everyone gets what they deserve (Каждый получает по заслугам)

      Красный.       Он полностью затопил его разум и запятнал кожу.       Он струился по светлым прядям, со свешенной с кровати головы Даби, до пола, медленно вытекая из прокушенной мышцы. Покрывая его шею и лицо алым ореолом.       А его мучитель по-прежнему ничего не видел.       Страсть затуманила его зрение, когда он стоял на четвереньках над израненным телом Даби.       Он наконец сделал что должен был.       Он сломал его.       Энджи откинулся на спинку кровати и протянул руку, чтобы провести пальцами по мягким, нежным серо-красным волосам — такой контраст с ранее суровым черным цветом колючих прядей.       Он не спал, это Старатель мог сказать наверняка.       Грудь Даби-Тойи вздымалась и опускалась в глубоких, медленных вдохах. Его голова была повернута в сторону, а глаза, казалось, потеряли весь ранее лазурный цвет. Но он не спал, Даби был жив. По крайней мере, в физическом смысле.       То же самое можно было сказать и о собственном облегчении Энджи, последовавшем за сексом.       Это было далеко не ужасно. Совсем наоборот. Старатель не знал, как ему следует относиться к тому восторгу, который он испытывал, сражаясь с сыном таким образом. Во всяком случае, кульминация ощущалась лишь как тупой конец неожиданно волнующего вечера.       Да, Энджи знал, что Даби может принять все, что ему предлагают на физическом уровне. Он мог только догадываться, что сейчас происходит в голове у его пары.       Он понял, что хочет это знать. Даже если это было самое далекое от его желаний. Энджи видел Даби лицом к лицу меньше месяца назад, но Бог, черт бы его побрал, альфа хотел проникнуть в каждый дюйм теперь уже блондина.       Но что он вообще говорит? Тодороки старший не настолько эгоистичен, чтобы требовать ответа от того, с кем только что переспал.       Поэтому он продолжал гладить Даби по влажным от крови волосам, стараясь сделать это как можно более успокаивающим. Это самое меньшее, что он мог сделать сейчас, после того, что только что произошло.       Если бы парень захотел говорить, Энджи бы не принимал решение за двоих.       Время ускользало от красноволосого, пока он проводил пальцами по красным ручейкам, а большими пальцами по разбитым чертам лица. Когда его большой палец правой руки скользнул по губам Даби, его первым побуждением было вгрызся в них снова.       Он знает, что сейчас омеге больно, но горячее тело Энджи, навалившееся на него, было предпочтительней холода в комнате. Он не знает, откуда взялась эта внезапная потребность утешить Даби после того, что он сделал, но логика не была движущей силой его решений в любом случае этим вечером.       Неожиданно пепельноволосый не оказал никакого сопротивления действиям Энджи. Парень находился в прострации. Он благодарен за это, двигая конечности Омеги как ему заблагорассудится, пока голова Даби не прижалась к его плечу.       Через несколько мгновений мужчина обнаружил, что его прежняя обещание держать свои руки и губы при себе легко испарилось. Большие руки легли на спину Даби. Темные губы каскадом спускались от бледного уха парня к ключице в нежном, расчетливом движении.       Сын по-прежнему не двигался, но он уже проснулся. Возможно, он даже пришел в себя.       Точно так же, как его сдержанность не прикасаться к Даби, так же он пренебрегает желанием пролезть в мысли пепельноволосого.       Он хочет знать.       Энджи хочет знать каждую мельчайшую деталь этого хаотичного, мстительного, сильного мальчишки, которого он держал в своих объятиях. Он хотел узнать, что с ним происходило, все те годы пока он жил отдельно. Как он стал злодеем. — Чего ты добивался своим побегом? — Сказал мужчина вопреки здравому смыслу.       Хотя ответ пришел не сразу и не в форме слов, но он его дождался.       Руки Даби внезапно вцепились в плечи Старателя и когти омеги вонзились глубоко в кожу, выпуская кровь на свободу.       Опять красный.       Кровь медленно стекала вниз и смешивалась с потом и грязью, пока не стала коричневой к тому времени, как капнула на кровать.       