Ранение

Секунды, чтобы решить. Доли секунды, чтобы спасти. Но выстрел звучит чуть раньше. — Вот, Юрий Иваныч, как бывает… Шибанов прикладывает руку к дыре в куртке и смотрит на окровавленную ладонь с нескрываемым удивлением, словно это могло случиться с кем угодно, но только не с ним. Затем тяжело оседает на землю, утягивая за собой пытающегося держать его Брагина. Тот пытается чем-то помочь, начинает бестолково суетиться. Шибанов молчит, но дышит прерывисто и часто, потому что адреналин отступает, и теперь его накрывает волна боли и шока, которую преодолеть не так просто, как кажется. Он медленно опускается на спину, чувствуя, как под шею Брагин кладёт ему свою куртку. «Навылет или с сюрпризом?» — стучит в голове цитата из старого боевика. Спина на неловкие движения отвечает жгучей болью. «Всё-таки навылет…» Шибанов расслабленно выдыхает, и облако пара, вырвавшееся из его губ, лишь ещё больше усиливает приступ паники у Брагина. Он что-то кричит в телефон, давя на рану, из которой течёт безостановочно кровь. Шибанов же смотрит на чёрное, бездонное небо, на котором не видно звёзд, и ему кажется, что оно вот-вот упадёт на него. Яркие огни фонарей пляшут в безумном танце, а во рту солоноватый привкус крови, который саднит мигом пересохшее горло. Брагин нависает над ним. Шибанов смотрит на его испуганные глаза, и ему становится смешно. Взъерошенный Брагин кажется ему птенцом, а ведь у того жена и двое детей. Не самое подходящее сравнение для взрослого человека, тем более в звании полковника. Шибанов понимает, что нужно сказать что-то ободряющее. Но все слова превращаются в сиплый хрип, и поэтому он приподнимает руку, показывая, чтобы Брагин сжал его ладонь. И в это рукопожатие Шибанов вкладывает все остатки сил, что у него есть. Но танцы фонарных огней становятся до тошноты невыносимыми, и небо всё же падает на него, накрывая бездонной чернотой и унося куда-то далеко на глубину. Крика Брагина он уже не слышит.

***

Глубина отступала медленно, словно ожидая, когда он сам решит вынырнуть. И Шибанов карабкался, царапался, выползая оттуда, не ища в себе мотивации для того, чтобы жить. Просто рано. Когда он решился приоткрыть глаза, глубина уже давно была позади. В палате тускло горела лампочка от одного светильника, и противно пищали приборы. За зашторенными окнами не пробивался свет. Остро испытывая ощущение потери времени, Шибанов попытался приподняться на кровати, но затёкшее тело от первых же движений протестующе взвыло. Кто-то, сидевший сбоку, встрепенулся и поднял голову. У Шибанова к горлу подступил комок. — Юрий Иваныч, ты чего это здесь? — Мишка… — Брагин выдохнул, и от подмечающего взгляда Шибанова не ускользнули ни потемневшие синяки под глазами, ни осоловевший от недосыпа взгляд. — Слава богу… — Врачам слава, — в свойственной ему манере ответил Шибанов.