Dangerous game

Даже у борделя есть свои правила и свой странный, ни на что не похожий этикет. Сюда принято приходить или под покровом ночи, или по предварительной записи, сохраняя добропорядочный и обязательный вид. Посещение подобного заведения напоминает тайное преступление: скрывая собственное лицо, человек крадётся по улице, а затем, посмотрев по сторонам и убедившись, что никто не идёт следом, протискивается в тёмные двери, всегда открытые для посетителей всех сортов. И только там, защищённый от посторонних глаз, он позволяет себе воплощать самые дикие фантазии, даёт волю самому изощрённому разврату. Когда же наступает пора уходить, он снова натягивает шляпу и кутается в пальто, делая вид, будто ничего и не было и он зашёл сюда не иначе, как по ошибке. Это позволяет оставаться приличным человеком, а вернее сохранять маску приличия. Но Эдвард Хайд, кажется, совершенно об этом не заботился. Его появления всегда поражали неожиданностью. Он мог заявиться в разгар рабочего дня или поздним вечером, когда улица кишела людьми. Понятие стыда было для него чуждым, иначе как объяснить то, что он не только не скрывал лица, но и привлекал к себе внимание окружающих. Каждый его визит сопровождался шумом, грохотом дверей и развязными криками. «Где Люси?» - спрашивал он с порога, сплевывая на пол, и услужливая хозяйка в тот же миг проводила его в комнату девушки, щебеча о том, как она рада его видеть и знать, что ему нравиться проводить время именно у них. Едва они успевали дойти, он тотчас же врывался в комнату и хлопал дверью перед самым носом женщины, демонстрируя непростительное пренебрежение. Если бы он не платил столько денег, ему бы оказывали совсем другой приём, но так как средств он приносил достаточно, хозяйка спокойно принимала унижение и удалялась вниз, продолжая заниматься сложными делами пожилой сводни. Эдвард Хайд приходил каждый день и, кажется, она уже должна была привыкнуть, но Люси вздрагивала каждый раз, когда видела его большую широкую фигуру на пороге комнаты. Он внушал страх одним своим видом: безумные глаза, взлохмаченные волосы и белоснежный оскал зубов. Он стоял перед ней и смотрел на неё, как дикий хищник, и она зябко ёжилась под этим холодным колючим взглядом. Он всегда отличался жестокостью, но в этот день он казался особенно свирепым. - Что вам угодно, сэр? – спросила Люси, и уголки чётко очерченных красивых губ дрогнули в заученной улыбке. - Ты ждала меня, Люси? - прошипел он, пристально всматриваясь в невозмутимое лицо девушки. - Конечно, сэр. - Как ты смеешь врать мне, тварь? – Хайд подскочил к ней и схватил её за горло. Сильные пальцы грубо вцепились в ничем не прикрытую шею оставляя на тонкой коже фиолетово-жёлтые следы, - Отвечай! – он встряхнул её, словно тряпичную куклу. - Я не лгу вам, - задыхаясь, прохрипела она. Эдвард усмехнулся и разжал пальцы, позволяя жертве упасть на пол. Он любил издеваться над ней. Она была не такой, как все остальные проститутки. В ней, несмотря на всю окружающую грязь, оставалось человеческое достоинство, которое ему так нравилось уязвлять. Он наслаждался отвращением, которое видел в её глазах и которое она так и не научилась скрывать за годы работы. Её отторжение и внешняя холодность распаляли его страсть. Он хотел обладать ей, всей, без остатка, но это никогда ему не удавалось. Да, он получал её тело, но никогда – душу. Её душа принадлежала другому – его злейшему врагу, человеку, которого он ненавидел до кровомщения, а именно доктору Генри Джекиллу. Это обстоятельство ещё сильнее раздражало Хайда, и он вымещал свою злость на несчастной Люси, которая была повинна только в одном – в том, что не могла любить его, не могла быть только его и ничьей больше. Он мучительно ревновал её к каждому. И, если то, что она отдавала другим своё тело, он