road from ruin

Карл вываливается из студии, задыхается в первую секунду, глотнув ошеломляюще холодного на контрасте с помещением воздуха, и тянется немеющими пальцами к карману куртки. Ледяной ветер продувает улицу насквозь — едва получается так повернуться к нему спиной, чтобы не сдувал в миг пламя зажигалки, и закурить. С первым глотком дыма становится привычно спокойнее, и он выдыхает его из лёгких в небо, прищуриваясь на тёмные разводы облаков над головой. Глупость, на самом деле, — на прошлый перекур они выходили не далее чем полчаса назад все вместе, и было и вполовину не так холодно, и они дружно над чем-то хохотали, и Пит давал Карлу сделать затяжку от своей сигареты, не выпуская её из пальцев, а Карл пытался затянуться двумя сразу и не раскашляться на всю улицу. Ожидаемая, но всё равно захватывающая дух эйфория, захлестнувшая с самого начала записи, так и не спадает, и продолжает окрылять голову, и заставляет слишком часто чувствовать себя ни днём не старше двадцати — до тех пор, во всяком случае, пока они с Питом ненароком не пересекаются взглядами, в которых отражается столько, что обманывать себя не выходит: прожито и пережито гораздо, гораздо больше. И ничего ведь сейчас даже не случилось — просто вдруг заспорили о почти технических, едва ли имеющих решающее значение деталях и распалились: начали понемногу перекрикивать друг друга, размахивать руками, а потом Пит, отстаивая свою точку зрения, вскочил навстречу ему — без всяких, конечно же, недобрых намерений, но выработанные за их худшие годы рефлексы взяли верх, и Карл отшатнулся, вскидывая в защитном жесте руку, — и тут же оба застыли, возвращаясь к реальности. Гэри и Джон, тоже замершие будто в неловком ожидании взрыва, смущённо переглянулись и выдохнули, а у побледневшего Пита в глазах на миг проскочило что-то, похожее на ужас, и тут же пропало — он сел обратно и продолжил говорить уже спокойно, а Карл не мог даже разобрать слова: вдруг зазвенело в ушах, и он только вяло кивал, стараясь не встречаться ни с кем взглядом, и при первой же подвернувшейся возможности, выдавив «я курить», рванулся наружу. Холодный воздух отрезвляет и успокаивает, и пришедшее в себя сознание начинает рационализировать, подсказывает, что они даже начать ссориться-то не успели и что Карл просто некстати словил пару флэшбэков, но руки пока ещё немного подрагивают — возможно, просто от пронизывающего до костей ветра. Чёртова песня, из-за которой они начали спорить, тоже не помогает — и так невыносимо каждый раз ловить взгляд Пита, выводя вместе с ним это разрывающее своей голой искренностью на части you’re my Waterloo, и хочется иногда попросить даже отказаться от неё, но Карл понимает, что выйдет нечестно — и песня до ужаса хорошая, и если уж взялись за настолько откровенный альбом, надо идти до конца, как бы страшно не становилось по пути и сколько бы старых шрамов не начинали кровоточить. Чужое присутствие рядом выдаёт то, что ветер вдруг перестаёт так отчаянно задувать с левого бока. Карл поворачивает голову — Пит, на которого теперь приходится основной удар стихии, ёжится и покашливает, будто чувствует необходимость дополнительно дать знать, что он здесь. Он смотрит куда-то вбок и выше головы Карла, и тот, тоже отводя взгляд, протягивает сигарету — пальцев на секунду касаются чужие тёплые, и они разворачиваются друг к другу, снова силясь прикрыть ладонями огонёк от ветра. Как только кончик сигареты успешно начинает тлеть и Карл убирает зажигалку, Пит поднимает взгляд прежде, чем он снова отворачивается. — Извини. Карл дёргает плечом. — За что? — Ты знаешь, за что. Мы все там были. — Я знаю, что ты не собирался на этот раз кидаться в драку, — всё