цветы в твоих волосах

по омскому цветочному полю под палящим солнцем шли двое мужчин, почти не оглядываясь по сторонам и осторожно обходя ямы, нарытые кротами. вокруг было ни души, и среди колосков вперемешку с клевером и колокольчиками вполне можно было накрыть поляну, да вот только ни рябинов, ни летов не догадались взять провиант. наконец после долгого молчания кузя устало выдохнул: — как жарко... — ты бы ещё, блядь, теплее оделся, у нас же, сука, зима на дворе, — сердито пробубнил егор и в этот же момент почувствовал, как кузя отпихнул его локтем в сторону: — а солнце тебя нихуя не смущает? — солнце сейчас идёт и пыхтит на меня, а как известно, два солнца быть не может, — сделал попытку в успокоение рябинова летов и, заметив на его лице проступившую улыбку, ответил ему тем же. — не смущаешь. — какое я тебе к хуям солнышко? — фыркнул кузя, стараясь изо всех сил держать марку, но, очевидно, тщетно, потому что после этого он мгновенно заржал, опустив взгляд к траве. — как это какое? ну, тёплое такое, хорошее, — егор положил руки на кузину поясницу и притянул к себе, подумав о том, как же ему повезло с кузей. — а какое оно ещё бывает? — обжигающее, блядь, — буркнул кузя, но поймал на себе внимательный взгляд егора: — ну да, твой вид без этой хуйни... — он зацепил длинным ногтём на мизинце воротник рубашки рябинова, — ...и правда обжигающий. кому там жарко было? — ой, да ну тебя... — еле слышно пролепетал рябинов и остановился на новоиспечённом месте привала: — ничего не поменялось за двенадцать лет, — кузя лёг на слегка примятую траву, закидывая руки за голову. — что-то плохо, что-то безупречно, что-то ненадолго, что-то вечно, — проговорил егор и последовал примеру рябинова, порой заглядываясь на него. — сам придумал? егор лишь, улыбнувшись, хмыкнул и прижал кузю к себе чуть сильнее: — ну а как ты думаешь? — такие хитро выебанные строчки мог написать только ты и судаков, но чё-то я склоняюсь к тебе, — для того, чтобы уткнуться егору в место чуть ниже кадыка, кузе надо было наклонить голову, что он и сделал. — и правильно делаешь, — летов запустил ладонь в кузины кудри, мягко перебирая их длинными пальцами и иногда игриво наматывая по пряди на указательный палец. — а ты помнишь, как мы тут в первый раз по дёснам ударили? — ну ты и пизданул, конечно, — грубовато хихикнул кузя. — во-первых, естественно помню, с памятью, вроде, всё нормально, а во-вторых, "по дёснам" — это со всеми делами, а тогда было так, несерьёзно... — я тебе дам "несерьёзно", — шикнул на него егор и больно куснул кузю за кончик носа, отчего тот сдавленно ухнул, — зато запомнилось на всю жизнь! — ну, тут я спорить не буду, — кузя поднял взгляд щенячьих глаз на егора и снял очки, делая их этим ну совсем огромными. — егор... а спой чё-нибудь. — спеть, говоришь? — летов почесал щетинистый подбородок и отбросил сальную чёлку махом головы. — а что спеть? — а вот не знаю, на твоё усмотрение. — ой, ну тогда... — егор прочистил горло и размеренным голосом запел: — на карте кружком обозначено солнце, пунктирные линии — ветер и соль, под веками плавают сны на оконце, спадает волнами зелёная боль... — о-ой, это ж ты её строчил, когда мы познакомились! — восхищённо мурлыкнул кузя, на что егор, продолжая петь, улыбнулся ему и зажмурился: — на наших глазах разрушаются стены, срастаются руки, теряя контроль, и время уходит с загаженной сцены, его заменяет вселенский покой. мы вышли за рамки людских представлений и даже представить себе не могли, что выше всех горестей, бед и мучений... — мы буд...