ещё мог простить, то чистая любовь к другому человеку приводила его в бешенство. Он превращался в настоящего зверя – жестокого и беспощадного. Люси лежала на холодном полу и громко дышала. Полураздетая, в одном корсете, она выглядела перед ним беззащитной. Но это была исключительно физическая слабость. В душе Люси таилась такая сила, которую он не мог сломить. Несмотря на всё, что с ней произошло, она верила в любовь и счастье. И каждый день, открывая глаза, думала о прекрасном будущем, которое её обязательно ждёт. Если бы не эта вера, она бы уже давно сошла с ума или, как многие её подруги по профессии, спрыгнула бы с моста в Темзу. Но пока в её душе жила надежда, она могла выдержать всё. Её тело утопало в грязи и похоти, но там, в самой глубине сердца, теплился свет. - Вставай, - грубо приказал Хайд. И она, как послушная девочка, поднялась и замерла перед ним в ожидании. Он был совершенно непредсказуемым: самые нежные и робкие поцелуи чередовались с пощёчинами и ударами. Он словно бы любил её, но в то же время ненавидел. И никогда нельзя было предугадать, что творится в его душе в данный момент. Именно это пугало Люси больше всего. Эдвард занёс руку, и девушка уже напряглась, готовясь к пощёчине, но он неожиданно прижал её к себе и, закутав в край шубы, принялся покрывать лицо, шею и грудь поцелуями. Она чувствовала, как он дрожал от страсти. Обыкновенно клиенты относились к этому с брезгливостью, но Хайд был совсем не таким. Он единственный целовал её. Целовал до потери дыхания, периодически прерываясь, чтобы посмотреть в её глаза, точно силясь что-то прочитать в них, увидеть долгожданный ответ. Его пальцы жадно блуждали по её спине и плечам и, нащупав ленты корсета, принялись их распускать. Люси в это время гладила его предплечье мягкой ладонью. Он напоминал ей большое животное. Страшное, злое, порочное, но при этом жаждущее чего-то иного. Неужели, любви? Нет, это было невозможно. Эдвард Хайд не мог полюбить. Даже если бы хотел. Такова была его природа, его несовершенное, искусственно созданное сердце, способное только к мучительству и злости. Он словно прочитал её мысли, и остановился. По спине Люси пробежал холод. Она всегда чувствовала его перемены настроения, которые не сулили ей ничего хорошего. - О чём ты думаешь, а? – Хайд схватил её за плечи и принялся трясти, - О чём ты думаешь? - Я… Она не успела договорить, как он со всей силы ударил её в живот. Люси глухо простонала и согнулась вдвое. Тогда Эдвард уцепился за её роскошные тёмно-каштановые волосы и резко дёрнул в сторону. От боли в глазах девушки заблестели слёзы, но она сдержала их. Удар колена пришёлся прямо по рёбрам. Ещё немного, и он бы сломал их. Люси упала и сжала руки, защищая грудную клетку. В его руке остался выдранный клок волос. - Подними голову, - скомандовал он. Девушка сквозь боль выполнила приказ, и её взгляд упал на его лицо. Перекошенное злостью, оно казалось как никогда уродливым и отвратительным. Люси непроизвольно поморщилась. Это стало последней каплей. Как эта тварь, эта продажная девка смеет показывать свое пренебрежение к нему, к Эдварду Хайду? От злости он заскрипел зубами. В это мгновение он ненавидел её и, если бы ему под руку попался нож, непременно убил бы. - Значит, я тебе противен? Противен? – он схватил её за подбородок, сильно впиваясь ногтями в нежную кожу. - Нет… - пролепетала Люси. - Раздевайся, - прорычал Хайд. Сейчас он покажет ей, кто здесь главный. И она пожалеет, что вообще родилась на свет. Эта красивая, гордая (при её-то профессии) дрянь ещё не знает, с кем связалась. Она думает, что он пожалеет её и сохранит ничтожную жизнь. Но у него на неё совсем другие планы. О, если бы она только поняла, что каждый раз находится на волосок от смерти, вела бы она себя так дерзко? Люси даже не