Левиафаны

      Это — море. Великое и пространное. Темные тучи покрывают небо над бесконечными бушующими просторами воды морской, что грозно встречают каждого смельчака волнами, одна из которых другой больше. Ни одной капли не проливается с неба, но ветер, что по силе не уступает стаду буйволов, шумит в ушах, разгоняя все больше и больше безумство неуправляемой стихии. Пресмыкающиеся, которым нет числа, животные малые с большими, прячутся под толщей воды, скрываются от возможной смерти; там плавают корабли, обрекая себя на неминуемую гибель; там этот левиафан, которого Ты сотворил играть в нём.       Древнее морское чудовище возрождается. Ознаменование этого — гроза, какой не бывало на тех землях уже больше тысячи лет, какая губит все живое там, минуя лишь новорожденного Левиафана, что кричит и плачет, впервые за тысячи лет имея возможность дышать полной грудью.       Левиафан вызывает страх в каждом, кто находит смелость подходить к нему. Говорит он на одном языке с людьми, но совершенно чуждый им, и сыплются из его рта лишь проклятия и оскорбления.       Ребенок он того сурового мира, который ждал его возвращения, но который не мог дать ему больше, чем гордое имя, Левиафан, которое он носит и историю которого знает по старинным Писаниям, что возбуждают в молодом уме картинки былого величия, которое имел он, но которое помнить ему не дано. Чувствует Левиафан в моменты те мелодию, что ведет от первого до последнего вздоха, и то мелодия жизни, что всегда с ним будет, как и гордое имя его.       Левиафан не знает всей своей силы. Он рождён одиноким, покинутым даже теми, кто самые первые узнали в нем древнего монстра, кто его самого в этот свет и привел. Никто не учит его, никто не волнуется о нем, никто не пытается обуздать буйный нрав, что создаёт молнии в его ещё детских руках, которые липкой чужой кровью покрыты и которые силу берут из страха чужого. И жизнь его — череда убитых, что смерти хотели его, и живёт он, чтобы жить, и цели не имеет он.       Привычки Левиафана дики: не держится он тех, кто протягивает руку помощи; не просит он того, что взять может, но берет сам; не делится он ни с кем добычей своей; не знает он спокойствия и дома. И зависть пробивает сердце его, незнающее радости теплоты человеческой. И скор он на расправу с теми, кто имеет что-то, чего Левиафан не имеет. Живёт он один, скрываясь от чужих глаз, одевается в одежду, без присмотра другими оставленную, ест еду, не для него найденную, и лишь потому становится ближе к людям, чтобы вновь послушать песнь о левиафанах, что жили раньше там, где он живет. И злится Левиафан на людей, что не понимают его величия, и с презрением смотрит на тех, кто беззаботно ходит по земле, не ведая трудностей, и считает он их трусами и недостойными.       Левиафан — человек, что без раздумий обнажает клинки свои, и оживший ужас, который в порывах неконтролируемого гнева сам себя боится. Теряя контроль, теряет для себя самого право на имя свое, что от рождения питает силы его. И перестает Левиафан быть Левиафаном, сокращает имя свое, чтобы держать силы свои, чтобы не встретить гибель свою от рук своих же. И зовет он себя «Леви», имя, что без роду и племени, что силы в себе не таит.       «Можешь ли ты удою вытащить левиафана и верёвкою схватить за язык его?»       Леви опытен как необузданный крушитель, но человеком он все ещё озлобленный ребенок, что не имеет никакой связи со всеми теми, кто его окружает. Леви ещё бьётся, но не ради силы своей, ее очарования, а ради выживания, что сложнее стало стократ, как запечатал он имя свое.       Леви не проигрывает те битвы, которые начинает. Леви не терпит тех высокомерных взглядов, что на него направлены. Леви скалится, сплевывает кровь, вытирает рукавом губы свои и думает, что клятва имени своему, клятва, что печать сил его, никогда не будет им предана, как предан последний левиафан, умерший от рук создателя его.       