Моя дорогая одержимость

      Стены лучшего в городе отеля разбиты жёсткой посадкой бывшего городского аэробуса — бессмысленной грудой металлического хлама, сползающей по фасаду вниз. Кругом осколки камня, битое стекло и удивительно не сочетающийся с разрухой интерьер. Дорогие обои в холле, чудом уцелевшие картины, цветные голограммы. Странная компания преступников. Акудама, не решившие ещё, могут ли доверять друг другу, собранные вместе силой убеждения чёрного кота и взрывоопасными ошейниками.       — Не ушиблась?       Девочка в розовом запнувшаяся о камень. По какой прихоти судьбы её занесло в общество людей, возглавляющих розыскные списки Отдела Казни? Она говорит, Мошенница. Она зажимает рот от вида крови, еле сдерживая отвращение и рвотные порывы. Абсолютно чужая во взорванном коридоре.       — Нет, большое спасибо. Мистер…?       Хороший вечер. Сорвавшаяся казнь, удачная охота, новые жертвы — уже больше тысячи, но кому, кроме городской полиции, есть дело до таких мелочей, как цифры? Город с высоты кажется залитым красным. Город сверху прекрасен. Раз, два, три. Задача на ближайшее время — на всё время, которое только можно припомнить, ясна. Конец пути размыт в кровавом тумане, под ногами привычно хлюпает, а цепочка красных следов на земле отмечает пройденные вехи.       — Называй меня Маньяком.       Девочка прижимает руки к груди, сама того и не осознавая. Не понимает, насколько очевидны для собравшихся её чувства, её страх. Однако что-то в хрупкой фигурке привлекает внимание, заставляет подхватить, уберегая от падения. Если смешать прекрасный, идеальный красный и невинный белый, получится розовый. Ровно такой. Как глаза, волосы, платье. Как интересно, надо же.       — Я зачарован.       Ещё больше эмоций в ответ, попытки отговориться, отодвинуться, убежать. Такая живая. И глупая. Зачем теперь бежать, не поможет ведь. Улыбка — такая, что кровь в жилах стынет, лучшая из всех, что есть в арсенале серийного убийцы. Фокус внимания смещается легко. Теперь в одном ряду стоят обезглавленные трупы, любимые ножи и девочка я-сама-посредственность. В голове Маньяка все образы уже давно смешались в один.       Громила с дредами без посторонней помощи разносит охранных роботов и, заодно, немногочисленных сотрудников полиции, которым не посчастливилось оказаться на сорок втором этаже. Мошенница прячется, спасаясь от выстрелов. Не понимает почему до сих пор жива и тихонько благодарит судьбу. Кровь на щеке ей совсем не идёт. Тёплый шершавый язык собирает солёные капли.       Мимолётное спокойствие снова летит к чёрту — ворвавшиеся в номер Палачи казнят без разбора. Маньяк выпадает в окно, Мошенница остаётся до конца, вместе с Доком и Курьером, по доброте душевной подвёзшим дам до места встречи. Очередное чудо, но все добираются до заброшенного завода живыми. Задание по захвату омрачает разве что запрет на убийства. Мошенница быстро приспосабливается. Выполняет свою часть работы, командует, ругается с Акудама, будто и забыла уже, что боялась лишний раз вдохнуть в их обществе ещё вчера. Водоворот мгновений, образов и сражений ускоряется.       — Не волнуйся, цветочек мой, тебя я убить не позволю.       Мошенница благодарит за спасение от пули, Мошенница не хочет понимать, на каком опыте основаны таланты нежданного защитника, Мошенница ужасается, когда ребёнок превращается в живой щит. Осознание, что Маньяк сидит рядом, а его собственноручно отрезанные ноги лежат под завалом металлического хлама, приходит слишком поздно.       Когда сознание захвачено одной идеей, одной целью, когда стираются границы морали и человек не понимает уже, где начало и конец, где одно желание, а где другое - это одержимость. Маньяк давно безумен. Он не разделяет любовь к чужой крови, привязанность к тщательно отобранным клинкам и восхищение девушкой, Мошенницей. Он этого просто уже не умеет. Вся власть его — самостоятельно выбирать объекты поклонения, остальную работу за психику проделывает болезнь.       — Отныне ты будешь моей, никому тебя не отдам!       Разве он вспомнит теперь, когда сказал это? Время и пространство смешиваются, залитые цементом из трупов, хронология событий стирается. Но память, память остаётся. Маньяк делает то, что умеет лучше всего: орудует ножом, убивает. Защищает, как умеет. Мошенница — очередная его одержимость.       Маньяк привык ко множеству реакций со стороны девушки. К страху, неприязни, благодарности и редкой злости. Он фиксирует их в сознании, не стараясь понять причину. Ему кажется, нет разницы, что думает девушка-в-розовом, что чувствует, находясь рядом. Она уже его, Маньяк ведь сказал. Оттого ему особенно странно чувствовать тепло в районе рёбер, когда Мошенница впервые сама подходит ближе, нарушая обычную дистанцию, и неловко, заливаясь румянцем, касается губами щеки.