё слегка напрягало, а вот Рыжий был в полнейшем восторге. Даже однажды ради эксперимента притащил бессознательного пьянющего Шершня во вторую, кинул на более-менее сухой и чистый спальный мешок и сел ждать. Лохматый и белобрысый Роза Робот, чем-то походивший на Коня из третьей, прискакал через полчаса, громко обменялся с кем-то парочкой нахренов и блинов у двери, прошмыгнул внутрь, умудрился в темноте не наступить на спящих тут и там наоравшихся за день Крыс, выразил Рыжему большую благодарность за заботу об окислившемся орешке, блин, пельмешке и утащил Шершня домой. Рыжий говорил, что тогда чуть не обмочился от радости, хотя может быть и от выпивки, и теперь из целей в жизни имел только желание наконец-то встретить Строителя. Мало кто верил, что Рыжий его и правда никогда не видел, но Сфинкс кое-какое представление о Строителе и его способностях имел, поэтому относил себя к агностикам. Рыжий утверждал, что его дурят, Мент разводил руками и просил обращаться позже, когда ему дело будет до такой херни, но по всему выходило так, что Строитель действительно Рыжего избегал. Вот был Строитель — и вот нет его, стоит красной макушке мелькнуть на горизонте, один Инженер ругается снова, что ну не договорили же, ну вы чего. Сфинкс об этом не говорит, но знает, что, даже если Строителя Рыжий в самом деле не встречал, то уж Лягушонка Смерть однажды точно видел. Смерть сам же ему в Могильнике и рассказывал про одного своего бывшего соседа по палате, с которым Кузнечику довелось познакомиться гораздо позже. Смерть так и не узнал его клички, а Рыжей, которая могла бы всё разведать, с ним тогда еще не было, но, вот ирония, он искренне надеялся никогда его больше не встречать. Было страшно: два Ящика притащили в палату бредящего в горячке мальчика и положили на соседнюю койку, сестра Агата сделала ему укол, накрыла одеялом и ушла, дождавшись когда тот притихнет и спокойно задышит во сне. А через несколько часов, когда весь Могильник уже заснул, мальчик вдруг начал выть, громко и отчаянно, и Смерть чуть сам кони не двинул от ужаса. Пауки и Ящики на крики прибегать почему-то не спешили, мальчик выл болезненно и злобно, и Смерть, спрятавшись с головой под одеялом, слышал, как тот сквозь слезы и вопли требует у кого-то что-то ему вернуть. Потом просил и даже умолял, а когда наконец-то прибежала сестра Агата в сопровождении сонного Ящика, уже совсем посадил голос и мог только плакать и хрипеть. Перепуганному Смерти казалось, что он слышал своё имя. Он выглянул из под одеяла, когда сестра спросила, не испугался ли он, и увидел, что беспокойно хныкающего бессознательного мальчика увозят из палаты на каталке. Больше он этого бешеного не видел, но ему еще неделю после этого снилась красивая резная деревянная дверь без ручки, которую перед ним кто-то захлопнул с другой стороны, и заросли колючего крыжовника, мешавшие к ней подобраться. Рыжий, даже окрестив Лягушонка тем же словом, каким сейчас часто называли Строителя, связь между ними провести так почему-то и не смог. Кузнечику, знавшему и Лягушонка, и Колу, который едва выжил после падения и нескольких часов в Наружности в тот самый день, были известны все начальные данные, но сложить два и два довелось уже Сфинксу. О чужих сделках и секретах, которые для твоих ушей и мозгов не предназначались, трепаться было некрасиво и опасно, поэтому Рыжему и его поискам ответов Сфинкс мог только посочувствовать. - Тебе, Мент, достаточно только сказать да, и я твои усы потом смогу из пластилина вылепить так точно, что их ни с чьими другими не перепутают. - Если мне понадобятся усы из пластилина, я обязательно обращусь к тебе в первую очередь. - Ты заставляешь меня выглядеть и чувствовать себя как фетишист какой-то, — непонятно, звучит в голосе Рыжего обида или самодовольство. — Это ведь как работает: вот мы сейчас все разойдемся, а ты так и будешь думать о том, как я хочу твои усы потрогать. Я уже забуду обо всем сто раз, а ты перед сном посмотришь в потолок и начнешь переживать, что я перед рассветом прокрадусь к вам в комнату и как... - Всё, ну всё, завелся апельсин, — Мент начинает подниматься на ноги, опираясь рукой о стену, и специально громко шуршит пакетом, на котором сидел (Сфинкс восхищен, что он умудрился сохранить этот козырь в тайне до самого последнего момента). Рыжий улавливает звук и безошибочно узнает источник, цвет источника и фирму, его