Без обид, милый!

Он шёл к этой минуте полтора года. К этой летней веранде уютного ресторанчика посреди Сицилии. Загорелые итальянцы пьют вино, горячо дискутируют о политике, танцуют фламенко под негромкую музыку. Смешаться с ними непросто — с его-то бледностью аристократа — но хочется верить, что удалось. Получается верить, когда тот, кого он так долго искал, проходит мимо его столика с тарелкой грибной пасты и приборами на подносе. — И всё-таки явился. Мужчина обернулся, услышав родной язык, и проследил взглядом за тем, как к нему подсела удивительно красивая итальянка. Стряхнув пепел с тонкой сигареты, она посмотрела ему в глаза стылым взглядом и проговорила низким голосом: — А я всё гадала, когда же ты соизволишь наведаться, так называемый Том. — Мы знакомы? — Надо бы знать мать человека, которого убил в самом начале его пути. Неуместная усмешка тронула губы Тома. Сигарета в женских пальцах тонула в собственном дыму. — Я много кого убил, а ты мне кажешься знакомой. — Элеттра Борджия. Её атласное платье в этом вечере манит и сверкает, пахнет сандалом и полынью, глиной, утехой грешника и скорбью потери. Древний Род Зельеваров и слава Черной Вдовы на ней, как клеймо, но здесь она лишь как родная мать слишком рано убитого и приемная слишком долго живого. Том оторвал взгляд от черного браслета на её запястье и нашел глазами того самого зеленоглазого официанта, за которым пришел. Глядя на то, как он забирает со стойки напитки, перекинувшись парой слов с барменом, и танцует под музыку к столику с шумной компанией студентов. С улыбкой отвечая на какие-то их вопросы, едва уловимо блестит штангой на языке, что пристукивает об острые зубы, забирает пустые бокалы и плывет за деревянные дверки, что никогда на месте не стоят, на кухню. Назад выходит с девушкой-официанткой, что схожа с ним белой рубашкой-безрукавкой, о чем-то щебечет с ней на ухо, ухмыляется и идет встречать новых гостей, на ходу цепляя две папки с меню. Цветастая татуировка пожирает всю худенькую руку до самого плеча, Том готов поклясться, что видит в разноцветном мракобесии золотой снитч у локтя. — Ты знала, что я приду. — Иначе и быть не могло. Я и ему об этом говорила, он поначалу верил, а теперь только отмахивается. Долго же ты шел, Лорд. Твой принц чуть с тоски не умер. — Он сам ушел. Я, между прочим… — Снова про себя. «Я» да «я», — заворчала Элеттра, будто старая цыганка.  — Раз пришел, значит готов поумерить своё эго, а коль не готов, так уходи, пока не поздно. Нечего чужое осиное гнездо ворошить понапрасну. — У него нет денег? Зачем он здесь работает? — недовольно спросил Том, глядя на то, как Гарри записывает заказ в маленький блокнотик, кивая и перешучиваясь с гостями. — Мозгов у тебя нет. Он здесь общается, — шлепнула его по руке Борджия и затушила сигарету о стекло пепельницы. — Еле вытащила его. Год назад прибежал тот дикий русский и давай реветь, что «помрет детеныш», «весь осунулся». А сейчас, посмотри, каков красавец. Друзей завел, с магией нерастраченной научился справляться, с наркоты своей дьявольской слез. — Долохов здесь? — вскинул брови Волан-де-Морт. — Давно? — Да, поди, с год и есть. Искал его, как пёс преданный, пока ты там метался, что тебе милее. Так и живет здесь теперь. С мафией катанийской связался, ресторан мой прикрывает, оружием приторговывает, за мальчиком смотрит в оба глаза, как вместо отца ему. От магии, правда, так и не сумел отказаться, но и внимания к себе не привлекает, как бы в Ватикане не прознали. Про себя лучше расскажи. А то если ради очередного скандала пожаловал, так был ли смысл появляться? Элеттра сделала знак рукой, и светленький мальчик из официантов принес ей бокал красного вина, а Тому — порцию виски. На противоположном конце веранды Гарри консультировал пожилую посетительницу, обворожительно коверкая итальянский. Глядя на то, как поблескивают в закатном солнце рубиновые серьги собеседницы, Том рассказал ей, как стали не милы ему власть и месть, разменявшись на одного единственного маленького человека. Что идеальная модель государства в реальном времени гремит костями, претерпев