Jamás

— М-м, ты вообще видел, который час?.. — просипел он. Свет экрана полоснул по зрачкам, будто кипятком ошпарил, когда он с трудом разлепил веки, чтобы посмотреть, кто звонит. Первым, что он разглядел, было время — два часа ночи. «Сатору» — светилось чуть ниже мелких цифр. В динамике раздался стеклянный лязг, чей-то громкий смех и возмущённый вскрик. Что за херня? Два. Сука. Ночи. Он что, совсем страх потерял? — Это ты Сугуру? — Что? — В его мозгах натужно, со скрежетом зашевелились мысли. Голос был не Сатору. Он рывком сел. Недоуменно щурясь, перепроверил ещё раз, и через сонливое негодование проступила тревога — что происходит? — Да, это я, слушаю. Кто это? Говорите, — откашлявшись, сказал он как можно более чётко, но вышло всё равно слишком хрипло. Словно в глотку песка насыпали. — Я владелец бара, в котором напился твой брат, — представились полураздражённо-полувопросительно. — Он оставил свой телефон на стойке, и твой номер единственный в списке экстренных. — Друг, не брат, — зачем-то поправил Гето. Его соображалка буксовала — мозг отчаянно отказывался просыпаться. Сатору что-то натворил? Похоже на то… — Да хоть муж, парень, мне как-то насрать, — вспылил мужчина, видимо, Годжо успел его основательно довести до белого каления — это он умел. — Короче, я не хочу грех на душу брать — выгонять его на улицу в такую погоду… Случится ещё чего. Лучше приедь, забери его. Сугуру машинально покосился на окно — за стеклом вовсю валил снег. То, что вечером больше напоминало дождь, пока он спал, превратилось в крупные хлопья, и на земле уже скопились небольшие сугробы. Ответить, чтобы добирался сам — действительно чревато. Тем более, неизвестно, есть ли у него деньги на такси. — Да. — Чёртов Сатору. Он же не простит себе, если с ним что-то случится. — Да, конечно, спасибо, что позвонили. Говорите адрес, постараюсь быть примерно через двадцать минут. Название бара ему было смутно знакомо. Кажется, это где-то всего в километрах трёх от школы, они когда-то, ещё в прошлом году, ходили туда с семпаями. Не очень далеко, но и не близко. Когда в трубке прозвучали гудки, Гето остервенело протёр лицо и, шумно выдохнув, начал собираться. Боже… Вот за что ему это всё? Сатору определённо ждёт не одна воспитательная беседа от него лично, и, возможно, он даже подключит Сёко или Мей Мей — девочки отлично умели возвращать на путь истинный. Но проще, конечно, придушить его. Чтобы не мучался. Точнее, чтобы другие с ним не мучались. Хорошо ещё, что хозяин попался адекватный и связался с кем-то из близких, а не с полицией. Хотя он не становился буйным, когда напьётся, скорее излишне активным и приставучим… На улице было скользко и холодно. Тёплая постель оставалась всё дальше позади из-за одной свиньи, которую он называл лучшим другом. И с каждым преодолённым метром его настроение становилось всё мрачнее. Не то, чтобы при таком пробуждении оно изначально было дивным… Он должен был сейчас спать, не прыгать на одной ноге по комнате, пытаясь одновременно натянуть штаны и заказать такси, не пробираться сквозь снегопад, не запрыгивать на всех парах в машину, а видеть какие-то там по счёту сны. Добрался он в итоге чуть раньше, чем за обещанное время. Естественно, злой как чёрт. По дороге ему не раз пришлось отвлекаться на высокие размышления о дружбе, чтобы не свернуть Сатору шею сразу при встрече. — Подождите, пожалуйста, я друга заберу, и вернёмся. — Сугуру заплатил за поездку. Денег как раз осталось на обратную. Место оказалось именно тем, что он и предполагал. Небольшое заведение: одна барная стойка и с десяток столов. Караоке и выпивка — ничего лишнего. Он прошёл сквозь раздвижные