Эгоистка

Зоя не появилась на свадьбе. Эффектнее было бы сказать «на своей свадьбе», но это торжество было только его, Николая. И маленькой принцессы Эри, но она с общим фоном сливалась, и не ее глаза Николай искал в толпе. И не находил. А принцесса-будущая-королева гордо шла по проходу в своем белом платье и, надо признаться, была мила. И была принцессой (почти королевой) в каждом своем жесте. Он мог бы засмотреться на нее, если бы не пустующее место генерала Первой и Второй армии. — Где Зоя? — одними губами спрашивает он у Толи, стоящего рядом на месте шафера. Тот головой качает: влево-вправо-повторить, и что этот жест означает понять невозможно. Николай готов хоть сейчас остановить торжество, наплевав на десяток дружественных и не очень послов, собравшихся здесь праздновать и шпионить, несмотря на последующий международный скандал, несмотря на чувства девушки, приближавшейся к нему по проходу, просто потому, что Зои здесь не было. — Не отвлекайся, — Тамара оказывается слишком близко к нему, руку на шею сзади кладет, совершенно незаметно, чтобы он головой вертеть перестал и на невесту-почти-жену влюбленным взглядом смотрел, как и положено жениху у алтаря. — Где Зоя? — гневно спрашивал Николай, когда церемония закончилась, пир закончился, а пьяные гости разбрелись по комнатам и темным укромным местам. — Как думаешь, насколько легко ей было смотреть, как ты берешь в жены другую? — хлестко спрашивала Тамара, после чего совершенно непочтительно пинала его в сторону его новой супружеской спальни. — Где Зоя? — спрашивал Николай следующим утром на собрании триумвирата, урезанного в связи с отсутствием генерала Назяленски. Свадьба свадьбой, а государственные дела никто не отменял. И самое главное государственное дело, которое его сейчас интересовало: где, блядь, Назяленски? — Уехала. Николай расслабленно на спинку стула откидывается, губы в улыбке кривит. Смешная шутка. Правда. Но пошутили — и хватит. — И куда она уехала? — очень спокойной спрашивает он. До десяти считает и кулаки под столом получается разжать. — Без понятия, — Тамара так же спокойна. Стоит у дверей, словно охранник. На самом деле понимает, что из этой диспозиции удобнее всего отступать от разгневанного Величества. — Так найди ее! — гнев Николая прорывается резко, нервно. Так взрывается напряженный клапан, когда давление внутри становится невыносимым, и лучший способ спустить пар — проделать в себе несколько дыр. Ланцов был бы не против мозг себе просверлить, да вот незадача — ему никто не позволит. — Не могу. Она уехала два дня назад, — Тамара пожимает плечами на десятки его немых вопросов, самый главный из которых «почему?» (Хотя сам он считает, что самый главный «почему ее еще не вернули?!») — Зоя всегда была эгоисткой, — слова хлыстом по открытому-обнаженному, когда-то давно доверчивому, запрятанному глубоко внутри, а оттого еще более уязвимому. — Видимо, ей надоело строить из себя спасительницу. — Она не могла, — Николай сейчас сам себе противен: мямлит словно мальчишка, чего за ним с трех лет не водилось. — Её уже нет. Нет. Нет, нет, нет. Пропала. Испарилась. В воздухе предрассветной дымкой рассеялась, ни одного следа. — Ты можешь найти ее, — говорил Николай два дня спустя, а Тамара снова плечами пожимала. Вверх-вниз лениво. — Я обещала, что не буду этого делать. — Я твой король! — злился Ланцов, кулаком по столу бил так, что толстое дерево нервно скрипело под его напором. — А я твой друг, Величество. И как друг говорю тебе: оставь это. Иди к жене и порадуй ее нежными поцелуями. Её действительно нет. И ни один стражник в этом городе не видел, как генерал армии Равки, штормовая ведьма и просто эффектная брюнетка покидала столицу. Ни один его солдат, посланный на поиски (тайные), не принес ни одной полезной новости. «Возможно, в таверне видели похожу девушку, а нет, это Манька, дочь повара…» Тайная стража молчала. Николай чувствовал, как власть вслед за Зоей утекает из его рук, раз Батаары решили показать свое презрение к ней и просто игнорировали один, но самый важный, приказ. — Возможно, она сменила внешность, — Женя была к нему добрее. Она гладила его растрепанные волосы и совсем незаметно снимала пульсирующую в висках боль, ставшую его вечным спутником после побега Зои. — Недели три назад я ей показывала несколько приемов. «Значит, она готовила свое исчезновение», — отстраненно думал Николай, пока Женя продолжала. — Скорее всего, глаза мутно-карие, волосы каштановые, с рыжиной. Она могла их отрезать или в плотные косы заплести, чтобы внимание не привлекали. Правильная косметика могла сделать из нее старуху… Отпусти ее, Николай. — Почему она ушла? — снова спрашивал он. — И только не говори, что она эгоистка. «Но она и правда!» — кричали глаза Жени. — Для Зои не было ничего важнее Равки и ее благополучия, ничего важнее ее подопечных. — Значит, появилось что-то важнее, — философски протягивает портниха, — или кто-то. Или ей и правда все это надоело. Николай замирает. А в висках у него стучит «кто-то, кто-то, кто-то». Кто-то, важнее Равки. Кто-то, важнее него. Кто-то важнее. Кто? Зоя не вернулась месяц спустя. Зои не было и через год. Ни слова, ни весточки. Николаю все больше казалось, что она умерла. Сдохла в придорожной канаве, когда очередные кошмары-видения свалили ее с лошади, а внутри нее все взорвалось, так что в луже одни ошметки остались. Иначе она бы обязательно вернулась, правда?