дем под слоем... промёрзшей земли, — парень поставил точку после последнего слова, наконец дописав третью строфу одной из самых спокойных своих песен. он вздохнул и откинулся на спинку дивана, отчего его волосы большой русой копной рассыпались на нём. егору только 18: амбиций полон рот, да и вот с клиповым группа образовалась, а летов с его данными точно бы не пропал. он сидел и писал текст к новой песне "посева", которой уже было суждено быть необычайно спокойной, душевной, да и вообще такой, под которую и пропустить пару рюмок столичной на забитой хламом и немытой посудой кухне не стыдно было. обычно самой сложной частью как раз-таки и было написание слов к песням, и в случае летова тоже: ему пришлось прилично пораскинуть мозгами, чтобы сделать песню достаточно пессимистичной и такой, которая бы взяла за душу, и егор пока справлялся на ура. дверная ручка скрипнула, и в квартиру вернулся клипов. зная, что это он, егор не удосужился даже голову повернуть, а сделал даже наоборот: закинул её назад, неестественно выпячивая острое, как лезвие, адамово яблоко. по шуму в прихожей было слышно, что парень явно пришёл не один. «ахуенное время для свиданок нашёл», — подумал егор и, навострив уши, насторожился, ведь услышал незнакомый мужской голос. из-за угла показалась голова клипова: —ой, егор, а у нас тут гости, не хочешь познакомиться? парень замечательный, думаю, вы споётесь. — ага, а как же... — проворчал егор, краем глаза наблюдая входящую в комнату фигуру, и всё же повернул голову. после того, как он это сделал, ему резко захотелось вскочить, только чувство собственного достоинства не позволило ему это сделать — что он, в самом деле, мальчишка какой-то? — и единственным движением с его стороны оказалось резкое вздрагивание всего тела, как будто его и правда ебануло током. перед ним, переминаясь с ноги на ногу, стоял кудрявый парнишка примерно такого же возраста, как он в очках в роговой оправе, что комично уменьшали его глаза до микроскопических размеров, скрывая их настоящую красоту. — здравствуй...те, я костя. костя рябинов, — было видно, что парень немного заволновался по выступившим капелькам пота на его ладонях. увидев это, с играющими желваками на чётко выделенных скулах егор подумал: «вот бедняга...», но встрепенулся и решительно протянул руку первым: — я игорь, но было бы хорошо, если бы вы... ты называл меня егором. — да... да, конечно, егор! — костя настолько яростно закивал головой, что летову на секунду показалось, что та оторвётся, и не менее яростно затряс руку парня. — в таком случае... мои друзья называют меня кузей, очень приятно! — и мне, — егор это говорил не каждому, с кем знакомился, но подсознание и внутренняя интуиция распорядились так, что егор почему-то доверился этому человеку, от него словно веяло каким-то теплом, согревающим душу, и он это прочувствовал. — ты... очень приятный молодой человек, кузя. — ох... — кузя опустил глаза в пол и по-детски хихикнул, — спасибо, егор, ты тоже. не против обменяться номерами? — думаю, что нет, было бы хорошо, — егор старался отвечать сдержанно, но не получалось: как только он ловил на себе взгляд карих глаз парня, немного терялся и из-за этого ругал себя за "розовые сопли", мол, егор, что это такое? собери ты уже яйца в кулак! егор взял с табурета рядом салфетку и начеркал на ней номер кузи под его торопливый, порой сбивающийся говор, после чего на другой написал свой и вручил ему. в этот момент в комнату зашёл клипов и пригласил их пообсуждать ничто и никого за парой рюмочек спиртного, и их вечер в целом прошёл бы для егора скучно, если бы здесь не появился кузя, постепенно раскрывающий свой разговорческий потенциал перед егором за счёт того, что рядом с ним уже сидел знакомый ему человек. казалось, он болтал буквально обо всём без умолку: это обсудил, то подчеркнул, здесь заметил — егор порой не замечал, как заслушивался его приятным юношеским голосом, но вот настало время прощаться. егор сказал ему напоследок лишь одну фразу: —созвонимся? —ну конечно. и этой же ночью в два часа кузя позвонил. в одних полосатых