двери и сразу же наткнулся на внушительного вида детину, больше напоминающего бывшего — бывшего ли? — члена якудза, чем обычного владельца. — Здравствуйте. Это вы мне звонили? — Я, — кивнул тот и махнул татуированной рукой в сторону столиков. — Ну? Твой? С некой опаской переведя взгляд в указанном направлении, он увидел Сатору, экспрессивно вещающего что-то незнакомой группе людей, взобравшись на стул и поставив другую ногу на стол. С его высокого ботинка на шнуровке стекал на столешницу растаявший снег, но никого это особо не волновало. Девушки хихикали, парни что-то дружно добавляли, тоже попеременно взрываясь хохотом. Душа, мать его, компании. Сугуру скривился. Не то чтобы он не услышал и узнал его голос ещё на улице, но вдруг ошибся? Глубоко в душе у него теплилась искорка надежды, которую, впрочем, Сатору только что растоптал своей грязной лапищей. — Мой, — он признал, прибавляя беззвучно: — к сожалению. — Эй, дядя, я, вообще-то, ничейный, так сказать, общественное достояние. О, привет, Сугуру, ты как раз вовремя, присоединяйся! Само собой, Сатору тоже не мог не почувствовать его проклятую энергию ещё на подходе. Но усиленно делал вид, что заметил его, только когда с ним заговорили. — Тогда чего ты ждёшь? — Детина скрипнул зубами. — Забирай его поскорее! Он мне уже половину клиентов распугал. Клиенты испуганными не выглядели, однако того факта, что Годжо вёл себя безобразно, это не отменяло. — Да, конечно. Он заплатил? — После ещё одного лаконичного кивка он в два шага оказался рядом и грубо сдёрнул его вниз. — Пошли, тебе пора, Сатору. Скорее всего, благодаря остаткам инстинкта самосохранения он не воспротивился, как и знатно опешившая от такого поворота компания. Теперь дело оставалась за малым. — Примите наши извинения за доставленные неудобства. — У двери они остановились, и Сугуру склонился в низком поклоне, насильно нагибая за шею Сатору вместе с собой. Про себя Гето молился, чтобы тот продолжил быть паинькой. Чтобы всё прошло проще, чем он, зная друга, как облупленного, опасался. — Ага, простите… — без толики раскаяния пробубнил Сатору. — Простите, что сделал ваше заведение не таким ужасно скучным. Какого?.. Вот же засранец! Сугуру поспешил извиниться ещё раз, и буквально за шкирку выволок его на улицу, пока он своим языком без костей не втянул их в более серьёзные проблемы. — Боже, ты… — Он даже не мог выбрать какое-то одно из всех тех нецензурных определений, вертящихся на языке. Как он вообще дожил до своих лет, будучи такой отбитой сволочью?! — Для тебя просто Сатору. Гето закатил глаза на весь анатомически возможный градус. — Эта шутка устарела ещё до твоего рождения. — Ага-а, но только после него она приобрела смысл. — Он нахально вскинул нос, вызывая нестерпимое желание хорошенько по тому заехать. Нет, всё после. А вот когда они переступят порог общежития… Сугуру плотоядно ухмыльнулся, разворачиваясь к машине. Окошко медленно опустилось, и таксист, окинув их придирчивым взглядом, серьёзно поджал губы. — Пьяных не вожу, — заявил он, бескомпромиссно щёлкнув блокиратором. — Вырвет ещё, а мне убирать. — Эй, дружище, скажи, что у тебя деньги остались? — Сугуру живо сообразил, что, можно уговорить водителя за двойной тариф, и с елейной улыбкой обратился к Сатору. — Не-а, всё пропил, — под стать ему разулыбался тот. О нет… Нет, не хватало ещё пешком тащить на себе этот потерявший всякую совесть балласт до самой школы! Так, может, попробовать договориться как-то иначе? Пакетик, там, Сатору на уши надеть? Или на голову и завязать потуже, для верности. Или вообще в багажник его?.. Гето лихорадочно перебирал варианты один хуже другого, но