Белые цветы и две любящие души

Тяжело быть холодным и рассудительным с тем, кто заставляет твое сердце чуть-ли не замирать на месте, вызывая тем самым жжение в области груди, которое подобно самому яростному пламени сжигает твои лёгкие, оставляя после себя один пепел. Он в который раз хватается за ткань рубашки в области груди и стискивает зубы, пытаясь унять невероятную боль. Он бьет кулаком по грудной клетке и заходится в приступе кашля, выплевывая большие сгустки крови на белоснежную постель. В алых комках можно увидеть инородные предметы в виде лепестков прекрасных цветов. Дилюк ещё минут пять кашлял, без возможности нормально вздохнуть, прикрывая рот руками и захлебываясь в собственных мучениях. От боли на глазах выступили слезы, а в голове одни мысли "Я хочу умереть, я устал". Это началось после смерти отца, он отчётливо помнил это, как, когда он полностью разорвал узы, связывающие его и названного брата, появился невыносимый и надоедливый сухой кашель, который с годами только сильнее набирал обороты, становясь не просто надоедливым, но и болезненным. А после красновласый начал замечать небольшие белые лепестки в сгустках крови на своих ладонях. А после целые цветы. Дилюк очень испугался и обратился к Барбаре с просьбой рассказать, что это такое. Девушка посмотрела на кровавые сгустки, вышедшие из парня. Оценила состояние в целом. Провела весьма тщательный осмотр, но так и не смогла ничего объяснить толком. — Простите, но я вообще не имею понятия что это такое,— уныло выдала девушка, отводя печальный взгляд от Дилюка. — Однако Ваше состояние весьма тяжёлое, я бы не советовала напрягаться, пока я не разберусь как это лечить. Ведь однажды Вы можете просто захлебнуться кровью. Красноглазый поправил свои перчатки на руках, которые в связи с кровавым кашлем приходится менять довольно часто, после чего поднялся на ноги. Попытавшись вдохнуть полной грудью свежий воздух, он чуть снова не зашелся в новом приступе, подавляя в себе желание выплюнуть лёгкие. С каждым днём становилось хуже и хуже. А в особенности, когда он видел его. Кэйа часто захаживал в таверну Дилюка. Часто садился за один и тот же столик, где открывается отличный вид на барную стойку. Он с точностью знал расписание своего когда-то названного брата, что иногда сам становился барменом. И знал, что Дилюк каждый раз украдкой прожигал в рыцаре дыру своим недовольным взглядом алых глаз. Знал, что тот его никогда не примет снова,никогда не улыбнется ему и никогда не посмотрит так, как смотрел раньше. Не назовет так,как называл тогда....до смерти отца....до его признания в грехах. Кэйа знал, что все так обернется. И может даже жалел,что все так вышло. Он бы все отдал, лишь бы изменить прошлое. Однако это невозможно. Дилюк его ненавидит. Кэйа же не может ничего с этим поделать, только смотреть тому в спину без возможности нагнать того и идти рядом. Дилюк сам разорвал связь. Сам выстроил стену. Сам страдает от этого, без возможности разобраться с собственной проблемой. Корни растения с каждым днём становятся всё больше в его сердце, двигаясь к лёгким, мешая дышать. Все чаще кашель. Все больнее и невыносимее. Он запретил говорить кому-либо о своем недуге. Если ему суждено умереть от неизвестной болезни, он умрет. Смерти не боится. Но другим знать об этом не нужно. Особенно рыцарям. Особенно Джинн. Особенно ему. У Дилюка нет родных. Нет близких. Они умерли все в один дождливый вечер.Оба.