Снова один

Диск луны поблескивал в витражных окнах. Свежий ночной ветерок приятно ласкал щеки и нос, локоны волос слегка шевелились от малейших дуновений. Так спокойно было на душе, так легко в это полнолуние. Но только не ему. Не ровное дыхание сбивчиво волновало сердце, которое вновь ускорило темп от подкрадывающихся мыслей. Все закончилось, он выиграл. Выиграл эту войну, но ведь какой ценой? Он пробовал вернуться во времени, все исправить, не допустить ошибки, но прошлое оставалось неизменным, настоящее обжигающим, а будущее хрупким. Упав на колени, он яростно сжал кулаки, что костяшки побелели. Челюсть стиснулась до боли, а в глазах предательски защипало. Он не мог ее потерять, она нужна ему, нужна больше жизни, как Луна Земле, как вода увядающему цветку. Это был второй раз в его жизни, когда он дал волю эмоциям, сейчас казалось, что даже в том чертовом апокалипсисе было куда легче. Одинокая слеза скатилась по щеке, разрывая всю жизнь на части, но ведь кареглазая появилась так внезапно, такая беспечная, но при этом стойкая и независимая, веселая, но хитрая и добрая и такая… живая. Она никогда не скрывала своих эмоций, которые ему раньше казались глупыми и наивными. О, как же он хотел бы сейчас еще раз увидеть ту улыбку, те большие глаза цвета скошенной травы, просто взять за руку и больше никогда не отпускать. Банально? Возможно, но теперь он понимал, на сколько это больно, и как он был не справедлив, когда упускал эти моменты. Обхватив себя руками, он поднял покрасневшие глаза на встречу Луне и звездам, слезы, которые быстро скатывались по щекам, поблескивали мокрыми дорожками. Это не он, он не может так больше. И кто сказал — время лечит? Бред собачий, становится только больнее. Время — однозначно плохой доктор. Неумелыми руками оно заштопывает ноющую рану, из которой непрерывно сочится багровая кровь. Извиняясь, оно накладывает новые швы, но лишь слегка зацепив нить, рана снова отдает жуткой болью. Оказывается, порезы утраты куда глубже, чем от чего-либо другого. Она была его родственной душой, он любил ее всем сердцем, но понял это, кажется, слишком поздно… В затуманенной голове пронеслись ее губы, такие сладкие и мягкие, он ощутил ее обжигающие прикосновения на своей шее. Но сразу за этим вспомнились её стеклянные глаза, глядящие куда-то далеко в пустоту звезд. Неужели все должно было закончиться именно так? Что ему нужно сделать, чтобы вновь прикоснуться к ней, просто прикоснуться. Он был готов отдать все, даже вернуться в Комиссию, навсегда вернуться, только бы увидеть ее в последний раз. Слезы закончились, как и желание дышать. Росточки надежды, что она когда то посадила в нем, невозвратимо завяли. Прикрыв глаза от усталости, мгла окружила его со всех сторон, но ему не было страшно, было одиноко, он увяз в этом глубоком болоте, но на этот раз не кому было протянуть ему руку помощи. — Прости меня, Долорес, прости… — дрожащим срывающимся голосом прошептал он, будто она была здесь. А она была. Зеленоглазая слышала его, чувствовала его страдания и невосполнимую горечь. Она подошла ближе, и еще, и еще… рука сама потянулась к подрагивающему плечу, но прошла сквозь. На кончиках пальцев стало так холодно, но она не отдернула руку, не смогла. — Прости, но по другому быть не могло. Боль пройдет, обещаю — в ее глазах тоже появились слезинки, она не хотела умирать, не хотела оставлять его. — В.все будет хорошо, прощай… И он остался один, особняк канул в глубокий сон, а он в пучину, из которой вряд ли когда-то вновь выкарабкается…