if it would be

Калифорния медленно увядала, из лазурно-голубой постепенно становясь багровой с прощелиной янтарно-оранжевого. Небосвод в Беверли Хиллз был так же необыкновенен, как и люди, живущие здесь. Позвольте, и всё-таки, чем люди Голливуда отличны от всех других? По сути, только многомиллионным состоянием долларов и евро на своих банковских счетах, количеством одежды и вспышек фотоаппаратов при любом выходе в свет, элементарно даже в магазин. Но речь не о том. Вы помните, верно, секс-символ пятидесятых годов прошлого века? Помните платиновый блонд ее короткой стрижки и пропорции её тела, близкие к идеалу? Помните ее образ глупенькой юной леди, живущей с мужчинами только ради денег? Конечно, вы помните. Помните, как шумели улицы при любом ее там появлении, будь она в облегающем платье или пальто и тёмных очках. Вы наверняка помните, как люди толпились у входа в кинозалы, чтобы хотя бы секунду узреть её силуэт на большом экране. Вы помните. А что насчет нее? Помнит ли она? Конечно, она этим живёт. Неужели не догадались, о ком идёт речь? Мэрилин Монро. Женщина, имевшая всё, кроме счастья. А если бы это было.? Ох это злочастное «если бы». Глупо, вы скажете, говорить об этом. А я дерзну. И я скажу: Невооруженному глазу запросто были заметны её карие глаза (да-да, не голубые — карие), отражающие блики калифорнийского солнца точь в точь как бриллианты — те, что покачивались на проволоке дорогих серёг, подаренными, наверное, каким-нибудь Кеннеди. Да, сам Джон Кеннеди рядом с ней был не более, чем кто-нибудь. О ней думали грязно и пошло: «Ей ничего не нужно, кроме тонны платьев и денег!» «Её тело побывало в постели каждого второго политика!» «Она — кукла! Марионетка в руках мужчин!» Она слушала это, улыбаясь, и продолжала дальше идти своей отточенной модельной походкой по дороге своей судьбы. Позвольте, разве умеет марионетка мечтать? Она — не марионетка. Она — человек. Она — Вселенная, как и каждый другой рода homodsapiens. Она мечтала. А если бы мечта сбылась? Небо над Беверли Хиллз из багрового стало иссиня-черным, усыпанным звездами так, как если бы нелепые детские ручонки рассыпали на темное покрывало баночку с блёстками. В особняках один за другим гасли огни. И только единственный ночник в доме на краю Беверли горел, делая стоящий у окна женский силуэт черным, словно тень. Это была она. Мэрилин Монро — секс-символ пятидесятых годов прошлого века, , марионетка в руках мужчин, , кумир миллионов и главная заноза всех завистниц, не имевших у себя воли взяться за свой внешний вид и, прежде всего, фигуру, чтобы обзавестись той же, как и объект их ненависти. Вот только пропорции фигуры Монро много изменились: талия шестидесяти сантиметров увеличилась на добрый десяток, в румяных (уже не от пудры) щеках, когда-то упругих предплечьях и аккуратной груди прибавилось пышности, а руки… Руки уже не замирают в воздухе, посылая в камеры репортёров воздушный поцелуй. Они мягко лежат на давно уже не плоском животе и мерно поглаживают его, являя спокойствие. Она беременна. И тепепь — удачно. Врачи говорят, вероятнее всего родится девочка. Как она и мечтала. Джо сказал, что ему не важен пол. Ох, вспоминая прошлые попытки Мэрилин и Джо стать родителями, вполне оправдана позиция мужчины. Она улыбается, глядит на источник непредсказуемой активности, порывов страшной нежности и невыносимо приятного тепла, и понимает, что счастлива. Не на экране, а в жизни. Калифорния засыпает.