Разом. И он сам начал умирать в тот роковой день. Невыносимо. Это просто невыносимо. Любить того, кого ненавидишь. Хотеть того, кто тебе противен. Гордость и обида каждый день борятся с желанием и любовью, выигрывая каждый раз, от чего с кровью у него выходят колкие фразы в сторону объекта воздыхания. Дилюк восстанавливает дыхание, смотрит на Барбару сверху вниз и равнодушно с ней прощается, после чего выходит из ее обители под палящие лучи солнца, которые согревают улицы Мондштата в этот прекрасный летний день. Парень морщится и пытается привыкнуть к яркому свету, что выходит труднее, нежели обычно. Голова тут же начинает болеть, а лёгкие саднить. Нет. Только не сейчас. Только не на улице. Не при всех. Он задерживает дыхание, сжимает рукой одежду на груди. Стоит так минут 10, как вдруг знакомый ненавистный голос откликает его: — Мастер Дилюк, не ожидал увидеть Вас сегодня в этом месте. В последнее время Вы редко оказываете честь любоваться жителям города вашей красотой за пределами таверны. Кэйа не упускает возможности одарить того лучезарной улыбкой. Натянутой, ненастоящей, но все же улыбкой. И Дилюк кривится. Он ее ненавидит так же как и готов любоваться. В груди начинает колоть сильнее. — Не хочу тебя видеть, уйди,— хрипит красновласый, отворачиваясь от когда-то названного брата, пытаясь не упасть прям перед ним на колени, выплевывая цветы с кровью. — Как всегда груб,—немного грустно выдыхает рыцарь, не замечая истинных эмоций Дилюка. Он не видел боль владельца винокурни. Не видел всего этого, потому что Дилюк мастер скрывать эмоции, такой же, как Кэйа мастер выдавать фальшивые улыбки. — Может... — Нет!— перебивает его красноглазый, и толкает рукой в грудь, чтобы Олберлич отошёл в сторону и Дилюк смог пройти, сдерживаясь и через силу неся себя ровно и гордо. Однако хмурится сильнее обычного. Грубее чем обычно. Но Кэйа не видит этого. Собственное чувство вины не даёт. И он просто опускает взгляд вниз и послушно делает шаг в сторону, пропуская недосягаемую фигуру некогда близкого человека. Он смотрит ему в спину и сжимает кулаки до боли, не подозревая того, что за поворотом по стенке сползает сам Дилюк, прикрывая рот рукой, а другой вытирая слезы боли и отчаяния. Вечером красновласый стоит за барной стойкой своей таверны, витая в облаках и изредка отвлекаясь на просьбы посетителей налить им выпивки. Сегодня Кэйи не было. И славно, ведь без него было легче. Работа отвлекала. Приступы случались реже и менее болезненно. Пару раз Дилюк отлучался, чтобы прокашляться в белый платок где-то в темном коридоре, как вдруг наткнулся на осуждающий взгляд Венти, что сегодня развлекал народ в заведении. — Как давно у Вас это?— осторожно поинтересовался Архонт, поджав губы. Рагвиндр посмотрел на барда и решался на ответ, думая что сказать. Правду или отмахнуться? Но взгляд Венти прожигал насквозь фигуру парня и тот сдался, рассказав все как было. — Давно я не слышал об этой болезни,— задумчиво и серьезно протянул Архонт, почесав пальцем подбородок. — Ты знаешь что это?— спросил красновласый, не выражая никаких эмоций, однако внутренне напрягся. — Догадываюсь,— кивнул Венти. — Ранее я уже встречал людей, страдающих от неразделённой любви. Некоторым везло и они лет через 10 забывали о тех, кого любили, начиная жить заново и счастливо. Однако кому-то, как Вам, было даровано одновременно и благословение, и проклятие. — Что ты имеешь в виду?— спросил парень, однако со стороны главного зала послышался шум. Он оставил свой пост довольно на долгое время, из-за чего люди, желающие выпить, могли начать бунтовать из-за отсутствия Дилюка. Рагвиндру пришлось отложить разговор с бардом на потом и направился на свое место, однако за барной стойкой стоял уже Кэйа и обворожительно улыбался парочке посетителей, попутно наливая тем по стакану. Он мило разговаривал с ними, вызывая у тех пару искренних смешков и искренние комплименты в сторону капитана. От этой картины у Дилюка по спине прошёлся табун неприятных мурашек, а в груди начало жечь ,он резко согнулся и максимально сдержанно, как мог, прокашлялся. По черной перчатке, что была на его руке, которой он прикрывал рот, потекла небольшая струйка крови, а перед глазами появилась алая пелена, будто туман. Рагвиндр пытался проморгаться, однако становилось только хуже и он упал на колени, после чего все перестало для него существовать. Он падал в небытие и чувствовал только, как в последний момент его кто-то придержал за голову. *** — С ним все будет хорошо?