его размышления резко оборвал скрежет закрутившихся колёс. Расшвыривая налипший снег, таксист уехал, не став дожидаться, пока ему придёт в голову что-либо ещё. — Отлично. Просто, блядь, прекрасно, — процедил он, провожая взглядом удаляющийся седан. И что теперь? Вызвать ещё одну машину? Нет, сомнительно, что другие таксисты также не откажутся… — Тоже мне проблема. Пошли-ик пешком… Он был прав — выбора у них нет. Чёрт, им действительно придётся добираться на своих двоих… О небеса, это как же ему нужно было облажаться в прошлой жизни?.. Снова повернувшись к поёживающемуся от холода Сатору, он скептически прищурился. — У тебя куртка совсем лёгкая, ты вообще каким из своих «шести глаз» прогноз смотрел, когда… — Да всё будет окей, я же горячий, — отмахнулся тот, кажется, уже стуча зубами. — Ну-ну, — он иронично хмыкнул. — Я Сёко так потом и скажу, мол, не переводи на него лекарства — пневмония сама рассосётся от его неотразимости… Вдруг Сатору прикрыл рот рукой и согнулся пополам. Только не это. — Ой, что-то меня тошнит… Только. Не. Это. — Тебя тошнит? — Он запаниковал, но, почти моментально сориентировавшись, подцепил его под локоть, чтобы увести подальше от бара. — Так, давай-ка отойдём на пару… — Это не поможет, — страдальчески простонал Сатору, вырываясь и картинно приваливаясь спиной к стене здания. — Меня от тебя тошнит, вот когда ты нудеть поучительно начинаешь, как сейчас, так сразу прям «бу-э». Что?.. Боже. Сугуру бессильно зажмурился на секунду и сделал пару глубоких вдохов-выдохов, подавляя рвущийся истеричный смешок. Театр абсурда, причём одного актёра. Как можно быть таким?.. Таким. Сатору тем временем больше не двигался, выжидательно наблюдая за ним, заинтересованно хлопая голубыми глазами. Безгранично довольный собственной выходкой. — Придурок… Но, право, не убивать же его, что уж теперь? И чем дольше они будут стоять здесь на морозе, тем вероятнее, что этот балбес всё-таки заболеет. И тем позже они вообще доберутся до общежития. Сугуру тяжело вздохнул. Изо рта вырвалось облачко пара.  — Держи. — Подошёл, не осторожничая, застегнул ему куртку, намеренно прищемив подбородок, снял с себя шарф и накинул тот на Сатору. — Пахнет тобой… — Он тут же мечтательно уткнулся носом в ткань. Гето посмотрел на него, как на дурачка. Потянулся, замотал ему ещё и рот, и не обращая внимания на возмущения, зашагал в направлении школы. — Не отставай, — только бросил через плечо. Следующие пару кварталов они преодолели молча. Почти. Сатору что-то периодически мычал, но Сугуру его игнорировал и продолжал идти, сосредоточившись на хрусте снега под ногами. Новенькие кроссовки уже начали промокать и мерзко чавкать. Он надеялся, что их не придётся выкидывать… В какой-то момент Годжо стало совсем скучно и он, сумев каким-то чудом выпутаться, забросил ему руку на плечо и опять принялся нести пьяную чушь: — Знаешь, с распущенными волосами тебе лучше. То есть тебе по-всякому идёт, но так больше, и ещё… Гето устало поморщился. Слава богу, он ещё в пижаме не выскочил, вполне логично не посчитав, что для «туда-обратно» на такси особо одеваться не нужно. Само собой, о том, чтобы собрать волосы, он в тот момент даже не думал. Кто же знал, что всё обернётся ночным, блядь, променадом? —… и хаори. — Хаори? — Да, когда ты надеваешь кимоно с хаори, ты прям крутой. Ты и в форме крутой, но традиционная одежда тебе… — Всё-всё, хватит, — предупреждающе поднял ладонь Сугуру. — Только не начинай по новой. Чего тебя вообще на любезности потянуло? — Я тебе больше и слова не скажу, неблагодарный, — очень натурально оскорбился Сатору. Гето хмыкнул, достал свободной рукой сигарету с зажигалкой