О вечной тьме и немеркнущем свете

Автомобиль, мягко шурша шинами, отъезжает от замка и исчезает в раскинувшемся до самого горизонта лесу. В воздухе, насыщенном невысказанными речами и непролитыми слезами, неожиданно резко и звучно, как гром среди ясного неба, раздается грохот захлопнувшейся двери. И кажется, что именно этот грохот заставляет птиц испуганно сорваться с крепостных стен и ринуться в болезненно-серое небо. Этот грохот заставляет прислугу испуганно замереть, оторвавшись от своих дел, и обменяться тревожными взглядами. Этот грохот становится последним звуком в медленно умирающем замке. Прислуга уходит почти сразу. Беснующийся в бессильной ярости замок заставляет людей, наспех побросав вещи в чемоданы, боясь лишний раз обернуться, чтобы не увидеть бегущий за ними призрак, поспешно покинуть проклятое место. Кажущиеся бесконечными коридоры затопляет пронизывающий до костей холод, гаснут факелы, погружая пространство в непроглядную тьму, двери закрываются на засовы, тщательно пряча богато украшенные комнаты, за несколько часов покрывшиеся пылью и узорами серебристой паутины. В саду устало склоняются к земле цветы, стебли плюща медленно, настойчиво, опутывают стены замка, гаснет у могилы лампада. Опадает лепесток у стоящей под стеклом розы. Постепенно ярость замка сходит на нет, уступая место всепоглощающему отчаянию и слишком тяжелой для слез скорби. Замок живет, дышит и чувствует так же, как и его хозяин. Осунувшийся, побледневший и ослабевший за пару часов так, будто провел несколько бесконечно долгих, мучительных недель в плену врага, он медленно проходит погрязшими в темноте коридорами в одну из башен, останавливаясь через каждый десяток ступеней, чтобы передохнуть. В тишине, глубокой и тяжелой, как под толщей воды, собственное дыхание кажется неимоверно громким, пол качается, как корабельная палуба, и каждый шаг дается ему с непосильным трудом. Так, будто тяжесть прожитых веков разом навалилась ему на плечи. Скудный свет витражей теряется в непроглядном мраке, не достигая стен. Хозяин замка медленно опускается на каменный пол и поднимает голову, будто мысленно обращаясь к кому-то недосягаемому. К кому-то, кто ни разу за сотни лет не внял его молитвам и ни на секунду не облегчил страдания. В продуваемой всеми ветрами башне вечностью кажутся часы до рассвета. Чернильные тени обступают со всех сторон, не решаясь прикоснуться к последнему, робкому разноцветному пятну света витража, протянувшегося до замершей в изнеможении фигуры. Но с наступлением ночи гаснет и этот свет, и очертания фигуры хозяина замка исчезают в беспросветном мраке. А затем – десятки, сотни, тысячи лет в оглушительно громкой тишине, в бездонной, непостижимой пустоте, без единого намека на скудный луч солнца. Силы покидают его с каждой минутой, и замок, чувствуя состояние своего хозяина, гаснет, покрывается паутиной и плющом, трещит по швам, силясь сделать последний вдох перед неминуемым забвением. Его хозяин погружается в воспоминания, как единственное утешение вот уже на протяжении вечности, воскрешает в памяти родные лица и голоса, а потом… Слышит один из голосов наяву. Замирает мир вокруг, замирает протянувшая к сердцу руки тьма. Хозяин вскидывает голову, как гончая, почуявшая добычу, силится встать, но с сжатыми от бессилия зубами садится обратно на пол. А замок, встрепенувшись, хлопает дверями, сотнями невидимых глаз наблюдает за тем, как бежит, прорывается сквозь тьму, выкрикивая одно-единственное имя, храбрый воин. Который, как и несколько веков назад, был готов ценой собственной жизни уберечь его от смерти. Лео помогает ему выбраться из башни, подставляет плечо, чтобы он мог на него опереться. Что-то беспрестанно тараторит, и Влад чувствует, как губы невольно растягивает улыбка. И впервые с момента их встречи называет его по имени, данным в этой жизни, не запнувшись на мучительно-горькие воспоминания. Холодный воздух наполняет грудь, и Влад медленно прикрывает глаза. Лео что-то говорит про фестиваль, но Влад едва его слышит. Над головой медленно разрастается чернильное облако, замок взирает на него пустыми глазницами окон, черными, как самая темная ночь. На его плечо вдруг ложится ладонь, и Влад кивает больше самому себе, чем другу, тысячи раз являвшемуся ему на помощь. Пусть он даже об этом и не помнит. А дальше события сменяются так быстро, что за одну ночь они проживают несколько жизней, нагоняя безвозвратно утерянное время. Встреча взглядами в немом разговоре с той, чья улыбка, пусть и в воспоминаниях, заставляла его идти наперекор судьбе десятки тысяч раз – секунды, в которые уместилось больше, чем в дни, проведенные в замке. Небесная кара, следующая за ним тенью, кажется, с момента рождения. Обрекающая на страданиях всех, кто имел мужество оставаться с ним рядом. И тихое, искреннее, раскаивающееся: «Поехали домой». Те самые слова, которые он не произносил уже несколько веков. О том самом месте, которое кануло в Лету с дорогими сердцу людьми. Над головой – персиковое небо с медленно тающими под лучами заката облаками. Поднимаясь по ступеням замка, Влад чувствует, как гулко, жадно стучит в груди сердце. Двери в холл открываются, кажется, сами собой, и тотчас весь замок озаряется теплым светом факелов. С тихим скрипом гостеприимно отворяются двери комнат, цветы, словно почувствовав прикосновение солнечных лучей, тянутся к небу. Застывает роза под стеклянным колпаком; у украшенной свежими цветами могилы вспыхивает маленький огонек. А холодный взгляд хозяина замка теплеет, и на смену вечным льдам приходит спокойное, бескрайнее небо. Лео и Лайя стоят посреди холла, будто не решаясь сделать шаг дальше. Лео ободряюще улыбается, и его улыбка отражается на лице Лайи. Теплая и светлая, полная солнечной силы. Они одновременно оборачиваются к Владу в ожидании. Ожидании, сквозящем в каждом взгляде и жесте. И вместо тысячи слов, которые должны быть произнесены, вместо сотен, десятков тысяч фраз, которыми им следовало обменяться и объясниться, Влад просто желает им спокойной ночи. Уходит по одному из залитых светом коридоров, слабо улыбается вспыхивающим на стенах факелам и невольно ловит себя на мысли, что радуется. Радуется тому, что все дома.