Оружия ствол направлен прямо в лоб ему, и цепкий взгляд смотрит прямо в суть его. Леви чувствует впервые так страх смерти скорой, что в ярость переходит. И мысли всё возвращаются к сути силы его, наполняя решительностью, возвращая в нем левиафана, которого он прятал.       «Как имя твое, мусор?», — спрашивает юноша, сражавшийся с ним. «Левиафан», — рычит он, и силы его, что вытащены были боем сим, возвращаются к нему, и исчезает дуло от лба его. «Присоединяйся к Варии, Левиафан». — Отвечает юноша. — «И служить будешь под началом моим, и будешь сражаться за честь и гордость мою, не имея страха о силах своих, что прячешь ты». И застывает Левиафан, пораженный чужим открытием, и проникается первым своим светлым чувством к юноше тому, что понимает силы левиафанов и не губит чудовищ морских, когда имеет шанс. И преклоняет он голову перед ним: «О, сильный юноша, как имя твое? Как зовут моего Хозяина нового, что понимает силу левиафанов?» — «Занзас», — отвечает юноша. И становится Левиафан преданным слугой Его. И впервые доверяет Левиафан, и знает он, что может спать спокойно рядом с Занзасом, новым Хозяином своим.       «вденешь ли кольцо в ноздри его? проколешь ли иглою челюсть его? будет ли он много умолять тебя и будет ли говорить с тобою кротко? сделает ли он договор с тобою, и возьмёшь ли его навсегда себе в рабы?»       Обучается Леви. Впервые в жизни окружённый науками, бушует не тело его, а разум его, что не имел для развития шансов. И оттачивает теперь душу свою Леви, познает не рефлексы и инстинкты животные, а техники, что уже давно в бою используют.       Леви – старший офицер Варии. Леви — то все ещё человек, что сути своей человеческой не знает. Делает его это убогим среди своих же, и теперь лишь преданностью и словами Хозяина скованны его силы левиафана, что находятся внутри. И берет он в руки свои восемь клинков, что зовутся параболой, и молнии его поражают мощью и красотой своей, и сражается он с людьми на равных, не лучше и не хуже их выступая, желая лишь иметь возможность слушать слово Занзаса, быть с Ним и получать похвалу Его, что была ничем иным, как высшей наградой для Левиафана.       Меняется он, опираясь на новую жизнь свою. И выглядит он, как мастер дела своего, и одевается он не в обноски, а в плащи и сапоги, и исчезает дикость с лица его, и светятся глаза его знанием, и проткнута губа его и бровь его кольцами, и соединены они цепочкой. И выглядит Леви человеком, но не левиафаном. Но стоит Хозяину его лишь сказать имя его, и пробуждается Левиафан, и становится форма его явная, и нагоняет он ужас также, как и в былые времена.       Живёт Леви, как дитя Божье, но скрывает в себе чудовище древнее, что не оставляет его ни на минуту, ведь им и является. И будет служить Хозяину своему во веки веков, и от руки Его только умереть может.       «станешь ли забавляться им, как птичкою, и свяжешь ли его для девочек твоих? будут ли продавать его товарищи ловли, разделят ли его между Хананейскими купцами? можешь ли пронзить кожу его копьём и голову его рыбачьею острогою? Клади на него руку твою, и помни о борьбе: вперёд не будешь».       Служит Леви Хозяину своему верно, и идёт он за Него в огонь и в воду, и на встречу верной смерти. И кричит Левиафан в агонии, и рвет, и мечет в отчаянии, когда исчезает Занзас во льдах, и зол он, и свиреп.       Но смотрят мафиози старшие на Левиафана как на ребенка неразумного всего пятнадцати лет от роду, и сила его не пугает их, пока сдерживается она словом Хозяина его, что скован льдами. И хотят они обуздать его и всех, кто верен Хозяину его, и смотрят они на них, желая подчинить их, желая поделить их между собою и использовать, как кому из них вздумается. Но непреклонны Левиафан и другие, кто верен Хозяину его, и скалят они свои зубы, и стоят они на страже чести и гордости Хозяина, что осталась и после заточения его.       И злится Левиафан, и заглушает боль от потери Хозяина своего в плотских утехах, но знает он, что никогда не отмоет клеймо свое от слабости своей и будет мучиться от все то время, пока Хозяин его не вернётся.       