ненавидит его в полной мере, она ощущает лишь отвращение и неприязнь. Что же, если он не достоин большего, то и она не достойна жизни. Она не хочет принадлежать ему, значит, он уничтожит её. Но сперва он вдоволь поиздевается над ней. Отомстит за своё оскорблённое чувство, за свою безответную страсть. Люси сняла корсет и стояла перед ним полностью обнажённая и прекрасная в своей наготе. По его губам пробежала сладострастная улыбка. Он набросился на неё и повалил на постель, придавив собственным весом. Эдвард целовал её, оставляя по всему телу красные отметины, означающие, что она его и ничья больше. Он сжимал её нежное белое тело до боли, испытывая наслаждение от её тихих стонов, похожих на всхлипы. И в этот момент расправы над ней, такой слабой и беззащитной, он чувствовал себя по-настоящему живым. *** Люси не решилась бы пойти к Генри Джекиллу, если бы не те тяжёлые обстоятельства, в которые она попала. После визита Эдварда Хайда, у неё так сильно болело всё тело, что она едва могла передвигаться. Всё бы ничего, но уже следующей ночью ей нужно было быть на ногах, чтобы обслужить очередных клиентов. Если она не приведёт себя в форму, то с ней смогут сделать всё, что угодно. Паук угрожал, что убьёт её за малейший промах, и у неё не было ни одной причины надеяться на его милосердие и благосклонность. Страх лишиться жизни (тот страх, с которым Люси приходилось жить постоянно в силу её профессии) придал девушке уверенности, и она, зажав в руке заветную карточку, направилась к дому доктора. Её впустили не сразу, и Люси пришлось понервничать. А что, если он посмеялся над ней, когда предлагал дружбу? В конце концов, кто он и кто она. Но в глубине души она была уверена, что Джекилл никогда бы так не поступил. Он добр, честен, благороден, прекрасен. Она видела его всего один раз, но после той встречи он уже ни на секунду не выходил из её головы. Люси мечтала о нём, когда после потока клиентов, ей выпадало несколько минут на сон. Она представляла, как он вытащит её отсюда, как они полюбят друг друга и будут счастливы, и её лицо озаряла широкая улыбка, светлая и чистая, как у ребёнка. Среди безрадостной и унылой жизни, Генри стал её единственной надеждой на счастье. Когда Пул пригласил её войти, у неё задрожали колени и закружилась голова. Она едва дошла до гостиной, где услужливый дворецкий усадил её на диван и попросил подождать. Дом доктора был великолепен. Картины, ковры и камин с горящими углями, от которого исходило тепло. Люси протянула к нему руки, чтобы согреться после холодной уличной сырости. Она смотрела на огонь и думала о том, какое же это счастье находиться сейчас здесь. В месте, где тебя никто не обидит, не тронет, не оскорбит. Девушка тяжело вздохнула и поморщилась от ужасной боли в рёбрах. Да, этот Эдвард Хайд умеет причинить вред. Перед глазами всплыли воспоминания кошмарной ночи, и Люси пробрала дрожь. В один момент ей показалось, что он забьёт её до смерти. Но он всегда останавливался на грани и молча уходил, бросая её, избитую и покалеченную, но живую. И она радовалась этому, потому что пока она жива, у неё есть шанс всё изменить и обрести покой и счастье. - Доброе утро, Люси. Прошу прощения за задержку, я занимался делами в лаборатории, но сейчас я к вашим услугам, - мягкий и приятный голос Генри Джекилла завораживал. Люси покраснела и смущённо посмотрела на него. Он, как всегда, выглядел великолепно. Чёрный костюм тройка, идеальной белизны рубашка и русые волосы, собранные в хвост. Он приветливо улыбался, и в уголках его зелёных глаз расходились лучики. Единственное, что взволновало девушку, это его странная бледность. Впрочем, он, вероятно, всю ночь работал над экспериментом и сильно устал. - Всё хорошо. У вас такой красивый дом! – Люси улыбнулась ему в ответ, непроизвольно склонив