***
— Говорят, к нам пришёл кто. Не встретишь гостя? — обращается к Ольге с просьбой Штольц. Женщина молча поднимается на ноги, тем самым выражая согласие, и неспеша направляется к входной двери. Андрюша увязывается за своей матерью. Он держится за подол её юбки, когда Ольга отпирает дверь. Их глазам предстаёт поистине жалкая картина: человеческое существо, уж и не походящее на живого, стоит прямо у них в дверях, покачиваясь в попытке согреться (он знает, что это бесполезно). Мальчик в немом испуге смотрит на незнакомца, а вот в его глазах впервые за долгое время будто что-то проскакивает. Ольга строго смотрит на самозванца, который криво улыбается, демонстрируя грязные зубы, и зовёт мужа. Несколько недовольный тем, что его оторвали от чтения, Штольц направляется к своей семье. — Захар! Ты ли это?! — в искреннем изумлении всплёскивает руками отнюдь не молодой, но всё тот же Андрей Иванович. Ольга берёт под руку мужа и чуть наклоняет голову в попытках припомнить, где же ей встречалось это имя. Догадавшись же, она распахивает глаза: — Ты! — Андрей Иваныч, — хрипло пропевает сутулый старик, и глаза его будто оживают от радости при встрече с близким другом господина. — Проходи, проходи! — будто просит его Штольц. Он делает несколько шагов в сторону, и всей его семье тоже приходится посторониться. Пока они закрывают дверь, Захар щурится, оглядывается, рассматривает убранство почти невидящими глазами. — Накормить, одеть! Он — преданный слуга моего покойного друга! — объявляет Андрей, внимательно следя за гостем, который в это время размазывает по лицу слёзы грязными руками. — Сейчас тобой займутся, а уж потом мы и поговорим… С момента, как звучат эти слова из уст барина, проходит достаточное количество времени. Стол накрыт, за одним его концом сидят Ольга с супругом, за другим — отмытый, одетый Захар. Горькая правда заключается в том, что моложе он выглядеть от этого не стал: всё такой же пожилой, несчастный, едва живой и уж точно не свежий мужчина. — Ну, как тебе наш Андрюша? — мягко улыбаясь жене, спрашивает у старого знакомого Штольц. — Ты ешь, не стесняйся. Все слуги отосланы, стол накрыт в первую очередь для тебя. — Забавный малый, — кряхтит старик, хватая рукой первое съестное, что попадается. Годы на улице не прошли просто так. — Как же так вышло, батюшка? — Как-как… — вздыхает Андрей. — Когда до нас дошли печальные вести об Илье, — царство ему небесное — мы решили… Не хотели, в общем, чтобы погиб он так же, как наш друг. Останься Андрюша в том страшном месте, его бы постигла та же участь. Обломовщина. — А-а-а-а… — многозначительно тянет Захар. Все трое замолкают, каждый обдумывает что-то своё. — Был ли он счастлив? — негромко спрашивает Ольга. Её несколько печальный взгляд устремлён в стол, а пальцы нервно поглаживают костяшки мужа. Последний хмурится и выжидательно смотрит на Захара, чьё сварливое лицо сейчас почти отражает некую озадаченность. Он снова вспоминает, ведь это последнее, что у него осталось. Воспоминания. То, как общался Обломов с Агафьей, как смотрел на неё, на её локти. То, как он нахваливал хозяйку (по правде говоря, Захар немного подслушал разговор Штольца с другом), то, каким нежным взглядом барин смотрел на женщину, как она заботилась о нём. Порой, мужчина сам видел, как она крахмалила ему рубашки, не мог не заметить, как она носилась по дому, стремясь поспеть везде. Всё это — то, что, вероятно, замечали все жильцы, но никто не озвучивал. Эти двое выглядели столь счастливыми, умиротворёнными… Они были такими заботливыми и нежными друг с другом, что никто не смел рушить царившие в их отношениях, будто разлитые в воздухе вокруг пары, спокойствие и безмятежность. Захар вспоминает его последние дни. Страх приближающейся смерти, который буквально поселился в некогда мягком взгляде нерадивого барина, и вместе с тем… Именно Агафья давала ему то, что было необходимо умирающему человеку: опеку и безграничную ласку. «Быть может, поэтому…» Захар поднимает голову и смотрит в глаза Ольге Сергеевне своими, почти слепыми, после чего тихо-тихо, но отчётливо и с пониманием, произносит: — Да, пожалуй, матушка… Пожалуй, был.зарисовка.