— знакомый голос, однако весьма непривычная интонация. Дилюк ничего не видел. Отдаленно слышал знакомые голоса, будто сквозь воду. Пошевелиться он не мог и каждый вдох давался с огромным трудом. — Состояние тяжёлое, я дала ему пару настоек и очистила дыхательные пути, но не знаю сколько он так ещё продержится,— печальный тонкий голос девушки и Дилюк несильно пошевелил пальцами руки. Это не скрылось от зоркого взгляда Кэйи, что разговаривал с Барбарой возле кровати, на которой лежал красновласый упрямец. — Дилюк!— взволнованно выкрикнул Олберлич, подскочив у кровати брата и став на колени перед ним. Он аккуратно взял того за руку и поджал губы. На глазах больного была повязка, от чего Рагвиндр при всем желании не мог взглянуть в обеспокоенное смуглое лицо ненавистного, но и такого любимого человека. Он скривился от прикосновения теплых рук синевласого к своей, но ничего не предпринял против. — Почему ты молчал? Почему ты не сказал что с тобой?!— почти истерически говорил Кэйа. Такая интонация была несвойственна рыцарю, но она была такой искренней, не фальшивой. — Почему ты не ценишь свою жизнь?!Почему делаешь всё, чтобы умереть? Чтобы оставить меня одного?! Почему?! — Я тебя ненавижу,— хрипло выдал Дилюк через время, все ещё находясь в каком-то трансе. Каждое слово давалось ему с колоссальным физическим трудом, но душевно становилось легче. — Ненавижу тебя... Но, ничего не могу поделать с другими чувствами. Кэйа даже забыл как дышать. Он слушал внимательно, не перебивал, не двигался, боялся спугнуть столь откровенного и столь слабого близкого человека. Сейчас они были совершенно другими друг перед другом. Кэйа был искренним и честным, а Дилюк был слабым и открытым. Они понимали, что это может последний их разговор. — Ненавижу и одновременно ненавижу это чувство. Ты мне противен... Но я...— громкий, хриплый вдох и тихий, еле слышный выдох: — Люблю тебя. Перед тем как упасть в пустоту, в которой он был до этого, Дилюк услышал еле уловимое: — Я тоже, я тоже тебя люблю, идиот... *** Тепло, даже жарко. Боль в груди стала значительно меньше, однако никуда не пропала. Пытается пошевелиться, не выходит. Его будто придавило чем-то. Дилюк хмурится, ощущая кусок ткани на глазах, из-за которой при всем желании не сможет открыть глаза. Глубоко вдыхает, после чего ощущает как что-то, а точнее кто-то, шевелится у него под боком, после чего рукой прижимает ближе и крепче чем до этого. Чужое дыхание щекотит кожу шеи, а после до ушей доносится сонный голос: — Ты очнулся...я так рад. Этот голос он узнает из тысячи. Нет. Из миллиарда других голосов, ведь именно он заставляет каждый раз замирать сердце, но уже без той жгучей боли. Дилюк поморщился и произнес без раздражения в голосе: — Отлипни от меня. — Нет. — Отвали, говорю. — Нет. — Почему? — Теперь никогда, слышишь? Никогда я не оставлю тебя,— трепетно промолвил Кэйа, прижимаясь лбом к плечу названного брата. — Больше никогда не хочу видеть как жизнь тухнет в твоих глазах. — Отвали, мне жарко,— фыркнул парень, но слова рыцаря то и дело, что теперь крутились в голове Дилюка, вызывая свое непривычное, но приятное тепло внутри. А может попробовать дать себе шанс жить? Дать шанс им обоим? Кэйа улыбнулся на замечание Дилюка, все так же не отпуская его, словно подсознательно боясь, что тот уйдет навсегда, а Дилюк решил для себя, что время попробовать разрушить стену, которую он вознес за эти года между ними. Парень зашелся в кашле, выплевывая большие корни своей проблемы, чувствуя как вместо тех ненавистных цветов, его наполняет такая желанная лёгкость, а на лице появляется еле заметная вымученная улыбка. За окном светила луна, а на высокой статуе Анемоархонта восседал мальчишка, махая ногами туда-сюда и напевая себе под нос песню про белые цветы и две любящие души.