И начинает размышлять Левиафан: знает он, что пока ещё бьется сердце Занзаса, будет смысл в жизни его, и сейчас смысл его в ожидании и продолжении дела Его. Но понимает Левиафан, что одинок, что Хозяин его всегда будет Хозяином его, и не сможет Он делить желания Левиафана, как делит Левиафан желания Его, и не сможет Левиафан назвать Занзаса парой своей. И понимает Леви, что нет никого ближе ему, чем левиафаны другие, которых не видел в глаза ни разу он и нет которых на свете больше, потому знает Левиафан, что одинок он, но чувствует, что не всегда так будет. Настанет день, когда встретит левиафан левиафана, и закружатся они в неведомом водовороте силы своей, движимые лишь инстинктами, и будет второй левиафан ближе ему, чем кто либо, и будет он почти частью его, и будут они вместе служить одному Хозяину, исполняя волю Его.       И так идут годы Леви, и не мальчик он уже, а юноша, что знает этот свет уже двадцать три лета. Восемь лет ожидания его окупились, и вернулся Хозяин его, что не утратил ни капли силы своей, и повел Он их дальше. И защищает, и отстаивает Леви честь Хозяина своего, и принимает он все трудное, что происходит, и выполняет роль свою, что дана была ему Хозяином: как громоотвод он отводит угрозы любые, что встречаются ими, и он с радостью несёт звание свое. И проходит ещё девять и одно лето, и все ждёт Леви, и снимает он кольца, отпуская усы, и верит, что окупятся ожидания его, и появится ещё один левиафан, что будет таким как он.       Пробуждается второй левиафан. И начинается буря, и сгущаются тучи в безоблачный день, и сверкают молнии, и завывает ветер, и кричит появившийся левиафан как сам не свой, и крики его слышны от моря Тирренского до моря Ионического. Находит Левиафан Левиафана, и видит Леви себя же, что младше на девять и одно лето, что рвет и мечет в негодовании, что потерян и загнан, как дикий зверь. Знает Леви, что не враг левиафан левиафану, но кидается он, чтоб смирить буйный нрав, что разрушителен для всех и себя самого. Кружатся в драке левиафаны, и вырывается второй левиафан, и смиряется гнев его, и страх наполняет сердце его, когда чувствует он лезвие собрата возле шеи своей, и видит он кровь свою и его, и в ужасе застывает он. Чувствует он смерть скорую свою, но исчезает лезвие, и падает он обессиленным на колени, вымотанный боем страшным и осознанием пораженный, что собрат его противник его.       «Хозяин мой, что прикажешь делать с левиафаном вторым?» - спрашивает Леви. И молвит Хозяин: «Увидел Я силу собрата твоего и доволен остался. Пока не будет он мусором бесполезным да обузой, может быть левиафан с левиафаном. Такова воля Моя». И склоняет голову Леви, и с трепетом смотрит Левиафан на нового Хозяина своего, что как его собственный был, но на девять и одно лето старше, и склоняет он голову по подобию брата своего. И знают левиафаны, что были избраны, и избранный народ они для Хозяина своего, и будут верно идти за ним и прославлять его во веки веков.       Сводит жизнь левиафанов. Левиафан, что старше был, знал цену опыта своего, и спокойнее был, и не было в нем того озорства. Верен он повадкам своим, и сложно ему принять появление собрата своего, и чувствует он, что разочарование проникает в сердце его. И был второй Леви млад, и не знал еще многого он, и не ведал он усталости, и пыл его был чрезмерным, но разум знал его гибкость, и перемены страха не вызывали его. Ведь не делился раньше ни один из Левиафанов, но вынуждены теперь делить жизнь одну на двоих.       Но трепет охватывает того Левиафана, что наматывает ус на палец, когда смотрит он на собрата своего, ведь были они роднее друг другу, чем кто-либо, ведь нет никого ближе в мире, чем два чудовища, нашедших друг друга. И меняет себя Левиафан, выискивая собрату своему куски повкуснее и места получше. И радуется сердце его, когда видит он улыбку собрата своего, что ждал больше девяти и одного лета, и ценит это собрат, ведь не знал от других он тепла, что зависть вызывало его. Но и строг Левиафан, когда дело строгости требует, но понимает надобность эту собрат его.       