и закурил. — Спасибо, — выдохнул. Сложно было понять наверняка, было ли это «спасибо за комплимент» или «спасибо, что наконец-то заткнёшься». Больше второе, потому что Сугуру всё ещё был невероятно зол на него. Так ему и надо. Строит тут из себя святую невинность. Хотя, в белом свете фонарей, с кружащимися вокруг снежинками, он и напоминал кого-то вроде снежного ангела. Нет, скорее ёкая, типа Юки-онна, потому что каким бы божеством он там сам себя не мнил, до кого-то столь благостного, как ангел, он не дотягивал, даже если подключить всю фантазию. — Сугуру? — Сатору опять долго не продержался. — М? — А кем ты хочешь стать, когда вырастешь? — Таксистом, блин, — огрызнулся он. — Чтобы в следующий раз, когда ты нажрёшься, нам не пришлось тащиться по снегу пешком. — Я серьёзно-а-ай. Поскользнувшись и едва не повалив обоих, он повис у Гето на плече. Сущее наказание. — Я тоже. — Он со страдальческим вздохом подтянул его за талию ближе, чтобы успеть поддержать его в следующий раз. По правде, Сугуру о своём будущем и не задумывался особо. Просто делал, что умел, что получалось лучше всего, и на что мало кто, кроме них, был способен, потому что верил в то, что слабые нуждаются в их защите. Вот и весь ответ. Навряд ли что-то изменится через пару лет. — Ну и ладно. Ну и не отвечай. А знаешь, кем хочу стать я? — Хм… Учителем? — предположил он самый банальный вариант: многие оставались при школе после выпуска. В Токио, или же переводились в Киото. — Что? Ха-ха! Ты совсем, что ли? Да какой из меня учитель?! — Сатору возмутился так громко, что у Сугуру не осталось сомнений — он угадал. — Короче. У меня есть план. Смотри, сначала я женюсь на пожилой богатой дамочке, нет-нет, не перебивай, ты только представь себе, и когда она… — Сатору, ты такой дуралей, — он всё-таки не удержался и рассмеялся, случайно выронив из-за этого только наполовину докуренную сигарету из пальцев. Да вашу ж мать… — Зато у меня в старости будет своя яхта, а у тебя… — Он замолчал, скорее всего, силясь придумать, как подколоть побольнее, но затуманенный алкоголем ум не выдал ничего оригинального: — Не будет. — До старости ещё дожить надо, — напомнил Гето, скорбно затушив окурок ногой. — Да что нам будет? — фыркнул тот. — Мы же сильнейшие. Какой же он самоуверенный… И как же бесит. Сугуру резко затормозил, с опасным прищуром поворачивая голову к покачнувшемуся от внезапности Сатору. — То есть, ты мне говоришь, что если бы я тебя не забрал, ты бы не замёрз в каком-нибудь сугробе? Замечательно. — Он попытался стряхнуть его с себя, но тот, как назло, вцепился ещё крепче. Как клещ. — С сегодняшнего дня всегда сам возвращаться будешь. — Нет… — Что «нет»? Нет — «дорогой, глубокоуважаемый Сугуру-сама, больше ради меня, пьяного идиота, можешь никуда не подрываться посреди ночи»? — Нет, я… Спасибо, что приехал, я правда ценю это. Он опешил — от Сатору не столь часто можно было услышать благодарность. Обычно он вёл себя так, будто все вокруг ему должны. А тут снизошёл до целой развёрнутой признательности, от которой у него как-то враз пропал весь запал и раздражение. Сугуру неловко повёл плечами, вдруг осознав, что вообще не понимает, почему же он так сильно злился, и молча поднялся вместе с ним на первую ступеньку главной лестницы. Потому что разбудил? Да его и под намного более несущественными предлогами раньше выдёргивали из постели, и это особо никогда не волновало. Потому что напился? Нет, точнее, не совсем, тут было что-то другое… С каждым шагом вопросы в его мыслях множились. Но только на подходе к корпусам ответ наконец-то нашёлся, и он заговорил: — Всё хорошо. Я просто беспокоюсь о тебе. А так… мне