Герой только поморщился — больше от шока, чем от самой боли. Даби это не понравилось, судя по тому, что рана становилась все глубже, его когти вонзались все сильнее, казалось, он никогда не остановится, пока Энджи не будет молить о пощаде.       Старатель знал, что никогда не заплачет от этого, поэтому решил отвлечь парня в этот хрупкий момент, прежде чем потерять обе руки. — Скажи мне, чего ты хочешь, — это был другой набор слов, но в них было то же самое значение. — Тойя скажи мне.       Эта фраза звучала как требование, слишком жестоко после всего что было в этой спальне, но, возможно, его омега умеет реагировать только на вызов. — Ты ничего не услышишь от меня, старик, — Это прозвучало так слабо по сравнению с обычным голосом Даби. Старатель уверен, что это единственное что он услышит от истинной пары.       Справедливо, — подумал красноволосый. — Тебе нравится это? — Спросил мужчина, а затем, как и прежде, стал нежно целовать кожу от уха до ключицы.       Старатель ожидал издевательского смеха, когда омега открыл рот, но вместо этого едва заметный горький смешок вырвался наружу, сопровождаемый несколькими каплями соленой воды, которые упали на грудь Энджи. — Да, — горько ответил Даби.       Тодороки старший убрал руки со спины злодея и начал легонько потирать мышцы спины на которые приходились удары. — А это?       А в ответ новые капли соленой воды. — Да.       Поэтому он продолжал свои легкие поцелуи и поглаживания, надеясь, что это, по крайней мере, успокоит парня или сделает его менее агрессивным.       Энджи улыбнулся.       Может быть, он был больным в той или иной степени, но ему показалось забавным, что Даби хотел продолжения. — Неужели? — Спросил Старатель, и острое ухо омеги безошибочно уловило насмешку в его голосе.       Даби горько усмехнулся, снова впиваясь пальцами в плечи красноволосого. — Хотел бы я ненавидеть тебя, — прошептал Даби.       Это озадачило альфу. Не может быть, чтобы пепельноволосый не хотел отомстить. — Хотел бы я ненавидеть тебя, — его дыхание стало горячим, пальцы впивались все глубже и глубже. Плечи Энджи начали кровоточить сильнее, когда тело Даби начало трястись. — Но ненависть… нет. Это слишком мало. Этого недостаточно по отношению к тебе.       Ах, конечно.       Старатель улыбнулся. Конечно, у Тойи всегда было что-то припрятано в рукаве. Мужчина пытался подобрать слова; они были настолько же правдивы, насколько и врали, чтобы еще больше разозлить Даби. — Неужели? — Энджи прервал движения сына и обнял Даби так крепко, как только мог, не раздавив его. И тем самым прекращая экзекуцию собственных плеч — Потому что я не думаю, что ненавижу тебя.       Спина Старателя ударилась о пол, и мужчина почувствовал, как пряжка ремня впились в его кожу, прежде чем зубы пронзили его шею, там же, где раньше оставил метку сам Энджи.       Опять соленая вода.       Тодороки старший почувствовал, как влага медленно капала на его тело со щек пепельноволосого.       Он задается вопросом, какова на вкус его кровь; есть ли что-нибудь еще, кроме острого вкуса металла, который был на его языке?       Он почувствовал, как омега начал посасывать кожу, и знал, что синяк, который расцветет в результате, будет просто гигантским. Почему-то ему было не все равно, как долго ему придется терпеть взгляды коллег, которые обязательно заметят. Каким-то образом ему захотелось еще сильнее прижать голову сына к своей шее.       К тому времени, когда он, наконец, отстранился и посмотрел на мужчину, Энджи понял, что его шея должна выглядеть как после бойни, учитывая, сколько крови покрыло лицо Даби.       В момент помутнения Старатель понял, что кровь хорошо сочетается с пепельными волосами и диким выражением глаз его пары.       Как будто он — олицетворение войны.       Великолепный, превосходный красный цвет, покрывающий его омегу.       Не раздумывая ни секунды, Старатель приподнялся и схватил Даби за запястья, а затем провел языком от подбородка омеги по щекам и, наконец, касаясь невероятно полных губ.       Похоже, что парень выбрал, когда бороться, а когда нет. Он позволил отцу приблизиться, позволил языку проникнуть в его рот и даже двинулся, чтобы ответить на поцелуй.       