Но Левиафаны, что больше монстры, чем люди, знают и раздор между собой. И оба они не ведают страха, и оба принимают лишь одну высшую награду, которую не променяют ни за какое золото и серебро. И ссорятся Левиафаны, как дело задевает гордость кого из них.       Упрямым был тот Левиафан, что младше. И свежи его воспоминания о неудачах, и боится он их как позора своего. И бурлит кровь в венах, когда охватывает прошлое голову Левиафана, и невыносимы мысли эти. Знает Левиафан о силе своей, знает возможности ее, и корит он себя, зная возможности свои, ведь что его с рождения, тем не пользуется. Но скованны силы его печатью слова Хозяина его, и бьется он в бессилии, ведь силы его, что человек, а не монстр, мало будет.       Но понимает Левиафан, что может он бесконечно жалеть себя и в этом кругу бессилия замыкаться. Но терзает сердце его, что предатель он, ведь появился здесь он, с собратом своим, но покинул того Босса, который был с ним до этого двадцать три года, но что исчез в одно мгновенье из жизни Левиафана. И чувствует вину свою Левиафан, что жив он, но не возвращается к первому Хозяину своему, ведь тщетна каждая попытка его сделать это. И не может простить себе это Левиафан, как не может простить неопытность свою, замеченную в бою с собратом своим, ведь живет тот дольше и знает больше. Но стыдится Левиафан разницы своей в силе и тренируется он усерднее, чем когда-либо до этого, и утоляет он в этом свою зависть и гнев. Проходит время, но все не находит Леви утешения своего. И всё чуждо ему, и живёт он только ради нового Хозяина своего.       Видит это другой Леви и приходит к нему понимание, что не справляется сам собрат его. Близость, что желание его, для другого оборачивается тяжкой ношей. И знает он, что не может выступать заменой, но может дать то, что имеет, чтобы в итоге получить ещё больше.       Знает Левиафан, что есть вещи, что только им двоим понять можно. Несколько стуков, щелчков, движений руки. То жесты, что поймет лишь Левиафан, мелодия их. Значение тех символов для них священно. И начинает вести Левиафан: то пару стуков там, то пару щелчков тут. Несмело подхватывает собрат его те мелодии. Рождаются новые звуки, и появляются новые символы. И не день, и не два пройдет, пока те звуки, что знают Левиафаны, не выстроятся в мелодию причудливую, где ритм теряется, и мелодия та ни на одну другую в мире не будет похожа, ведь знают ее только Левиафаны, и только они ее играть могут. И становится та мелодия, живущая в головах их песней, что связала разделенные души.       И живут Левиафаны, и танцуют они живя. И каждый день, прожитый ими, становится частью беспрерывной песни, живущей в сердцах их и меняющейся ежедневно со сменой погоды. И ярка та часть, что пропета в солнце, и буйна та, какой сопутствовал шторм. Но лишь тогда мелодия цельна, когда Левиафаны целы, то есть вместе танцуют.       Не каждый, кто видит танец Левиафанов, может быть им заворожен, ведь то порывы инстинктов, что началом в сути чудовища их, и нет там места чему-то людскому.       Воистину велик их танец, когда то песнь боя, что возвращает Левиафанам силу их, что скованна, и внушает страх каждому, кто стоит пред ними. И нет тогда ограничений, и мелодия, смерть несущая, верх берет над человеком в них, и будет то наслаждение, что словами передать трудно.       Снова беснуется природа. Небеса, что знают всё, разверзлись, пропуская ливень, что первый предвестник танца Левиафанов, ритм отбивающий, и слышен гром. На обрыве, что омывается беспокойными волнами, готовится поле брани. Стоит не меньше пяти десятков на трех, и напряжение пламенем становится. В предвкушении Левиафаны, и враги их, видя то, сжимают зубы покрепче и молятся тому, кто изгнал Левиафанов с земли на несколько тысячелетий. Но не двигаются Левиафаны, ожидая лишь Того слово, что нажимом на курок для них будет, что даст Левиафанам Левиафаново. И в тот момент молвится слово.       «Разбирайтесь, как того захотите», - то обращается Хозяин их, – «Левиафаны». – И, договаривая, уходит. И радость охватывает сердца Левиафанов.       «Надежда тщетна: не упадешь ли от одного взгляда его?»       Загораются желтым цветом глаза Левиафанов в мраке.       Несколько дул тотчас наставляется им в лоб.       Все ярче искрит пламя Грозы, что молнией мелькает вокруг Левиафанов.       Напрягаются люди вокруг них стоящие, готовясь обороняться.       Удлиняются шеи Левиафанов, и шире становятся плечи.       В ужасе смотрят на это противники их, не смея двинуться с места, завороженные мерзким зрелищем превращения.       Проявляется хвост из-под одежды. Размером он становится со ствол, что небольшому деревцу принадлежит. Бьются хвосты в нетерпении о землю.       Отвращение охватывает на это смотрящих, крепче сжимают они оружие свое.       Делает вращение плечами Левиафан, и хрустят кости его. Слышно, как ткань рвется, и виднеется плавник на спине. Облизывается Левиафан, и виден длинный раздвоенный язык его, и видны острые клыки его.       Стучат зонты о землю, отбивая начало марша смерти.       «Нет столь отважного, который осмелился бы потревожить его;»       «Не жалейте их!» – слышится голос из тьмы. И прерваны были Левиафаны градом пуль, что со всех сторон их накрывала. И стрельбы свист слышен лучше свиста ветра. И была та атака волною, что заставляла задыхаться всех, кто попадал в нее.       Не прерывается атака первым стоном боли, что атакующий издает, хватаясь за руку свою, роняя оружие свое из руки своей. И не знает он суть происходящего, но замечает недвижимость Левиафанов, что, не шелохнувшись, стоят под волною, их накрывшую. Порвана одежда их, но ни капли крови их не пролито на землю. И еле звон различим от прикосновения пуль к Левиафанам, ведь отскакивают они от могучих тел, не вредя им, как не вредит дождь растениям.       Минута требуется пулям шальным, чтоб покалечить людей из тех, кто их же выпускал. И утихает грохот выстрелов. Видны Левиафаны, что смотрят надменно. Покачивается цепочка одного, слегка дергаются усы другого, и поблескивает чешуя на коже их зеленым цветом, и не видно ни царапины на них, ни ушиба.       И вновь слышен стук зонтов, под который раненные отступить вынуждены.       «кто же может устоять перед Моим лицем? Кто предварил Меня, чтобы Мне воздавать ему? под всем небом всё Моё».       Делают первые шаги Левиафаны. Неспешны они, хотя читается в их глазах желание. Обступают их со всех сторон, но как хотят Левиафаны, так и идут они, не прерываемые никем, но замкнутые в кругу врагов. И доходят они до обрыва, у которого бушует сильнее все морская стихия, что место их силы, у них же отобранное. И слышится, как бурлить начинает море, и признает оно господ своих, пропавших и найденных, что изгнаны смертью были, но вновь сладость познают жизни.       Шумно дышит Левиафан, вдыхая громко и громко выдыхая клубы серого дыма.       Слегка отходит чешуя на щеках Левиафанов, и появляются прорези, что жабры.       Окидывают взглядом врагов своих Левиафаны. Не стучат больше зонты их, но подняты они в воздух и готовы к бою, как готовы и Левиафаны. Напрягает спину Левиафан, слегка склоняет голову свою, и выпад резкий его пронзает того, кто перед ним стоит. И отшатываются те от него, кто рядом, но, опомнившись, заносят клинки свои, намереваясь нанести удары свои. Но быстр Левиафан, и сильны руки его. Достает Левиафан второй зонт, и за шаг его два пронзаются, что вплотную подбирались.       И бежит толпа на Левиафанов. И один пока отбивается, второй, змее подобный, пронзает врагов одного за одним цепочкой, словно в танце кружась, отгоняя хвостом своих всех тех, кто к нему подбирается.       Как падает тело перед ним, получает первый Левиафан пулю, какая прямо в лицо ему запущена и какая от него же отскакивает. Реагирует Левиафан, и двумя зонтами пронзает человека перед ним. И чувствует он удар по спине своей, что укус комара для него, и ломается оружие на две части, ведь тверже металла любого чешуя Левиафана.       