Сложно

Фриде больно и горько. Кривая усмешка трогает её некогда розовые и манящие взглядом мужчин губы. Ей плохо и холодно. Она была в простом тёплом платье, совершенно неотличающимся от других платьев, в каких ходят в её разрушенной Империи. Всё рушится. — Доброй ночи, Фрида, — терпкий, как привкус вина, и мягкий, как шелест травы, его голос. — Доброй ночи, Дункан, — туманно окликнулась девушка, немного подрагивая от сырости ночи. Они освободили очередной Имперский город, только почему-то радости не было. Люди любили их, охотно присоединялись к их возрастающей с каждым днём армией. Герцог Оленя прельщал всех своей искренностью и манерой общения. Герцогиню Единорога просто любили и верили ей, хотя как казалось самой воительнице, людей просто подкупал имидж её прославленного отца-вояки. — Тебе не холодно? Ночь на дворе, — мужчина смерил удивлённым взглядом девушку, расположившуюся в плетённом кресле. — Холодно, но в комнате душно, — она с лёгким прищуром пронаблюдала, как герцог присаживается рядом, пододвигая кресло. — Что-то хотел? — Ты как всегда точна и верна в своих рассуждениях, — в привычной манере произнёс он, а после более серьёзно ответил: — Да, нам надо поговорить. О тебе. Девушка фыркнула, громко вздыхая. Приподняв тёмные брови, она поинтересовалась: — Дункан, если снова заведёшь речь о замужестве, получишь в нос. — Прежде чем ответить, то смею заметить, что ты как всегда пряма и честна в своих ответах. Мужчина широко улыбался, показывая белые зубы. Фрида сдержанно улыбнулась, отводя от него глаза. Слишком уж они были изучающие. — Герцогиня моя, понимаешь, в чём дело. Дело в тебе. Я вижу, как ты грызёшь себя извнутри, не показывая извне, — девушка нахмурилась, сжимая подлокотники кресла. — Прозвучит прозаично, да и я на монаха не похож, но всё же. Излей душу. — Душа — не вода, что просто излевать её, — резко ответила та. — Лучше уходи. — Нет, душа моя, так легко ты от меня не избавишься, — он придвинулся ещё ближе и неприятный скрежет при этом разозлил девушку больше, но не больше, когда тот прикоснулся к её ладоне. — Дункан, — покачала головой герцогиня. — Не провоцируй меня. Я сегодня не в духе. — Сегодня, — закатил мужчина глаза, не убирая ладонь. — Ты такая давно. Только раньше скрывала это искуссно. Фрида. — Что? — нервно поинтересовалась та, чувствуя человеческое тепло, будто поддерживающее её израненное состояние. — Мы же друзья? — длинные пальцы проехались по наружной стороне её ладошки. — Повторяй себе это почаще, — хмыкнула Фрида, готовая уже встать, но мужчина остановил, усаживая обратно. — Дункан! Дункан, хмуро улыбаясь, встал со своего кресла, присаживаясь перед женщиной на корточки. Мужские и крепкие руки накрыли не менее крепкие, но всё же женские и нежные ладони, на которых было много крови. — Фрида, ты самая искренняя девушка, которую я знал. Неужели я ошибался? Где та пылкая и острая на язык рыцарь, не лишённая женственности и благородства? Юная графиня отвела взгляд, закусывая губу. Его слова противно капали на сознание, оставляя след сомнений. Она знала, что он прав, но сказать не может. — Меня всегда воспитывали так, чтобы я сохраняла «лицо». Мама говорила, чтобы я была сильной, какой не могла быть она… Отец всегда твердил, чтобы я не смела показывать слабость другим. — Я рано лишился родителей. Конечно, никто мне не заложил таких качеств, но жизнь научила, что без слабости нет силы. Только поборов слабость, мы обретаем силу, — согласился герцог, пытаясь поймать её взгляд. — Не вини себя. Отпусти. — Нет, это моё бремя. От этого не уйти, — каштановые волосы закрывали одну часть лица, но вторая, открытая, была глубоко печальна. — Никто не должен разделять это со мной. — Я хочу разделить. По истине небесные, словно живой ангел сидит перед ним, глаза встретились с его непримечательными серо-зелёными. Рукой он смахнул каштановый локон, заправив за ухо, провёл по острой скуле. — Твоя мама была очень красивой женщиной, я думаю… Фрида грустно улыбнулась, потираясь щекой об его ладонь. — Я, конечно, очень люблю свой красивый носик, но всё же скажу это ещё раз, — вдохнув громко воздух, Дункан тут же выпалил: — Выходи за меня замуж, а? Ну, кто ещё вынесет твой стервозный характер, будет заботиться и разделить с тобой бремя… — Да-а, — едко протянула девушка. — Раньше я считала тебя лосем, когда ты напился в какой-то захолустной таверне, и я несла тебя на себе до лошадей. Теперь ты полноправный олень! Фрида довольно рассмеялась, расцветая внутри. Дункан одарил поцелуями внутреннюю поверхность запястьев, довольный тем, что возможно скоро её самоистезания прекратятся.