голову набок. Сердце в груди так и трепетало от переполняющего его чувства восторга. - Благодарю. Не желаете чаю? – подчёркнуто вежливо спросил он. - Нет, я, честно говоря, пришла к вам по делу… - девушка смутилась и опустила голову. Тонкие пальцы беспокойно теребили край платья. - Да, конечно, - лицо Генри стало серьёзным. Эта девушка помогла ему, подсказав решение, к которому он сам мог бы никогда не прийти, и потому он был ей безмерно благодарен. Но в его сердце теплилась не только благодарность. Она восхищала его, как личность. В отличие от него, абстрактно рассуждающего о добре и зле, она познаёт их каждый день, испытывает на себе обе крайности сразу. В её лице Джекилл видел всё человечество, для которого он проводит свой безумный эксперимент. Когда все смогут держать зло под контролем, такие, как Люси, не будут страдать. Люси сняла накидку, обнажая плечи, и Генри замер, поражённый. Шея, плечи, ключицы – всё было покрыто красными полосами и фиолетовыми отметинами. - Вы сможете как-нибудь помочь мне с этим? – спросила девушка, с мольбой заглядывая в его глаза. - Да, конечно, я сейчас обработаю вам раны, чтобы они не загноились, - Генри поразила человеческая жестокость. Как можно так поступать с беззащитной девушкой, прекрасно зная, что она не может ответить. Это низко и подло. От возмущения он даже покраснел. Достав из шкафчика раствор и бинт, он подошёл к гостье и присел с ней рядом, - Повернитесь ко мне спиной, пожалуйста. Она послушно повернулась, и доктор принялся бережно обрабатывать её раны, осторожно проводя смоченным в растворе бинтом по обнажённой спине. Люси прикрыла глаза. Она привыкла к прикосновениям мужчин, и они давно не вызывали у неё никаких приятных ощущений, но прикосновения Генри Джекилла заставляли её кожу покрываться мелкой сыпью мурашек. Его мягкие тёплые ладони, которые так аккуратно дотрагивались до неё, будили в ней нежность. Ей казалось, что она чувствовала любовь, исходящую от этих рук. - Это сделал ваш клиент? – поинтересовался Джекилл. - Да, некоторые люди очень любят причинять боль. Но он в особенности. Я всё время забываю его имя.… Ах да, Эдвард Хайд. Генри вздрогнул и отшатнулся. Его взгляд упал на чудовищные раны, покрывающие тело девушки, и ему стало дурно. Выходит, что разбудив свою скрытую часть, он выпустил в мир настоящего монстра. Но страшнее всего было осознание того, что всё это таилось в нём самом. Жажда насилия и жестокости. Люси заметила замешательство доктора и повернулась к нему. Он смотрел на неё, бледный и растерянный. - Вы его знаете? – с удивлением спросила она, пытаясь найти объяснение его странной реакции. Но, едва услышав этот вопрос, Джекилл уверенно покачал головой. - Нет, не знаю, - твёрдо произнёс он, умело скрыв внутреннюю дрожь и страх от возможности разоблачения, - Меня просто поразило то, что этот человек с вами сделал. Он настоящий мерзавец. Надеюсь, этого не повторится, - последняя фраза звучала двусмысленно, но Люси не заметила этого, увлечённая собственными ощущениями. Когда она сидела здесь, рядом с ним, она чувствовала себя в безопасности. Он воплощал собой надёжность, доброту и благородство, и она не могла не восхищаться им и не любить его. - Разрешите мне обработать царапину на вашей ключице, - произнёс Генри, и девушка без слов слегка откинула голову и придвинулась к нему. Он аккуратно провёл бинтом по царапине. После открывшейся жуткой правды, доктор чувствовал себя виноватым перед ней, и ему хотелось возместить это хоть как-то. Его сердце сжималось от ужаса, когда он представлял, как Хайд мог нанести ей такие увечья. Но почему он выбрал для своих бесчеловечных игр именно Люси? Почему именно она стала объектом его тёмных желаний? Неужели, он сам в глубине души хотел подобного? Люси не могла сдержаться, чувство любви