И окружен второй Левиафан, но нет беспокойства на лице его. И наносится ему удар за ударом, но не уклоняется он, бьет сразу. И там, куда не достает зонт его, достает хвост его, что одним своим взмахом мог с ног сбить. Но кидается противник на хвост Левиафана и прижимает его к земле, пока другой противник, отбросив оружие свое, кидается на зонт Левиафана, его задерживая, но не останавливает это его. Собрав немного силы своей, отшвыривает зонт свой Левиафан, и отбрасывается с ним противник его, сбивая с ног товарища своего. И достает второй зонт Левиафан, начиная кружиться вокруг себя. Кружится с ним на хвосте его противник его, что сшибает союзников своих, но не отпускает Левиафана. И начинает биться хвост Левиафана о землю, и бьется с ним противник его, и слышен хруст костей, и видна голова противника, что почти на две части расколота, и разжимаются руки трупа и падает он на землю.       Чувствует первый Левиафан, как собрат его разошелся, и разжигает это его дух боевой. Складывает он зонты свои, и бой готовится вести руками. Напряжены противники его, когда видят молнии, мерцающие между ладонями его. Замахивается один из противников его со спины, но чувствует это Левиафан, сшибает с ног его хвостом своим и разворачивается, чтобы добить его. Но нападает другой противник его. Успевает Левиафан и руками хватает оружие противника другого, голыми руками ломает на две части его и из рук вырывает, чтобы обломком оружия пронзить глаз врага его, наваливаясь на него, к земле прибивая и раздробляя череп его. И не обращает внимание Левиафан на удары другие, что на его спину приходится. Чувствует он запах крови и свежей плоти, и другое смысла не имеет.       «Не умолчу о членах его, о силе и красивой соразмерности их. Кто может открыть верх одежды его, кто подойдёт к двойным челюстям его? Кто может отворить двери лица его? круг зубов его — ужас; крепкие щиты его — великолепие; они скреплены как бы твёрдою печатью; один к другому прикасается близко, так что и воздух не проходит между ними; один с другим лежат плотно, сцепились и не раздвигаются».       Улыбается Левиафан, обнажая ряд острых как бритва зубов своих. Когда раскрывает он рот свой, виден второй ряд зубов его, что прямо за первым находился. Разрывает он могучими руками одежду на теле под ним и впивается он зубами в плоть, что еще теплой была. Чувствует он запах крови на своем языке, и кусает он тело под ним, с радостью смакуя мясо, что не доводится пробовать людям часто. И стекает кровь по лицу его, но откусывает он кусок за куском, пока не стягивает пятеро противников его за хвост его с тела мертвого.       И кидаются противники на второго Левиафана, но быстрее он их всех и каждого из тех, кто нападает на него. Оставляют движения Левиафана лишь след красных и зеленых молний, что кровь на теле его и пламя его. И падает тело за телом, и точны удары Левиафана, что пробивают любую защиту, что имеют враги его. Но как замечает он, что вкушает плоть собрат его, останавливается Левиафан. И стоит он за спиной противника своего которого пронзил насквозь зонтом своим. И не достает он зонта своего, а придерживает рукой тело, что другой рукой лишает одежды в области шеи. И впивается он клыками своими в шею мертвого, глаза прикрывая от наслаждения, подобно вампиру, что шею желанную заполучает. Но открывает глаза Левиафан и, кусок свой откусывая, поднимает тело в воздух. Раскручивает с ним Левиафан и, не целясь, бросает он тело во врагов его, что в страхе от дикости Левиафанов, что им открылась.       «От его чихания показывается свет; глаза у него как ресницы зари; из пасти его выходят пламенники, выскакивают огненные искры; из ноздрей его выходит дым, как из кипящего горшка или котла Дыхание его раскаляет угли, и из пасти его выходит пламя».       