не сложно. — Я знаю, — серьёзно отозвался он. — Если бы реально знал, то нас сейчас здесь не было, — проворчал Сугуру и вспомнил, что так и не спросил: — Кстати, разве ты не уходил вчера спать? Вчера после уроков они немного поиграли в приставку с Масамичи-сенсеем, но закончили рано. И ни о каких больше планах Годжо не упоминал. Сатору неожиданно… смутился? По крайней мере, ему так показалось из-за того, как тот быстро опустил лицо, пряча глаза под отросшей чёлкой. Это было что-то новенькое. Сугуру заинтересованно вздёрнул бровь. — Уходил, — после недолгого молчания подтвердил он. — Мы когда по комнатам разошлись вечером, я сразу завалился. — Тогда как ты в баре-то оказался? Годжо скривился, он явно надеялся не развивать больше эту тему, поэтому объяснился почти скороговоркой: — Мне приснился кошмар, от которого стало… очень не по себе, так что заснуть я снова не смог и вышел немного развеяться. И я не пил особо, наверное, из-за паршивого настроения меня там так развезло… Гето задумчиво поджал губы. Кошмары для них с детства были обычным делом, что же такое должно было ему присниться, чтобы Сатору ускользнул из школы в таком раздрае? Что-то, чем нельзя поделиться? Маловероятно. В конце концов, они оба могли признаться друг другу в чём угодно, без малейшего осуждения с другой стороны. — Что за кошмар? — как бы невзначай поинтересовался он. — Да так… — Сатору нарочито беззаботно усмехнулся. — Глупость одна. Даже рассказывать толком нечего. Приснился и приснился. Ну, а чем всё закончилось, ты видел. — Ладно, бывает, — понимающе не стал упорствовать Сугуру. — Но ты мог бы постучаться ко мне. Ну там, например… переночевать попроситься, не знаю… Они уже дошли до его двери и, не сговариваясь, встали, хотя комната Сатору была дальше по коридору. Годжо как-то натянуто засмеялся. — А ты бы подвинулся? Сугуру на секунду заколебался, бренча ключами. Но в итоге, поддавшись своему спонтанному порыву, предложил: — Сам проверь. — Серьёзно? — У него даже рот открылся. Лязгнул замок. Он вошёл и обернулся. — Да, заходи, пока я не передумал. Дважды повторять не потребовалось. — Возьми футболку и чистое полотенце в шкафу и иди в душ, ты весь дрожишь. Он тоже жутко замёрз — пальцы ног окоченели (его кроссовки можно было выжимать), а горло начинало саднить. Но собственное здоровье его заботило на порядок меньше. — Потрёшь мне спинку, мамочка? — Сатору, видимо, успел-таки оправиться от удивления. — Не наглей, а? — цыкнул Сугуру, на ходу снимая куртку и свитер. По правде, он не знал, почему внезапно пригласил его. Вероятно, почувствовал, что нельзя оставлять его одного. А своей интуиции он доверял безоговорочно, какими бы бредовыми ни казались некоторые идеи его рациональной части. Пока Годжо копошился на полках, он сам успел почистить зубы и переодеться, но вот до кровати добирался уже почти ползком. Как же он устал… Тело точно свинцом налилось. Снова оказавшись в тепле, спать он захотел невыносимо, ещё и шум воды убаюкивал, но, наверное, всё-таки стоило дождаться Сатору… Тот, на его счастье, долго плескаться не стал — показался из ванной минут через пять. Сугуру смерил его насмешливым взглядом. Надо же, будто специально отыскал самую дебильную футболку, что у него была. Эту, с Пикачу, Сатору сам ему подарил, когда им выпала миссия в тематическом парке. С проклятием они разобрались меньше, чем за полчаса, и весь оставшийся день прокатались на аттракционах. Годжо тогда ещё поплохело от непомерного количества сладкой ваты, которое он слопал… Забавно, Сугуру как-то и позабыл о том дне. — Ну как? Его величеству достаточно места? — Вынырнув из воспоминаний, он любезно отодвинулся