пижамных штанах, которые были егору чуть выше лодыжки, он нашарил рукой трубку и что-то бессвязно хмыкнул в неё, и тут же проснулся, услышал кузино "алло" по ту сторону. — не разбудил? «ну конечно, блядь, нет», — подумалось летову, но егор тут же настучал этой мысли по шапке и хриплым от быстрого пробуждения голосом крякнул: — ну, нет... а ты чё в такое время бодрствуешь, приятель? — да так... на меня вдохновение напало, стихи вот настрочил, думаю тебе прочитать, — после этих слов егор проснулся окончательно и от неожиданности сел в койке: он ещё и стихи пишет? — ну читай тогда, — до него дошёл суховатый кашель кузи, вздох и, наконец, выразительное кузино чтиво. егор в какой-то момент даже задержал дыхание, чтобы насладиться красивыми стихами рябинова и его голоса в полной мере. его мягкий тембр обволакивал слух, как тёплое пуховое одеяло и согревал абсолютно всё внутри, начиная с сердца и заканчивая почками, ведь, как известно, самые душевные признания и вещи в целом начинались именно со слов "от сердца и почек". кузя закончил и выжидающе притих. у егора не нашлось иных слов, кроме как «ух ты», да и, в принципе, рябинову этого было достаточно: — спасибо тебе, егор... — да не за что, — он помолчал секунду, и вдруг ему в голову пришла вполне осмысленная идея: прочитать свои стихи в ответ. — я могу прочитать свои. на том конце повисло молчание, которое спустя недолгое время прервалось чуть взволнованным голосом кузи: — что ж... я не против, читай. в ход пошли хитро завуалированные-закрученные-заверченные строфы егора, где слова переплетались между собой, словно виноградная лоза, создавая собой целую сеть действительно качественного стихотворения. на каких-то моментах он чуть снижал голос, что было по-особенному приятно слушать, а где-то возвышал его, делая звучание ярким и немного воинственным. — мне очень понравилось, думаю, что когда-нибудь я разберу твои стихи построчно, ибо сейчас я не совсем в них вник. — да я тебе так скажу, ботаник, в них, кроме меня, до сих пор никто не вник, — сипло хохотнул парень и чуть опустил голову, заставив этим всклокоченные волосы свеситься над его коленями. — значит, я буду первым, — по голосу кузи было слышно, что он улыбается. — ну, спокойной ночи, спасибо тебе за твои стихи. — благодарю, и тебе, — только после того, как егор услышал короткие гудки из трубки, он положил её на место и упал на подушку, скрипя пружинами и плавно засыпая.

***

поцеловались они совершенно случайно: ну, как случайно — всё началось как раз-таки с поля, на которое они и пришли спустя столько времени, дабы повспоминать переломные моменты в их жизни. со времени знакомства кузи и егора прошло чуть больше, чем полгода, и они уже как следует друг друга узнали и невероятно сроднились за это время, всё же клипов был прав, как никогда. в один такой день егор отложил гитару, на которой играл до этого, и почти заглянул рябинову в глаза: — кузь, а давай на поле махнём? тот сначала не понял сути и захлопал глазами: — куда?.. — на поле. тут рядом есть просто отличное, ставлю зуб на то, что оно тебе придётся по душе, вдохновение прёт, как танк, — почувствовав, как почти уговорил кузю, он схватил его за руку и чуть ли не силой потащил на выход из дома. — идём скорее! там сейчас солнце чуть ли не золотое, ну очень красиво, — они выбежали из подъезда и помчали в сторону пустыря, за которым и было поле. кузя удивился тому, насколько егор может быстро бегать: видимо, он был настолько худым, что его просто несло за потоком. кузя крикнул, заглушая ветер: — долго ещё?! — да вот же оно! — срывая голос, ответил ему егор и сбавил темп, снова хватаясь за руку рябинова и приволакивая его на место назначения. холодный месяц обдавал траву белым отливом лунного света, а всевозможные полевые цветы колыхались от неожиданных