***
Адмиралы поначалу немного не понимали, к чему вели речи зама министра обороны о битве при Вермиллионе. Точнее, началось все еще раньше, с какой-то странной статистики. Фернер листал свои записи и периодически рисовал на импровизированной доске непонятные числа. Адмиралы уже начали погружаться в свои раздумья. Биттенфельд стал нервно поглаживать рыжие волосы. В итоге можно было с уверенностью заявить, что почти всем присутствующим было абсолютно все равно на происходящее. Зал уже погрузился в сонное царство, когда в дверях появился никто иной как адмирал флота Оберштайн. Оберштайн появился не один, а с бутылкой! Глядя на удивленные адмиральские лица, Фернер невольно начал по своему обыкновению ухмыляться, а в уголках его глаз заблестели лукавые искорки. — Теперь вам ясно, к чему все это было? Несмотря на то, что никому ничего ясно не было, адмиралы, пребывая в шоке, все дружно закивали головой. Как позже в своих заметках написал Меклингер, по всей видимости, Оберштайн, вопреки тому, что он всегда был предельно пунктуальным, пришел спустя час собрания по той простой причине, что выбирал нужную бутылку, потому как его дальнейшие действия указывали на этот факт. — Я вижу, что вам, господа, из речи Фернера неясно ровным счетом ничего, поэтому для вас я повторю. — Он поставил на стол сосуд, к которому были прикованы глаза всех присутствующих. — Вспомните все наши крупные сражения. Вы помните, как мы отметили на Новый год взятие Баалата до битвы при Вермиллионе? — Ну было дело, что с того? Вы теперь мне в вину запишете еще и это? Я уже прекрасно знаю ваше мнение обо мне, моих боевых заслугах и Яне Вэньли, — вмешался Биттенфельд. — Вижу, что помните. Это хорошо, потому что я также вспоминаю битву при Маль-Адетте. — Прошу прощения, но тогда мы победили, — снова возразил Тигр. — Но зато сдали Изерлон. — Оберштайн привел еще несколько примеров неудачных празднований еще не наступивших побед, а теперь — уже не наступивших, и последний его пример был таковым: — На днях, когда мы летели брать Изерлон, кайзер предложил нам поднять бокалы… — Продолжение уже не было нужно, имперские офицеры все действительно поняли. Незаметно Фернер стал доставать откуда-то из-под стола бокалы, а когда адмиралы осмыслили все происходящее, в них уже была налита жидкость. Наверно, один только Биттенфельд, внимательно и настороженно следивший за перемещениями министра обороны и бутылки с интересным содержимым, заметил, что она изначально была наполовину пуста. Но проблемой это не являлось, потому как Антон, ловко разливая по стаканам вино, так же ловко ответил, что она наполовину полна. — Ну вот и все, думаю, теперь вам больше не нужно разъяснений для дальнейших действий. — Оберштайн вышел из зала. В дверь он попал, конечно, не с первого раза, но все же. — Куда это он? — удивленно взглянул на Фернера Мюллер. — Говорит, что у него есть какое-то дело. — Антон улыбался так, как будто все это время вместе с Оберштайном выбирал подходящее средство. — Ну что ж, господа, за кайзера! — Адмиралы, странно посмотрев друг на друга, затем на бутылку, а потом и на Фернера, также выпили.***
Хильда плакала. Аннерозе плакала. Врачи плакали. Его высочество принц Александр-Зигфрид плакал! А кайзер выздоровел. Его разбудил какой-то странный шум, похожий на взрыв. Проснувшись и оглядевшись, Райнхард моментально сделал вывод о том, что его уже собрались провожать, он внимательно огляделся и окончательно проснулся, когда кое-кого увидел, а точнее, не обнаружил. — А где министр обороны? Я не вижу Оберштайна! — Наш военный министр отсутствует по уважительной причине, — ответила Хильда, промокая глаза платком. Плакала она не то от горя, не то от счастья. — Не понимаю, о какой такой уважительной причине вы говорите, моя императрица. — Райнхард выкарабкался из теплого одеяла — благо, он не снял халат — и пошел в сторону странного запаха чего-то горелого. В комнате, которую подорвали культисты, стоял Оберштайн, с отсутствующим видом разглядывая расколовшееся стекло. — Что это значит? — недоуменно вопрошал Райнхард. — Ошибка в расчетах, ваше величество. — Алкоголь из крови министра за день успел выветриться, а потому его слова были снова такими же точными и холодными, как и всегда. — Но как? И что по-вашему вообще должно было произойти? Я жду от вас немедленных объяснений! Но объяснений от Оберштайна не последовало, за него это сделал его верный заместитель и надежный помощник Антон Фернер. Он тоже шел на запах, опираясь на стены, которые гуляли в его глазах и нещадно смеялись в лицо. Речь его была бы нескладной, если бы в помещении с ним не находились такие люди. И нет, слова эти сказаны не о кайзере, а об Оберштайне. Фернер начал рассказывать о намерениях своего шефа, которые были и без того прозрачными — Оберштайн хотел отдать свою жизнь за кайзера Райнхарда и династию Лоэнграммов по каким-то своим соображениям. — Но как получилось, что Оберштайн ошибся? — Я выпил за его успех, — лаконично ответил Фернер.