Мог бы...

- Му Цин, сегодня ты отлично сражался. Он не понимает почему его сердце сначала пропускает удар, а потом пускается вскачь от этих как бы между прочим сказанных слов (надо будет к лекарю сходить). Он также не понимает, что конкретно имеет ввиду Се Лянь. Действительно хвалит его? Му Цин думает, что его не могут так просто взять и похвалить, да и что он был так уж хорош, юноша тоже сомневается. От чего-то он ощущает себя нашкодившим котёнком, хочется голову втянуть в плечи и сжаться в комок. А если быть более точным, он чувствует себя так, будто его собирались мягкой рукой нежно погладить, а после ею же со всей силы ударить, ни капли не щадя. Кнут и пряник, да? Наверное, сказывались ложные обвинения в его сторону, высказанные раннее. Он прекрасно знает, что большинство людей здесь, - да и в целом, чего греха таить - недолюбливают его. Поэтому он тем более не воспринимает фразу принца, которая, к тому же была сказана будто с улыбкой. Му Цин почувствовал ее в каждом слове, и это ввело его в лёгкий ступор. Неужто насмехается? Или все же... Но тут Его Высочество дополнил: - Я заметил, что ты намного лучше управляешься с саблей, нежели с мечом. Вот оно что. Так Се Лянь и правда считает, что он хорошо справился, да ещё и заметил такую, казалось бы, мелочь. Вообще-то, не стоит забывать - у Его Высочества, конечно, глаз был наметан, тем более он любил всю эту боевую тематику, так что это неудивительно. Му Цин не может сдержать теплой улыбки, когда возвращается взглядом к Се Ляню и смотрит тому прямо в глаза. Он редко может позволить себе так открыто смотреть кому-то в лицо: либо просто не дозволено, либо ему самому неуютно от этого. Но, откровенно говоря, на наследного принца Му Цину хочется смотреть не отрываясь. Правда, он не до конца понимает почему. - Правда? - спрашивает и тут же видит как мгновенно загораются искры в глазах Се Ляня. - Да! - почти выкривает Его Высочество, а потом с энтузиазмом пускается в подробный анализ и рассуждения о тактике ведения боя и различиях меча и сабли. Когда юноша вскочил с постели и начал демонстративно объяснять что да как, Му Цин сначала растерялся, кинув обеспокоенный взгляд на его босые ноги. Однако, Се Лянь так понятно и живо говорил, что Му Цин с охотой стал вслушиваться и наблюдать. Движения принца были резкими и точными; от каждого выпада Му Цину казалось, что тот пронзает не незримого врага, а сердце его верного слуги, что стоит напротив. Он просто не смел оторвать взгляд, чувствуя на душе смятение, а в груди лёгкий жар. В какой-то момент Му Цин заметил, что обращает внимание вовсе не на само представление Се Ляня, а на немного другое. Например, на правильные черты лица, ровный тон кожи, небрежно растрёпанные волосы, мягкие губы... Му Цин одергивает себя. С чего он вдруг взял, что они мягкие? Ему сильно захотелось протянуть руку и дотронуться, чтобы убедить самого себя. Только ради этого. Конечно же, Фэн Синю нужно было испортить момент, накричав на Его Высочество. На самом деле, в этот раз Му Цин был благодарен ему, ибо в противном случае боялся даже представить сколько ещё разных мыслей появится в его голове, и как далеко они зайдут, если он продолжил бы смотреть. Се Лянь в ответ почти беззлобно, но с очевидным раздражением огрызнулся, что, почему-то, тоже порадовало Му Цина. Сидя на кровати, принц начал собирать длинные волосы, от чего постепенно открывалась его тонкая шея. Му Цин, беззвучно сглотнув, отвёл взгляд, попутно молясь всем богам о том, что его бледная кожа сейчас не выдаст очевидного, но совсем некстати, смущения. Кажется, Се Лянь собирался продолжить свои объяснения. От этого осознания Му Цину стало очень тепло. Он даже захотел подойти помочь собрать тому волосы, а после встать бок о бок и повторять движения, возможно, пару раз совершенно случайно задевая чужое плечо, извиниться и расслабленно посмеяться. Можно было бы ещё на радостях подшутить над Фэн Синем, и смотреть как недовольно хмурится Его Высочество, наверное, думая что-то вроде: "Снова они за свое". Му Цин подумал, что смог бы даже позволить себе после сегодняшнего дня чуть подольше останавливать взгляд на Се Ляне, и чуть почаще улыбаться тому. Му Цин, наверное, многое хотел бы. Но потом пропала серьга. А с ней и все, что оставалось от смелости и решимости Му Цина. Наверное, он просто слишком поздно осознал, каковы его чувства к наследному принцу. Когда он злился на эту собачью преданность Фэн Синя, которая выглядела фальшивой на фоне его извечных речей о долге и положении Се Ляня. Когда Его Высочество, переживая и беспокоясь, носился с тем маленьким дьяволенком, что цеплялся за него и смотрел с глубочайшим обожанием и благоговением, а Му Цин чаще всего просто стоял рядом, потупив взгляд. И когда Се Лянь верил ему без единого сомнения, в отличие от всех остальных, защищал от чужих нападок и поддерживал, не задавая лишних вопросов. Му Цин лишь искренне желал стать равным ему. Чтобы увидеть в глазах не только около братскую заботу, но и уважение, а может даже каплю восхищения. Тогда бы Му Цин смог сам протягивать руку, быть опорой и помогать, возможно, даже не беспокоясь о взаимности. Но Му Цин прекрасно понимал. Он никогда не сумеет правильно выразить то, что чувствует или о чем думает. Ему проще съязвить, скрыть истинное за холодом и отрешенностью. Оттолкнуть и взять на себя роль демона, который, даже свирепо сражаясь, изначально обречён на погибель. Проще уйти. Му Цин знает, - он уже больше никогда не мог бы.