переполняло её. И она решила действовать. На свой страх и риск. Она не надеялась ни на что, но в глубине души верила, что он ответит ей взаимностью. Ведь не могут его взгляды и прикосновения ничего не значить? Девушка перехватила его руку и принялась слегка поглаживать тонкими пальцами. От неожиданности Генри вздрогнул, но не отстранился. Он пристально посмотрел в её светящиеся счастьем медово-карие глаза. Ему не хотелось признаваться себе в этом, но там, в глубине подсознания, она влекла его к себе. Красотой, характером – всем. И тот, другой, Эдвард Хайд, выбрал её поэтому. Это чудовище обличало все его тайные страсти и желания. Но он не Хайд, он Джекилл, и он не может поступать так, как ему хочется. Он должен поступать так, как положено. К тому же у него есть невеста, которую он очень любит и которая скоро станет его женой. Он уже собирался объясниться перед Люси, но она, убедившаяся, что доктор не собирается её отталкивать, приблизилась к его лицу и поцеловала его. Джекилл ответил на поцелуй. Эмма не вызывала в нём тех чувств, которые вызывала Люси. Он любил невесту, но любил в ней нежность, чистоту, преданность, эта же девушка разжигала в нём страсть. Люси наслаждалась каждым мгновением. Её мечта сбылась: она нравится ему, она тонула в его объятиях и чувствовала себя любимой. - Я люблю тебя, - сладко прошептала она, прижимаясь к нему всем телом, точно стремясь раствориться в нём. - Люси… Люси… - Генри отодвинулся от неё, в его голосе звучала грусть. Ему было больно отвергать её, но он не мог поступить иначе. К этому его обязывало звание приличного человека, - Я тоже люблю тебя, но мы можем быть только друзьями, понимаешь? До неё не сразу дошёл смысл сказанных слов. Она сидела перед ним, потерянная и смущённая. Опустив голову, Люси взяла лежащую рядом накидку и набросила на плечи. Она всё понимала. Доктор Генри Джекилл и проститутка, звучит немыслимо. Как она могла подумать о том, что он сможет полюбить её. Глупая. Но, несмотря на стоявшие в глазах слёзы, девушка улыбнулась. - Да, я всё понимаю, простите, - она собралась вставать, но Джекилл удержал её за руку. Он не мог видеть её такой несчастной, у него разрывалось сердце. Если бы не Эмма, он мог бы быть с ней, но, увы, слишком поздно. - Но ты всегда можешь прийти ко мне за любой помощью или просто так, - он пытался успокоить её, понимая, что никакими словами не сможет излечить раненое сердце. - Да, конечно. Спасибо вам за гостеприимство, до свидания, - Люси отняла у него руку и, последний раз взглянув в его прекрасное честное лицо, вышла за дверь. И с её уходом в душе Генри стало пусто, как будто бы он утратил нечто очень важное. «Так было нужно» - мысленно повторял он, стараясь убедить себя в правильности своего решения. Пройдя несколько кварталов, Люси наконец-то дала волю слезам. Все её надежды рухнули в одночасье. Он никогда не будет с такой, как она. Об этом не могло быть никакой речи. Джекилл чётко дал ей понять, что между ними возможна только дружба и ничего кроме. Когда она пришла в бордель, она достала из тайника несколько монет и купила вина. Проституткам иногда позволялось выпить на собственные накопления. Она жадно глотала обжигающий напиток, стараясь тем самым заглушить душевную боль, которая разрывала её сердце. Она пролежала весь день, изредка обслуживая захожих клиентов, но легче не становилось. В её груди словно выжгли огромную дыру, пустоту которой она не могла заполнить ничем. Люси так обезумела от горя, что когда ночью на пороге её двери появился Эдвард Хайд, ей показалось, что перед ней Генри Джекилл. Но сильный удар под дых тотчас же развеял это мимолетное наваждение. У неё отняли всё: надежды, мечты, но кое-что оставалось неизменным. Это грубая страсть Эдварда Хайда, которая оказалась постояннее и надёжнее любви.