как можно дальше от края. — Вполне, — расплылся в улыбке Сатору, буквально запрыгивая под одеяло. — А ноги забрасывать на тебя можно? А храпеть? — Ты же не храпишь… Он, вообще-то, часто засыпал у него на плече где придётся: в поезде, возвращаясь с миссии, в машине, на остановке, на скучном уроке, сдвинув парты… И всегда бесшумно. — Значит, против ног ты ничего не имеешь? Сугуру закатил глаза: теперь с него точно хватит на сегодня исполнения дружеского долга. Это кто ещё из них неблагодарный?! — Сатору, спи давай. — Он умышленно двинул его локтем под рёбра, когда переворачивался. Сатору что-то невнятно пробубнил и завозился позади. Минуту, две, пять — похоже, он никак не находил удобной позы. Хоть он и успел протрезветь за их вынужденную прогулку, закрепив успех душем, но в лежании после попойки приятного мало: голова кружится, в ушах шумит… Поэтому Сугуру ничего ему по этому поводу не говорил, просто накрылся одеялом по самую макушку и постарался расслабиться. Однако неожиданно засыпалось плохо и ему. Стоило ему наконец-то сомкнуть веки, как в голове осиным роем зажужжали мысли, прокручивая снова и снова весь недавний разговор. Он бы соврал, если сказал, что все эти «тобой пахнет», «тебе идёт», и все его «мы» до этого не волновали его. На самом деле они бередили в нём что-то невнятное, неясное даже ему самому. Вот и сейчас во рту становилось сухо, и хотелось зажмуриться посильнее. Но почему? Чёрт, кажется… Сугуру стиснул зубы и приказал себе не думать о всяких глупостях. Раз шинигами, два шинигами, три… — Сугуру? Ты спишь? — Да. — Прозвучало недовольнее, чем следовало. — А… ну спи. Он поморщился и начал счёт по новой. — Сугуру… — Ещё одно слово, и я тебя покалечу. Раз, два, три… — Мне приснилось, что тебя больше нет. — Что? — Он резко открыл глаза, уставившись на стену перед собой. — Мой кошмар, — нервно напомнил он, и тут его точно прорвало: — Не в том смысле, что ты умер. Но… Ты больше был не с нами. Исчез, что ли? Будто бы ушёл, но в то же время… Нет. Короче, прости, я не знаю, как объяснить. Я, наверное, совсем чокнулся, вот только… Сон как рукой сняло. Он повернулся, оказавшись с ним лицом к лицу, и Сатору мгновенно схватил его за руку судорожно прижимая ту к своей груди. — Когда я проснулся, у меня здесь так болело, словно душу выдрали. — В его голосе бессильная паника. Под ладонью бешено колотилось сердце. Живое, доказывающее, что Годжо был вовсе не богом, как его называли все вокруг. Все, кроме Сугуру, ведь для него он с самого начала был просто… — Сатору. Он с трудом сглотнул, стараясь замедлить собственный подскочивший пульс: чужое смятение, страх, почти ужас в широко распахнутых глазах забирался под его кожу липкими щупальцами.  — Сатору, это был просто дурной сон, — прошептал он.  — Да, но я до сих пор не могу успокоиться… Хочется побиться о стенку, чтобы вытряхнуть из своей тупой башки такой бред. Я тогда подумал, что алкоголь поможет с этим получше, хотя, конечно, голова наутро раскалывалась бы после любого из вариантов…  — Тш-ш, тише, заткнись… Он немного поддался вперёд, прижимаясь своим лбом к его. Ему как никогда было жаль, что он совершенно не умел успокаивать, и не знал, сработает ли это. — Не думай больше об этом. Я же здесь. Я никуда не исчезну. Я… Вместо ответа Сатору порывисто, как-то отчаянно обнял его, не дав закончить. И они оба замолчали. Так… Правильно. Сёко всегда смеялась, что они как две стороны одной монеты, но Гето казалось, что они как весы. Уравновешивают друг друга каким-то непостижимым образом, не давая окончательно свихнуться. Ведь сумасшествие — издержка профессии, отпечаток, что та накладывает на каждого из