Излишне говорить, что страсть покинула его в тот момент, когда Старатель одержал верх. Поцелуй, всего лишь на словах является им.       Даби хотелось откусить ему язык и выплюнуть в лицо своей пары.       Но вместо этого он позволил снова притянуть себя на колени. Он может быть упрямым и даже жестоким, но он боится того, что произойдет, если он действительно превысит свои пределы.       Он позволил горячим рукам блуждать, сжимать и тереть все его тело, потому что они все равно не могли сравниться с его жаром, когда касались ожогов. Они не переставали гореть, ему всегда было жарко. Движения альфы больше походили на прохладный бриз, обдувающий каждый сантиметр его тела.       Даби улыбнулся бы, если бы не тот факт, что его рот сейчас занят.       А остальные считали его монстром?       Если бы только они могли видеть, как Старатель оскверняет его тело, швыряет как вещь во время истерики. Мир понятия не имеет, какую жестокость он обрушил на себя, позволив Старателю существовать.       Зная Энджи всю свою жизнь, Даби действительно чувствовал, что Старатель и есть левиафан, чудовище, которое хочет его крови.       Омега хотел бы разорвать его на части и отправить в Ад.       Но другая его часть хотела этой жестокости, хотела быть рядом, потому что он был сильным.       Руки схватили Даби за лицо, и мужчина каким-то образом засунул язык еще глубже в горло, словно хотел задушить его таким способом. Пепельноволосый думает, что это не самый худший способ по сравнению с теми тысячами смертей, которые мог придумать Старатель.       Злодей позволил своим глазам закрыться и потеряться в грубом, тяжелом поцелуе, прежде чем резко их открыть из-за ощущения зубов, впившихся в его язык.       Он смотрел, как Энджи медленно отстранился, зажав кончик его языка между зубами, и Даби почувствовал, как внутри у него разгорается жар, и он не знал, что делать; как со своим пленным языком, так и с медленно встающим естеством альфы под ним. Черт.       Затем красноволосый начал сосать язык Даби и жестко сжимать его бедра, оснавляя синяки вторым слоем на его теле. А омега не смог сдержать тихий стон, вырвавшийся из его открытого рта. — Отпусти меня, — промолвил Даби, когда его язык, наконец, освободился. — Или ты трус, который боится омеги? — это был слабый укол, но парень больше всего на свете сейчас хотел увидеть как холодели от злости лазурные глаза, такие похожие на его.       Старатель не отреагировал на оскорбление. Вместо этого он спросил:  — Это то, что ты хочешь? Ты хочешь свободы? — А потом еще сильнее сжал задницу омеги. Даби издал стон боли и удовольствия, который перешел в истерический смешок. Это было недалеко от истины, и, возможно, в глубине души, Даби и не хотел этого.       Во что превратился этот мир.       Даби действительно не хотел ничего, кроме унижения своего отца, своего долбанного истинного альфы, за его грехи. За боль, которую он принес ему и его близким.       Но, так или иначе, у Вселенной были другие планы на него, и Даби не знал, как с этим знанием жить.       Он всегда держал себя под контролем и всегда получал то, что хотел, и всегда выходил победителем.       А потом обязательно появляется этот ублюдок, чтобы напомнить о его слабости.       По логике вещей, Даби вообще не должен был существовать. И все же он был здесь, сверля лазурные глаза своего врага.       Вселенной видимо было скучно, когда она решила связать узами истинности отца и сына       Это сводит с ума. — Убери свои когти с моих плеч, — сказал Энджи, и когда он заговорил, казалось, что все его лицо, кроме рта, застыло.       Он на мгновение задержался, чтобы полюбоваться своей работой. Возможно, сейчас Старатель и контролирует ситуацию, но Даби мог придумать и другие способы причинить вред альфе.       Он поднял окровавленные руки к каменному лицу Энджи и провел кончиками пальцев от макушки мужчины до подбородка, покрывая лицо кровавыми полосами. Энджи никак не ответил на это движение. Заинтересованный взгляд, как обычно смотрят на непослушных домашних животных.       Улыбка Даби напоминала безумца. — А что дальше Отец?