Тот, кто стоит за твоим плечом

Слэш
R
Завершён
16
автор
Размер:
2 страницы, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Награды от читателей:
16 Нравится 0 Отзывы 4 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
В монастыре было строго, нестрашно и холодно. В его стенах тоска Ингераса по жаркому домашнему очагу и горячим объятиям отца росла, как сосулька под крышей, наслаиваясь капля за каплей. «Твой отец — чудовище», — повторял Лукиан с гневом и отвращением. «Нет! — кричал Ингерас, срывая голос. — Он самый лучший!». Лукиан хватал его за плечо и толкал к иконам, совал в руки псалтырь, заставлял читать. Колени быстро немели на холодном камне, и вместо вязи букв Ингерас видел перед собой лицо отца, а вместо благодарности господу с полудетских уст срывались слова о любви к тому, кто отдал ради него душу. Он помнил, кем стал Влад, но помнил он и другое — любовь, что была сильнее всего на свете. И, задыхаясь от тоски по надежным рукам отца, Ингерас клялся холодным карпатским звездам, что будет достоин этой любви. Иногда ему снилась мать. Она часами цеплялась за каменные плиты, с безумным страхом в глазах, и под утро срывалась вниз, и Ингерас слышал ее крик, просыпаясь. Он жалел ее — прекрасную и нежную, но глаза его при пробуждении оставались сухи, как монастырский хлеб. Наивность и открытость Ингераса растаяли с возрастом, как снег на солнце. Он больше не кричал, не вспыхивал гневно, слыша, как называют его отца дьяволом и сулят вечные муки. Брат Лукиан не упускал случая поведать ему о тех противных всякому благочестивому человеку деяниях, что совершал валашский господарь. Ингерас с жадностью ловил эти речи. Не будь Лукиан так занят живописанием прегрешений Влада, он бы заметил, что служит водой, питающей ядовитые цветы. Но он ничего не видел, со страстью бичуя словами чужие смертные грехи. Сам Ингерас почитал грехом те взгляды, что Лукиан стал бросать на него, подросшего и вытянувшегося. Ясные глаза сына господаря потемнели, но губы оставались детски пухлыми, а светлые волосы, мягкие, как лучший турецкий шелк, крупными завитками ложились на плечи. Брат Лукиан путался взглядом в этих завитках, бледнел, мрачнел и вздыхал тяжело, раздираемый демонами похоти. Ингерас доставал из колодца тяжелые ведра с водой для кухни и думал, достанет ли у него сил справиться с монахом. Демоны победили Лукиана сентябрьской ночью, когда луна скрылась за черными тучами, и лишь на ощупь можно было найти дорогу в коридорах монастыря — не факелы берегли, но стремились к ограничению потребностей. Монах не усомнился, кто перед ним, и дал себе волю, словно тьма могла скрыть его грех от глаз того, кто видит все. Губы прикипели к шее Ингераса, руки ощупывали его спину, спускались ниже, и срамная плоть терлась о бедро, словно желая высечь искру ответного возбуждения. Ингерас молча вырывался, не желая, чтобы кто-то узнал о его позоре, и надеясь справиться в одиночку. Кулаки молотили по спине Лукиана, но тот, ослепленный свершаемой похотью, не замечал ударов. Его ладони отыскали дорогу под рубашку, под пояс, хватали, гладили, мяли, протискивались дальше. Ингерас сжимался, не пускал, но словно из железа сделанные пальцы раздвигали, шершаво терлись о нежную кожу, слепо тыкались внутрь, в самый жар. Распаленный монах застонал, словно на дыбе, прижался еще теснее. Ингерас, зажатый между стеной камня и стеной плоти, отчаянно и бесполезно дернулся и вдруг вцепился зубами в шею Лукиана. Тот утробно завыл, но не отпустил, схватил за волосы, потянул, вырывая пряди. От боли слезы брызнули из глаз, но Ингерас не сдавался, словно дворовая шавка, вцепившаяся в брошенный кусок. Чернота заполняла его душу, как вкус чужого тела — рот, тошная, кислая чернота. Холод коснулся рук Ингераса, отталкивавшего монаха. Лукиан пронзительно вскрикнул и разжал кулак. Его голова качнулась, и Ингерас услышал странный звук — словно кто-то пил из разорванного бурдюка. А потом более не сопротивляющийся Лукиан осел на пол, и Ингерас увидел за ним того, о ком так скучал, и, не раздумывая, протянул к нему руки. — Почему ты не пришел раньше? — спросил он, греясь в холодных объятиях. — Раньше я не был нужен тебе. — Ты всегда был мне нужен. — Ингерас поднял взгляд. Он был уже почти одного роста с отцом. Луна показалась из туч, осветив некогда прекрасное лицо. Но Ингерас не увидел разницы. Любовь переполняла его. Он потянулся, чтобы слизать с губ отца кровь Лукиана. — Ингерас! — отшатнувшись, глухо воскликнул Влад. Сын удержал его. — Годами они твердили мне, что ты чудовище, забыв, как я хочу быть похожим на тебя, — произнес он с той верой, что так недоставало в его молитвах. — Поклянись, что отныне всегда будешь рядом. И Влад увидел, как в лице сына под нежными чертами Мирены проступают его собственные черты. И на крови монаха он дал клятву быть рядом, и сдержал ее. Незримо и неизменно стоял он за плечом сына, когда тот заявил права на престол Валахии; когда искал покровительства Венгрии; когда противостоял турецким послам, не имея за собой ни казны, ни друзей, ни войска — одно только хлопанье черных крыльев. Он прикрывал Ингераса на поле боя, и тот не ведал страха, при свете луны ведя вперед свою небольшую дружину, ибо знал, что никто не сможет ударить ему в спину. И в постели, когда Ингерас спал, золотоволосый и белокожий, как архангел Михаил, бескровная рука обнимала его поперек груди, и холодное тело прижималось к спине. Под утро Ингерас потягивался, отлично выспавшийся, полный сил, и принимал в себя твердую плоть отца, жмурясь от удовольствия, и с улыбкой шептал — «Колосажатель», ловя ответный смешок Влада. Люди говорили, что сама смерть стоит за левым плечом молодого господаря, и они были правы. Только Ингерас не называл это смертью. Он называл это любовью.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.