них. Слабые — ломаются. А сильные, становятся…  — Мы же сильнейшие, помнишь? Что нам будет? — Правильные слова подобрались сами по себе. Он выдавил подобие улыбки, хотя Сатору не мог его видеть. — Эй, не кради мои фразочки, — в своём духе попытался отшутиться он. Но Сугуру чувствовал, что он всё ещё напряжён: мышцы спины под его руками были твёрдыми, словно в судороге свело. — А не то что? — протянул он, потому что… пусть переключится. Пусть забудет. Пусть перестанет ощущаться таким разбитым. И пусть перестанет так сильно прижиматься к нему… Обжигать ухо горячим дыханием, посылая сонм мурашек вниз по позвоночнику. А ещё его запах… Сатору пах свежестью геля для душа и чем-то неуловимо своим, даром что на нём была его дурацкая футболка. — А не то… Он немного отстранился, очевидно, собираясь тоже ляпнуть какую-нибудь глупость. Но вымученная ухмылка медленно сползла, когда их взгляды встретились, делая его лицо непривычно серьёзным. Сугуру осознал, что ему срочно необходимо сделать хоть что-нибудь. И желательно, чтобы это «что-нибудь» не было тем, что предложила его взбудораженная больная фантазия. Но Сатору придвинулся на миллиметр. А следующий преодолел уже он, и они оба как-то упустили момент, когда можно было остановиться… Или же ни один из них не захотел этого делать. Говорят, перед смертью не надышишься, тогда почему сейчас он не смог сделать и вздоха? Ведь в следующую секунду, ему показалось, будто у него в одночасье разорвались все сосуды в мозгу… Но от всей той щемящей искренней нежности, с которой его губы, целуя, накрыли чужие, можно было воскреснуть. Все полунамёки, все знаки, всё, что привело их к этому моменту, то, как идеально они совпали, подобно пазлу, сложилось в картинку. Такую яркую и чёткую, что Сугуру почувствовал себя идиотом, что раньше не замечал этого. Они ведь касались друг друга постоянно, всегда слишком близко подходили, будто для них не существовало такого понятия, как личное пространство. Они могли проводить вместе сутки напролёт, месяц за месяцем, и им никогда не надоедало. Им одного взгляда достаточно, чтобы понять, чего хочет второй. Они даже двигались порой синхронно, одинаково отвечали на вопросы, с одной и той же интонацией заканчивали фразы. Они были готовы добровольно отдать жизнь ради другого, если понадобится. Но если бы можно было выбирать, то Сугуру бы предпочёл погибать так. Вместе. Задыхаясь. Проваливаясь в одно спасительное безумие на двоих. Его влажный язык настойчиво прошёлся по губам, и Сатору приоткрыл их, впуская. И в следующий миг всё стало слишком. Слишком жадно, жарко, требовательно. Сатору опьянял собой. Он был на вкус, как мята, алкоголь почти не ощущался. Сугуру хотелось пропитаться им. Его самого пробовали, вгрызаясь, притягивая за затылок, путаясь в волосах. Делая поцелуи глубже, жёстче, уничтожая, сметая каждую из оставшихся воздвигнутых между ними границ. А после, сместившись, хаотично рассыпать те по щекам, подбородку, шее, острым ключицам. Срывать стоны, не разбирать, где чьи, потому что так правильно, потому что в унисон. Свободной рукой Сатору двинулся по предплечью, встречаясь с его ладонью. Переплетая пальцы, сжимая ту и больно заводя ему за спину, чтобы прижаться — хотя куда уж ближе? — и обещано закинуть сверху ногу. Не оставить никакого, ни малейшего пространства между ними. И выдохнуть: — Не смей исчезать, Сугуру, слышишь? — Никогда, — легко пообещал он, потому что был уверен в этом так же, как и в том, что видел в потемневших голубых радужках безуминку и кое-что ещё, невыразимое. Потому что был готов и душу ему отдать, если попросит. И потому что на «твой?» он всегда подтвердит «мой».