Good for you

На дворе стояла жаркая летняя погода. Солнце парило так, что не было сомнений: к вечеру будет ливень. Растения во дворе пригнулись к земле так, что даже листья привяли. Настенные часы пробили 4 часа. Это было самое ненавистное время для Лайи, так как обед только закончился, а ужин был еще далеко и нужно было занимать себя придуманными делами. Дома девушка загружалась работой или же ходила куда-то с подругами, но сейчас же она была на каникулах, которые плавно перетекли в какую-то сумасшедшую поездку с неизвестным концом. К слову, тот все оставался за завесой тайн, заставляя девушку лишь догадываться, куда дальше заведет ее коварная судьба. Одной рукой обмахиваясь импровизированным веером из какой-то газеты, второй она пыталась влажными пальцами перевернуть страницу. В очередной раз едва не порвав нежный материал и словив себя на том, что суть читаемого она потеряла несколько абзацев назад, брюнетка поняла, что дальше так продолжаться не может. Она решительно поднялась с места, намериваясь найти себе занятие получше и сокрушаясь, что нигде поблизости нет бассейна. Казалось бы, в каменных стенах должно было быть прохладно даже в самую жару, но почему-то именно в моменты нужды на замок не действовали никакие законы физики. Лайя вышла в коридор и едва ли не столкнулась с дворецким. Ей на секунду даже показалось, что тот был здесь все это время и следил за девушкой, но Бёрнелл тут же откинула эту мысль. — Где у вас тут кухня? — спросила она, повинуясь внезапному порыву. Антон оторопело воззрился на нее, пошевелил губами, вероятно намериваясь переспросить, но так и продолжил молчать. — Вам не положено там появляться, мисс, это место для персонала, — начал было он, но брюнетка прервала его коротким жестом руки. — Кажется, вы говорили что-то про то, что я здесь хозяйка, — ответила та, но вдруг это показалось ей чем-то пугающим и она добавила, — На время перебывания здесь. На лице служащего появились понимающие нотки. Он кивнул ей, предлагая следовать за ним и пустился по бесконечным коридорам здания.