ещё сухо заверяет он. — Привычка взыграла, я отреагировал слишком сильно. — Не собирался, — чересчур убеждающе кивает Пит и двигается ближе, вставая бок о бок. — Всё равно. Извини. И Карл, как бы ни хотел, не может сопротивляться желанию склонить — совсем немного — голову к его плечу. И, как бы по-идиотски романтично ни звучало, — от чужого тепла рядом немного оттаивает. — Извиняю, — со вздохом бормочет он и возмущённо фыркает, когда Пит закидывает руку ему на шею, с силой притягивая ещё ближе. — Эй, тут скользко вообще-то, мы навернёмся. Пит лет пятнадцать назад воспринял бы это как вызов и не успокоился бы, пока не повалил их посреди улицы (и непременно бы упал на Карла сверху) — Пит сегодня только хихикает и ослабляет хватку, хоть шальной огонёк в глазах и мелькает. Карл свободной рукой обхватывает его за талию — чтобы прочнее стоял на ногах и не пытался что-нибудь выкинуть, конечно же, и даже через плотную куртку чувствует, что тот, несмотря на спокойную улыбку, напряжён, как струна. Вздыхает, прижимает к себе сильнее и, едва шевеля рукой, гладит по боку, пока Пит с прерывистым вздохом не расслабляется, приваливаясь к нему и выдыхая дым едва ли не в лицо. — Никто и не обещал, что будет легко, а?... — Угу, — Карл отбрасывает докуренную сигарету и приобнимает теперь и второй рукой, чувствуя, как окончательно отпускает и как он расслабляется сам, — можно было бы теперь и пойти обратно, но двигаться неожиданно не хочется, пусть они и рискуют окончательно отморозить тут задницы: ветер только усиливается, а тучи над головами набухают, угрожая не то пролиться, не то и вовсе просыпаться. Всё, что они сейчас пытаются сделать, — категорически не легко, но вместе с тем Карл ни на что бы не променял это — новые, совершенно по-иному берущие за душу даже его самого мелодии, новый, невероятно повзрослевший Пит, и старая неизменная привязанность, не отравленная теперь вспышками ненависти — к нему и к самому себе. Высказать это так, чтобы искренние фразы не развалились на неловкие куски по пути, сложно: обращаться со словами легче всегда было Питу, а Карл только втайне радовался, что донести до него свои мысли может и молча — но может, не так уж хорошо и получалось? Поэтому, пересилив себя, всё же бормочет в чужое плечо: — Мы охуенно справляемся, серьёзно. Я нами горжусь. — И я, — Пит касается губами макушки, и Карл до невозможности благодарен сгущающейся темноте и пустой улице, что никто не видит расплывающуюся по его лицу глупо-довольную улыбку. — А соло всё-таки должно быть посвободнее, не такое выверенное, и ты знаешь, что я прав. — Ты просто понимаешь, что мне сейчас с тобой сложнее спорить. — И всё равно я прав, — фыркает Пит будто самодовольно, но в тоне проскальзывает неуверенная нотка: словно ищет не шутливой конфронтации, а банальной поддержки. Небеса всё-таки не выдерживают, и первая снежинка изящно планирует прямо перед ними — исчезает, едва коснувшись асфальта, но за ней следуют ещё и ещё. Карл приподнимает голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как одна приземляется Питу на нос, заставляя его вздрогнуть от холода, и смахивает пальцем уже каплю воды. — Пойдём. Докажешь мне, что ты прав. Взгляд Пита снова загорается раззадоренной искоркой, и он кивает, разворачиваясь обратно к студии, — Карл успевает в полудвижении поймать за рукав, потянуть на себя и, приподнявшись на носках, почти невесомо чмокнуть в губы. — Сам-то веришь, что сможешь переубедить меня? — Вот и посмотрим… Пит, не давая отстраниться, гладит большим пальцем его щёку и по глазам, хочется надеяться, безошибочно всё читает — но с губ Карла всё равно срывается с непоколебимой убеждённостью: — А вот я — уже верю.