Рассержен Левиафан, что не дают насладиться ему добычей его, но не делает он и движения единого, как противники его набрасываются на него, к земле прижимая. И зол Левиафан наглостью такой, и не поворачивает он голову на длинной шее своей и смотрит в лицо противники, что сел на него, как на раба. И скалится Левиафан, и дым выходит из ноздрей его, и дышит огнем он изо рта своего, и выжигает лицо противника своего. Вскакивает тот, кричит в агонии, падает на землю и бьется в конвульсиях, пока смерть не забирает его. Ушли с Левиафана остальные противники его, и в страхе смотрят они на товарища своего, что погиб в пламени Левиафана. Поднимается Левиафан, но не стоит он ровно, а на две ноги и руку опирается, словно дикий зверь. И падает оружие его со спины его, и рвется одежда. То плавник его могучий, что был прижат оружием и одеждой, поднимается на спине и хвосте его, а волосы его до которых идет плавник его, видятся шипами. И заметны жабры на голом торсе его. В ужасе бегут противники его, но догоняет и набрасывает он на них, выламывая им руки, перекручивая ноги, череп раздавливая в крошку и откусывая члены их.       И видит второй Левиафан собрата своего, и нет для него зрелища прекрасней. Но замечает он противников его, что подкрадываются с сеткой со спины к собрату его, и гнев возникает в сердце его, ведь нет подлости больше, чем удовольствия лишать того, кто начинал только пробовать его. Подбегает он к ним, раскидывая тех, кто решается стать на пути его, и дышит огнем на них и сетку их. Сгорает сетка в одно мгновение, и горит земля, на которую падает она. В ужасе кричат противники Левиафана. И выгорает кожа их, и глаза вытекают из глазниц, и слипается одежда в огне и кожа их, и не потушить то пламя, что разжигает Левиафан. И крики их коротки, ведь разъедает огонь плоть их, и крики их немыми становятся. Со злостью разбивает Левиафан их черепа догорающие о землю ногой, и ломает им кости хвостом своим. Замечает это другой Левиафан и рыком благодарит собрата своего.       «На шее его обитает сила, и перед ним бежит ужас».       Не успевает Левиафан отведать горелой плоти, как запрыгивает враг его на шею его и целится мечом в голову и шею Левиафана. Впиваются в живот врага его волосы его, что остры как шипы, но не останавливает это врага его. Хватает Левиафан врага за ногу, но бьет тот в шею Левиафана. Но не дрогнул Левиафан, и не было ни царапины на шее его. Хватает он врага своего за вторую ногу и, в воздух поднимая, бьет его о землю головой. И крошится череп его, и обмякает тело его, и швыряет Левиафан его на земь к ногам своим. Наклоняется к нему Левиафан, срывает одежду с тела его и дыханием огня своим сжигает часть тела его, которое ест после. И насыщается Левиафан, поедая, и возвышается плавник его над его головой.       «Мясистые части тела его сплочены между собою твёрдо, не дрогнут».       Видит Левиафан, как помогает ему собрат его, и радуется он, что в сердце собрата его находит отклик все, что делает он, и нет в сердце том осуждения. И продолжает наслаждать бойней Левиафан, что он сам и устраивает. И не подходят больше враги его к нему, следя на расстоянии за ним, и пользуется моментом Левиафан. Сдирает он одежды с тела, им найденного, и впивается клыками в него, слой за слоем пробиваясь к внутренним органам его. И, проевши до ребер, ломает он их руками своими, что напоминают собой лапы зверя дикого с большими когтями острыми. И достает сердце из тела Левиафан, и с вожделением смотрит он на него. Откусывает Левиафан немного от сердца в руках своих, и чувствует он новую силу в себе, и разрывается последняя одежда на ногах его, и ноги его сливаются с хвостом его, делая его змием на земле. И каждая часть тела его сильна и непробиваема, и страшен Левиафан становится, чем дальше пожирает он.       «Сердце его твёрдо, как камень, и жёстко, как нижний жернов».       