порывов воздуха. — смотри, что у меня для тебя есть, — летов дотронулся рукой к цветам, задевая что-то и плавно перебрасывая на голову кузе. — теперь у тебя есть венок. — ой... — он улыбнулся и пощупал бело-фиолетовые цветы на своей голове, что колыхались на ветру, — спасибо... егор довольно улыбнулся, сел на траву и провёл рукой возле себя, приглашая кузю сесть: — бросай булки, не кусаюсь. — а кто тебя, блядь, знает? — дёрнул бровью тот, но всё же сел рядом и чуть наклонился вперёд, складывая ноги по-турецки. — да вот именно, что никто, — как-то грустно улыбнулся летов и опустил глаза, ковыряя пальцем дырку в земле. — даже ты не знаешь меня полностью, хотя, наверное, хотел бы. я вообще иногда думаю: что же я за человек такой? лично для меня, знаешь ли, понятие собственного "я" такое неизведанное и эфемерное, вот сегодня в компании я один, завтра я другой, послезавтра третий, и как же за всем этим найти себя, при этом не потерявшись окончательно?.. какое-то время кузя молчал — думал, но не заставил себя долго ждать: — я думаю, что у всех нормальных людей так, ведь они просто ищут подход к остальным и читают незнакомцев, как открытую книгу, так что не думаю, что тебе стоит корить себя за это, и я верю, что ты себя ещё найдёшь, а по поводу тебя... — он осекся на полуслове, но всё же решился продолжить, — ...я бы хотел узнать тебя, хотел, чтобы ты раскрылся. очень. — и посмотрел на него так пронзительно, в который раз за всё время прошибая егора током насквозь, когда он встретился с юношей взглядом. дальше всё было как в замедленной съёмке: их глаза раскрылись ещё шире, а летов, окончательно утонув в его глазах, полностью потерял неподвластный ему контроль и наклонился ближе, пока не задел кончиком носа нос кузи, а губами находя губы кузи, бережно обхватив его лицо ладонями. рябинов ахнул и ужасно зарделся, но набросился на летова, как голодный зверь, наконец поймавший слишком проворную газель... ...таким образом и сейчас кузя прервал поющего летова, поцеловав его самым бесстыдным и хозяйским образом, соблазняя на всякое, словно змей-искуситель, он, абсолютно без верхней одежды, призывал егора повторить за ним: — давай, как в восемьдесят втором... егору не хватало воздуха на слова, так что он просто согласно закивал, отчего его очки улетели куда-то в сторону: впрочем, сейчас на них было абсолютно насрать. — блядь, сейчас бы клещей здесь набраться... — рябинов не успел договорить, потому что егор перевернулся, повалил кузю на траву и, не давая ему опомниться, провёл носом по его гладко выбритой щеке: — тебя это сейчас так сильно ебёт? он перехватил запястья кузи и развёл их в стороны, слегка прижимая к траве, усыпанной росой, отчего кузя шумно втянул воздух через зубы: — с-с... — увидев, как егор спешно справляется с пряжкой брюк, он процедил: — ф-фёдорыч, а ты на сухую, да?.. — я буду осторожен, не ссы, — понимая то, что он не умеет в успокоительные разговоры подобного рода, он широко лизнул свою ладонь и направил себя, что называется, на путь истинный, вырывая из горла рябинова хриплый скулёж: — бля-ять, фёдорыч... — чего тебе? — обняв кузю за спину и стараясь его успокоить, егор дотронулся губами к его шее. —оладушек х-хочу... — будут, будут тебе оладушки, золото моё, — летов погладил его по щеке, чуть надавил и нежно поцеловал, чуть ускоряясь. двадцать минут абсолютного удовлетворения без каких-либо прелюдий, и егор наблюдает ворчащего кузю, который никак не может застегнуть свою ширинку: —сука, всю жопу этой блядской травой поколол... егор не выдержал и прыснул от смеха, тут же прикрываясь рукой и этим обращая на себя внимание кузи. он сощурил глаза и спросил: — чё ты там говоришь? — ничего, говорю, — он подошёл к рябинову и чмокнул его в щеку, — дома задницу твою лечить будем, — и застегнул молнию на его брюках.