Freedom of the Seas

– Разрешите подняться на борт? Ирония ситуации от него не ускользает: он вежливо спрашивает разрешения у шайки пиратов. Пауза, поднятая бровь, ленивое ворчание: – Опять вернулись, командор? Пират широко разводит руки. Грязные, изодранные рукава развеваются на ветру. – Мне нечего скрывать, подойдите и гляньте сами, – он кивает одному из команды, тому, что с деревянным глазом, и перебрасывает через край палубы веревочную лестницу. – Разрешаю.

***

Джеймс лежит без сна среди смятых одеял, чувствуя, как движется под ним корабль – знакомое, успокаивающее ощущение. Джек перекинул через него руку и ногу, кажущиеся одновременно родными и чужими. С тех пор, как он был здесь в последний раз, прошло... сколько, шесть месяцев? Год? С того самого дня, как он предоставил Джеку один день форы, Джеймс позаботился о том, чтобы «Разящий» время от времени догонял «Черную Жемчужину» – якобы для того, чтобы убедиться, что экипаж и все, что находится на корабле, удовлетворяют установленным Ост-Индской торговой компанией законам. На самом же деле он здесь потому, что Джек удовлетворяет нечто совершенно иное. Подобные желания появлялись у него и раньше, но большинство из них остались лишь желаниями из-за строгих нравов, царивших в обществе, частью которого он всегда являлся. Недолгий тайный роман с Хамфри Робертсом еще в бытность лейтенантом, несколько неловких интрижек в школе-интернате. В остальном же ему удавалось подавлять в себе влечение к мужчинам. Люди видят то, что хотят видеть, он это знает, – кто бы мог заподозрить, что у всегда такого правильного Джеймса Норрингтона могут появиться подобные желания? – и все же он не видит причин навлекать на себя подозрения, афишируя влечение к своему полу или даже намекая на него. Кроме того, с Элизабет все в порядке, и если от него ожидают брака с женщиной, – а именно этого от него и ожидают – то она вполне бы ему подошла. Однако здесь, на «Черной жемчужине», подобные социальные ожидания игнорируются. Если, конечно, у этих пиратов вообще есть какие-то социальные ожидания. В первый же раз, когда он вышел из каюты Джека, – даже несмотря на то, что он якобы вошел лишь затем, чтобы обсудить книги, и даже при том, что его форма выглядела так же безупречно, как и когда он вошел – его встретили понимающие взгляды и ухмылки, несколько человек даже присвистнули: «Хорошо покатались, шеф?», «Немного поборолись на мечах, а?». Как они узнали? И, что важнее, неужели им все равно? Неужели им все равно, что их капитан... ну... такой? Очевидно, да. И, как ни странно, их мнение о нем тоже не изменилось – во всяком случае, не стало хуже. Более того, в следующий раз, когда Джеймс поднялся на борт, ему вручили кружку грога, и, хотя вернуться к товарищам пьяным было бы неприлично, этот жест странно тронул его. Здесь о нем знали. Пираты знали, что его визиты не имели ничего общего с украденным серебром или ромом, и хотя он не собирался никого арестовывать, от них, учитывая его прошлое, вряд ли стоило ожидать симпатии. Узнав о том, чем они с Джеком занимались на самом деле, они должны были испытать к нему еще большее презрение – от своих товарищей он ожидал бы именно этого. И все же шайка немытых разбойников оказывала ему по-своему радушный прием. Осознание того, что грязные, нецивилизованные бандиты за дверью знают, кто он такой, – знают о нем в каком-то смысле больше, чем люди, с которыми он провел всю жизнь – раздражает его больше, чем он готов себе признаться. В конце концов, с кем он спит – его личное дело. Эти бездельники знают о нем что-то, о чем он им не говорил, что-то, о чем он не говорил никому, кроме немногочисленных бывших партнеров, да и с ними разговаривал он редко. Он чувствует себя оскорбленным их осведомленностью, тем, что самая сокровенная его тайна принадлежит теперь не только ему одному. Во всяком случае, здесь, на «Жемчужине». И все же... все же... Даже несмотря на их ужасную репутацию, даже несмотря на то, что они вторглись в его личную жизнь, они дали ему то, чего никто больше не давал: принятие. Для этих испорченных до мозга костей пиратов его желания не делают его в меньшей степени человеком. Они не считают, что его нужно отправить на виселицу за преступления против Бога и Природы. При его появлении могут звучать свистки и неуместно рискованные замечания, но не оскорбления. Джеймс понимает, что в постели Джека он может чувствовать себя спокойнее, чем когда-либо, может не бояться, что в любой момент кто-то застанет его с мужчиной, не бояться того, что за этим последует. Интересно, каким был бы мир, если бы он все время мог дышать так же легко? Знать, что он может отдать свое сердце и тело кому пожелает, проводить время с кем пожелает, не скрываться и не опасаться последствий? Тот факт, что он в настоящее время отдает свое сердце и тело нарушителю закона, кажется почти несущественным, куда важнее то, что нарушитель закона – мужчина. Он хочет признать, что предпочитает ощущать под губами щетину, прикасаться ладонью к крепкой груди, чувствовать, как что-то твердое прижимается к его паху. Ему самому потребовалось очень много времени, чтобы принять это; и он никогда и не задумывался даже о том, каково это, когда тебя принимают другие. И пусть на берегу он этого лишен – в цивилизованном обществе все, кто не соответствует общепринятым устоям, должны измениться, должны игнорировать свою истинную природу. Здесь же, на Черной жемчужине, он чувствует покой, какого не испытывал прежде никогда. Он не пират и никогда им не станет. Но, здесь, среди тех, кто во всем остальном является полной его противоположностью, он может быть самим собой. Пожалуй, в общем и целом, жизнь с пиратами ему нравится больше жизни на суше. Ирония судьбы не перестает забавлять – теперь он понимает, почему Элизабет, казавшаяся всегда такой добродетельной, тоже прониклась к ним симпатией. Возможно, со временем он сможет рассказать ей об этой части своей жизни – если она станет достаточно похожа на пирата. Джеймс перекатывается к спящему Джеку и будит его поцелуем. – Хочешь еще разок, да? – бормочет Джек, а потом прерывается, чтобы провести языком по подбородку Джеймса. Тот пытается ответить, но издает лишь тихий стон. Джек истолковывает его верно. – Тогда давай заставим твоих приятелей хорошенько подождать? – Да, – шепчет он, притягивая Джека к себе, уступая себе настоящему и отдаваясь человеку, которого он любит.