22 ноября 2020 г. в 02:03
Время идёт, а он совсем не меняется.
Человек, замученный, потрёпанный жизнью. Уже почти совсем ослепший, нищий Захар.
После, на самом деле, давней встречи со Штольцем он продолжил жить так же, как и до этого: на улице. Деньги, что пожертвовал ему строгий, но вместе с тем понимающий Андрей Иваныч, не сыграли почти никакой роли. Разве что стали шансом купить дешёвой отравы, чем, собственно, Захар и воспользовался. Ещё пара дней, проведённых в обнимку с бутылкой того самого вина, которым от него несло и несёт и по сей день, явно не помогли бедному (во всех смыслах) человеку пристроиться хоть куда-нибудь.
До некоторого времени его вполне устраивала такая жизнь. Вернее, он просто привык. Привык находиться в состоянии трезвом, а через несколько дней напиваться, закусывая полусухим, совсем уж несъедобным хлебом. После — обязательно навестить могилку прежнего хозяина, кормильца, Ильи Ильича Обломова. Захар до сих пор с тоской вспоминает: как подворовывал у него, как они ссорились, стоило ничтожному слуге сравнить добродушного барина хоть с кем-нибудь другим. Помнит он и последние дни счастливой, спокойной жизни своего покровителя. Мужчина стар, слеп, он воняет и молится за здоровье каждого доброго господина, что смилостивится и кинет, сколько не жаль для облезлого, уже не походящего на истинного человека существа, но память — то, чем Захар может гордиться.
Сегодня очередной монотонный день монотонной жизни этого человека. Весь день он проводит на грязных, мокрых улицах в ожидании подачки, а когда солнце садится, решается пойти туда. В последнее время делает он это реже, чем раньше. Холода близятся, а зима — самое тяжёлое время для таких жалких тварей, как Захар. Они обречены мёрзнуть, искать временные пристанища, из которых их, правда, в итоге выгоняют с криками и руганью, пиная и бросаясь в нищих всем, что попадётся под руку. Те, в свою очередь, огрызаются, недовольные, что им приходится покидать какое-никакое убежище. «С горя, батюшка, Андрей Иваныч, ей-богу с горя», — когда Захар оправдывался перед Штольцем, он не врал. Клянётся, не врал. Очень уж им тяжело. Вот и сейчас пожилой человек вынужден подумать о том, как пережить несколько месяцев, которые могут стать для него последними. Снова. Однако Захар не забывает о дорогом сердцу покойнике, и поэтому сейчас он вновь идёт на могилку Ильи Ильича.
Здесь царит тишина и покой, и атмосфера не давит. Лишь скорбь витает в воздухе, но нет этих странных, пугающих ощущений, которые часто не отпускают, стоит подойти слишком близко к захоронению. Захар закрывает глаза и позволяет слезам стекать по замёрзшим щекам. Он не чувствует их из-за холода и обветрившейся, потерявшей чувствительность кожи, просто знает, что они есть. Они всегда подступают к глазам, стоит вспомнить нежное лицо горячо любимого им барина. Его смерть — то, с чем Захар как бы свыкся, но, кажется, осадок уже никуда не денется. И снова этот надоедливый голос в его голове: «Захар, Захар!» — будто сам Обломов чудесным образом очнулся от вечного сна и вот-вот потребует от своего преданного слуги выполнить какой-нибудь истинно барский каприз.
Мужчина невольно погружается в воспоминания, и чем дальше, тем хуже. Он всё больше чувствует невероятную тоску по барским указам, по работе, по… Такой жизни. Захар не замечает, в какой момент он возвращается к проблемам насущным и начинает обдумывать, куда ему податься этой ночью. Изношенное сердце глухо бьётся, и в гробовой тишине его хозяин невольно прислушивается к этому звуку. Он суёт руки в складки мешковатой, грязной одежды в попытках согреть давно онемевшие костлявые пальцы и пялится своим пустым взглядом на урну.