изродившую, подскакивает на месте, шипит: - Это что делается?! Нет, вы только подумайте, и кого же я на груди пригрел? Я к нему со всей душой, а он!.. - Ну что ты, мой хороший, я же наоборот вот сел на него, держу. Слежу, как говорится, за порядком, чтобы никакой пакет тебя не обидел. - А встал сейчас зачем? - Так я его ножкой вот оп! — и снова держу. Рыжий вроде бы удовлетворенно вздыхает, слыша хруст придавливаемого ногой пакета, но все-таки решает не выходить из роли, а выйти из туалета: - Вот так придешь к друзьям с открытой душой и полным мочевым пузырем, а они и оскорбят, и отвергнут, и напугают, и выгонят. Пойду искать нам другое пристанище. - Ты кому из нас свой пузырь нёс? Сюда уже сто лет по нужде не ходят, забыл? — бросает ему вслед Мент. Ждет, пока коридор уведет Рыжего и его трагедию, собирает с пола их со Сфинксом бычки (ровно три, остальные остаются лежать в ожидании менее избирательного чистюли), заворачивает в пакет и швыряет его в мусорное ведро. Сфинкс отлипает от стены, собирается уйти тоже, слышит тихое "Ты ему это, не рассказывай" в спину. Чувствует холодок, бегущий по позвоночнику, поворачивается обратно. - У меня есть слишком много чего рассказать слишком много кому. Конкретизируй. - Рыжему. Про Строителя. Сфинксу интересно, слышал ли Кола от Смерти ту же историю, что и он. Или просто о сделке положено знать всем участникам? А может, Кола тогда и сам выбрался, он же упертый, а Мент просто услышал сейчас слишком громкие мысли Сфинкса и не хочет, чтобы Рыжий себе надумал чего лишнего. А может, мудрым кошкам просто и правда пора перестать совать нос не в свое дело. Сфинкс пытается разглядеть выражение лица Мента, но вместо этого замечает на его плече пятнышки мха. Переводит взгляд на другое плечо, обратно — и уже ничего не видит, только ткань, пиджак у Мента всегда чистенький. Может, и нет никаких перебоев-то, думает Сфинкс. - И не собирался. Рыжий тоже не любит вспоминать. - Что? Ты о чем? — Мент чуть склоняет голову набок, ну точно филин. — Я про алоэ, которое ему Стервятник подарил, а Строитель пожрал. Это же ты ему от зубной боли советовал. Прежде чем почувствовать себя полным дураком, Сфинкс все-таки заглядывает Менту в глаза, и не видит в них ни слова про алоэ. Но Мент улыбается; хитро, но довольно. - Я ему приложить советовал, а не жрать, — хмыкает Сфинкс. — Ничего не скажу, ты же меня еще соучастником приплетешь, а вожака своего все равно отмажешь. Сфинкс выходит в коридор, не дожидаясь Мента, и двигает в сторону комнаты. Чувствует запах болотной тины и грибов, морщится. Внезапно слева к нему выруливает из темноты Слепой, пахнущий не то чтобы сильно приятнее, зато гораздо более знакомо. Дальше идут вместе, выравнивают шаг. - Не ждал тебя сегодня, — признается Сфинкс, довольный компанией. Разгуливать тут ночью в одиночку без фонарика — то еще удовольствие, даже для него. — Мышки кончились? - Кошки начались, — огрызается Слепой, который своему присутствию здесь в такое время рад явно гораздо меньше. — Из собственного Леса гонят. Что дальше, ты меня из комнаты попрешь? Курильщик меня из Дома попросит? - Тебя-то попрёшь, — удивляется Сфинкс, уже дважды несправедливо обвиненный за последний час. Прикидывает варианты, кто бы, кроме него самого, осмелился Слепого хоть откуда-то гнать. Думает про мох и запах болота. Улыбается. - Слышал, Дорогуша на днях представил широкой публике два новых рецепта. Назвал "Демократия" и "Монархия". Я бы тебя угостил, но теперь даже не знаю, какой из них предложить. - Болтающего Сфинкса убери, щедрого оставь. Угости старым добрым "Компромиссом". Никакой "Демократии", пока в Доме столько Крыс и Псов. И хватит ржать. - Хватит нюхать мои мысли. - Тогда сделай так, чтобы они не воняли так громко. Сфинкс ведет Слепого (или наоборот, учитывая темноту) в Кофейник и знает, что вернется в комнату под утро пьяным и поющим, может, опрокинет на кого-нибудь ведро или пнет Черного, может, Слепой даже вернется с ним. И хотя завтра еще предстоит дремать на уроках и отвечать на отвратительные вопросы Курильщика, Сфинкс впервые за долгое время позволяет себе почувствовать облегчение. Идущий рядом Слепой, кожей впитывая исходящие от него радость и благодарность, скалится за занавесью волос и уже не так раздражается, ощущая под ногами твердый пол, а не мягкую лесную почву. Он бы предпочел выпить кофе, но "Компромисс" тоже иногда сойдет.