изменения в корне и сути. Как первые полгода в азарте полководца тушил вспыхивающие восстания и торжествующе топтался по умирающей оппозиции, принимал новые законы и перекраивал страну по своему усмотрению, строя систему систем. Как Гарри Поттер руководил его действиями даже не будучи рядом, лишь бледным призраком прошлого: сначала не дав полустертыми из памяти выкриками дискредитировать магглорожденных, потом, являясь во снах, не позволив «преобразовать» Хогвартс, дав разрешение лишь на восстановление самого здания, а затем лишив его вкуса пыток и убийств, вынуждая вернуть законный Поцелуй Дементора для преступников, предписывающийся почти не изменившимся Сводом Законов. Рассказал Том и о том, как посадил в кресло Министра Магии Люциуса, что в тандеме с Директором Снейпом теперь вершил будущее страны, пока он, запершись в доме Реддлов, пытался понять, что с ним происходит и что ему на самом деле желанно более всего. Запоздало приняв решение, по-слизерински обсосал его со всех ракурсов, но нырнул в неизвестность совершенно по-гриффиндорски: решительно и бестолково. — А что же «светлые»? Как ты с ними поступил? — почти ласково спросила Элеттра. — Да никак. Живут, как жили. Со времен Битвы остались знатно прореженными, хватит с них, — отмахнулся Том. «Я в тебе не сомневался» Услышав полузабытые интонации в голове, Том резко вскинул взгляд, усомнившись в собственном здравом рассудке, и увидел, что вместо Элеттры Борджия перед ним сидит Гарри Поттер, с хитрой полуулыбкой снимая тяжелые серьги с ушей. Открыв рот, не в силах сформулировать прыгающие мысли, мужчина обернулся в зал и увидел, что вместо «Гарри-официанта» с подносом, улыбаясь и шурша юбками, ходит хозяйка заведения. — Но как? — выдавил, наконец, Том. — Я ведь всё ещё твой крестраж, — тонко улыбнулся Гарри и пригубил вино. — Я почувствовал тебя, едва ты появился на острове. Элеттра предложила разыграть для тебя небольшое представление, чтобы узнать о твоих намерениях наверняка. — Маленький засранец, — усмехнулся Том. — Если верить твоим словам, ради «маленького засранца» ты бросил на произвол Люциуса целую страну. Им можно верить? — Только им и можно, — пожал плечами Волан-де-Морт. — Кроме них у меня теперь ничего нет, малыш. Нужен я тебе такой? — Только такой и нужен, — глядя в глаза, просто признался Гарри. — И что теперь? Будем до пенсии мотаться по миру, как два славных педика? — Как два славных педика, верно, — кивнул Том, переплетая их пальцы. — Только мы уже на пенсии, как военные. Элеттра протерла освободившийся столик, обернулась на парочку славных педиков, что некогда были военными, наделавшими шумных делов, и улыбнулась, глядя на хихикавшего Гарри. — Ну что? Получилось? — пробасили за её спиной, и итальянка почувствовала легкий щипок за попу. Развернувшись, она хлестнула официантским полотенцем по морде наглого Долохова и, нарочито нахмурившись, проворчала: — Получилось, невоспитанный ты хам. Ещё раз при людях полезешь, останешься без ужина. — Моя королева недовольна? Я просто очень соскучился… — Не подлизывайся, пройдоха, — уперев руки в бока, сказала Элеттра. — Скажи лучше, во сколько тебя сегодня домой ждать? — Я бросил все дела, чтобы провести сегодняшний волшебный вечер со своей богиней, — чмокнул её в щеку Антонин, колясь щетиной. — Ладно, закрою ресторан пораньше и налеплю к ужину твоих любимых пельменей, — сдалась женщина и позволила себя обнять. — Как думаешь, у них получится? — спросил русский, прижимая к себе жену, и кивнул на Тома, выводящего Гарри за руку из ресторана. — Теперь точно получится, — уверенно сказала Элеттра. Двое магов ещё долго гуляли по узким улочкам Сицилии, утопая в ночном воздухе, ностальгии и разговорах о будущем. Над старыми зданиями пролетали их веселые споры, смех, даря улыбку случайным услышавшим. — Никакой Албании! Я хочу в Россию! Мы сходим в Мавзолей, Эрмитаж и на концерт Леонтьева, а ещё… — Без обид, милый, но в рот я имел твоего Леонтьева. Албания, а потом куда хочешь… — Мы ещё это обсудим. Хорошо смеется тот, кто смеется… — … над трупом! — Том! — Прости-прости, оно само вырвалось, малыш!