И доедает другой Левиафан сердце, что горело его пламенем, и становится он змием, но не останавливается после этого он. Лежит пред ним тело противника его с распоротой грудиной, но мало этого Левиафану. Поддевает он острым когтем своим чужую плоть и вспарывает живот тому, чье сердце съел. И достает он то, что достать может, потроша тело, что ему было оставлено. Оставляя после себя картинку отвратную, поднимается на хвосте Левиафан, и поднимает тело с собой, и свисают органы из вспоротого тела. Подползает Левиафан к противникам своим и показывает тело, им выпотрошенное, и насмехается он над ними, что попытки их жалки и сердца их и тела их будут также у ног Левиафанов.       «Когда он поднимается, силачи в страхе, совсем теряются от ужаса. Меч, коснувшийся его, не устоит, ни копьё, ни дротик, ни латы. Железо он считает за солому, медь — за гнилое дерево. Дочь лука не обратит его в бегство; пращные камни обращаются для него в плеву. Булава считается у него за соломину; свисту дротика он смеётся».       Не слабы враги Левиафанов. Сильные мафиози, живущие по чести, вот враги Левиафанов. Но не существовал для морских чудовищ закон людей-мафиози, и следуют они лишь тем правилам, что устанавливает им Хозяин их. И сказано Хозяином: «Разбирайтесь». И разбираются Левиафаны, как того пожелают, и нет желаний страшней, чем у древних чудовищ, какие возродились из морской пены, чтобы вновь прожить судьбы свои. Но, как нашли Левиафаны Хозяина своего, не бушует их нрав и нет у них возможности разгуляться. И мафиози, что сильными считаются, лишь игрушка для Левиафанов, что лишь игры и ждут. И страшно древнее зло, коль хочет она играть и веселиться, ведь жертвы чужие не значат ничего, а своих жертв не заимеет оно никогда.       «Под ним острые камни, и он на острых камнях лежит в грязи».       Возвышаются Левиафаны над противниками своими. И противники из тех, кто в живых остался, выглядят трупам подобно, и в глазах Левиафанов уже они трупы. И не видят себя Левиафаны, но знают они, что не чистота на телах их. Заляпаны они чужой кровью, но не по локоть, а по глаза, и измазаны они землей, что смешана с кровью, и запачканы они чужими останками. Лицо их в крови, и зубы, что они скалят, тоже.       Желание жить теплится еще в сердцах противников Левиафанов и бегут они, пока бежать могут, и прыгают в воду с обрыва, надеясь, что пламя их, не спасшее от Левиафанов, спасет от стихии.       «Он кипятит пучину, как котёл, и море претворяет в кипящую мазь; оставляет за собою светящуюся стезю; бездна кажется сединою».       Нет подарка больше для Левиафанов, чем противники, что бегут к водной стихии.       И нет смысла торопиться Левиафанам, и возвращаются они к телам, на поле битвы оставшимся, и дерутся шутливо друг с другом за каждый кусочек, что откусить могут. И еда для них вкусна, и нет приятности большей, чем делить ее друг с другом.       Заканчивают Левиафаны. И ползут они к обрыву, и прыгают в воду, что принимает их как повелителей своих.       «Нет на земле подобного ему; он сотворён бесстрашным; на всё высокое смотрит смело; он царь над всеми сынами гордости.

— Иов. 40:20 — 41:26».

      Закипает море, как прибывают в него Левиафаны. И уже не люди совсем они, а большие змии морские, что вьются в воде, с каждой минутой все длиннее становясь, а толщиной они в ствол древнего дуба, что и семерым не обхватить. Радостно дышат пламенем и щелкают зубами Левиафаны, и нет для них большей шалости, чем заглатывать людей, не жуя. И насыщают себя Левиафаны теми, кто сильнейшими из сильных был.       Резвятся в воде Левиафаны, и кипит море, подзадоривая их, и в шутку дразнит один одного, нападая и обвиваясь вокруг чужого тела. Вьются в своем танце Левиафаны, цари всех морей и океанов, и противятся они той судьбе, что была им раньше уготована. И написано было: «Нет пары у левиафана». Но знают Левиафаны, что то, что правдой было, ложью стало. И не нужно им другой пары, чем они сами, и счастливы они, хоть и последние они в роду своем, и, возможно, не будет после них Левиафанов еще несколько тысячелетий. Но не волнует это Левиафанов, и радуются они могуществу своему и друг другу. То судьба их, что выбрали они, и служить будут Левиафаны Хозяину своему, пока сердце бьется в их грудях и могут они отстаивать гордое имя свое, Левиафан.