***

Из духовки шел жар, который превращал и без того душную комнату едва ли не в преисподню. На полу небрежно валялась одежда девушки, которую она сбросила в процессе готовки, увлекшись своими мыслями. Кулинария была для нее своего рода искусством, которое требовало полного погружения в процесс и отдачи чувствам, поэтому она напевала что-то, собирая целую гору тарелок, что умудрилась задействовать. Затем мисс Бёрнелл потянулась к жидковатой субстанции в красивой пиале, окунула в нее тонкий пальчик и облизнула его, прикрыв глаза от наслаждения. За этим ее и застал нежданый гость, явившийся на пороге. Он отворил дверь настолько тихо, что девушка даже не заметила его появление, а открыв глаза, едва ли не подскочила, но тут же вернула себе самообладание и выпрямилась. Мужчине потребовалось несколько секунд, чтоб оценить ситуацию. Во взгляде блуждало привычное безразличие с долей насмешки и чего-то ещё, что не доводилось видеть Лайе прежде. За время общения с Владом она наблюдала в нём доброту, желание защитить, детскую беззаботность, ярость, грусть, но эта эмоция была новой, непонятной для неё. — Что вы забыли на моей кухне, мисс Бёрнелл, и почему вы в таком виде? — мужчина бесстыдно оглядывал девичьи изгибы, прикрываемые лишь тонкой тканью фартуха, надетой поверх белья. От взгляда голубых глаз Бёрнелл тут же почувствовала себя абсолютно голой, ей захотелось прикрыться, и руки инстинктивно дёрнулись, пытаясь себя спрятать. Синева глаз не казалось теперь такой невинной — это было не беззаботное небо, а бушующий океан, насмехающийся над ее робкостью. Гордость взяла верх и брюнетка опёрлась руками об столешницу, делая вид, что именно это она и собиралась сделать. И почему именно с ним она каждый раз чувствовала себя маленькой девочкой, которая впервые познала мужское внимание? Вся ее дерзость, уверенность в себе куда-то девались, уступая природной стеснительности. — Не поверите, но готовлю, — её невозмутимости можно было позавидовать ровно до того момента, как девушка вспомнила о своём блюде, учуяв запах гари. Старательно поддерживаемая маска тут же спала, и вскрикнув, горе-хозяйка кинулась к своему блюду. Из духовки начали исходить черные клубы дыма. Схватив полотенце, девушка кинулась к подгоревшему кулинарному шедевру и пристроила его на подставку, с досадой глядя на творение рук своих. — Хотела попробовать рецепт, который придумала, и вот, прекрасный результат, — Лайя стала пытаться очистить сажу ножом. Собеседник несколько секунд с улыбкой наблюдал за этой безнадежной картиной, а затем бесцеремонно подошел сзади, перехватывая её руки вместе с ножом, направляя их. — Вас там в Америке совсем не учат готовить? Так ведь все пальцы можно себе поотрезать, — он услышал, как дыхание девушки слегка сбилось от внезапной близости и вдруг перед глазами всплыла картинка. Парень сидел на траве, играя с травинкой во рту. На дворе была чудесная погода, идеальная для прогулок, поэтому юноша ждал свою спутницу, что как обычно где-то пропадала. Наконец вдали показался вихрь темных длинных волос, стремительно приближавшийся к нему. — Я совсем заждался тебя, Лале, только не говори, что ты ничего не принесла поесть. Я скоро козликом у вас тут стану, всю траву объел, — пожаловался брюнет под заливистый хохот красавицы, схожий с перезвоном колокольчиков. — Шахи-хатун снова забыла про пирог, — извиняюще пробормотала она, с грустью доставая из-за пазухи обгоревший кусок лакомства. — Она так много работает, устаёт видно. Глядя на такое милое, родное и полное добра личико Влад не мог обижаться. Он улыбнулся подруге, приняв ее подарок и стал клинком убирать несъедобные куски теста. Вернувшись в реальность, Дракула первым делом почувствовал легкую дрожь по телу девушки и только сейчас заметил, как и сам стал тяжело дышать, обдавая её шею горячим воздухом сквозь стиснутые зубы. Он опустил нож и собирался убрать руки, но не сдержался и провел пальцами по хрупкой, будто фарфоровой тонкой шее. Волосы девушки из-за жары были собраны в пучок. Несмотря на то, что в костюмах мужчина привык быть в любую погоду, чувствуя её почти нагое тело в паре сантиметрах от собственного, Цепеш вдруг словил себя на том, что его ладони становятся влажными. Девушка повернулась, глядя в его суровые глаза с божественной смесью вызова и невинности. Вампир не сдержался и коснулся её острого подбородка, слегка притягивая к себе. Гулким стуком в тишине отдавались удары его сердца — единственные свидетели того, что вся напускная отстранённость — лишь пыль в глаза и грязная ложь. Ему было совершенно не всё равно. После стольких лет это тело снова было в его власти, и как он не пытался держать девушку подальше от себя, та всё равно льнула к нему, разрушая тщательно построенные границы. Он неизбежно желал её всю и полностью, каждую часть её безупречного тела и прекрасной души, но так же самоотверженно пытался уберечь от темноты своей. Губы на губы, никто из них не понимает, кто первым посмел нарушить негласный запрет. Непростительная, желанная больше любой другой ошибка. Языки сплетаются в животный танец, будто пытаются насытиться в последний раз. Давно знакомый друг другу вкус, родной, такой, словно много лет назад их вкусы смешались в один. Губы на плечи и ключицы. Вырисовывают невероятные узоры, два художника, нашедших искусство в друг друге. Её горячее тело слаще любого персика, его невозможно ничем заменить и удалить из памяти. Оно плетит, отпечатывается вечным клеймом на сердце, не оставляя никакого другого выбора. Пальцы, зарывающиеся в волосы и кисти, блуждающие под фартуком, от волнения не способные развязать несчастный бантик. Машинальные движения, будто иследованные много веков назад. Тягучая, подобно патоке пытка, которую ни один не способен остановить. Кажется, словно от жары плавятся стены, а за ними и все границы приличия. Мир уходит из-под ног, время теряет свой счет, а реальность теряет былой смысл, будто его никогда и не было. — Я хочу тебя, — хрипит девушка в самое ухо, и все запреты и колебания Влада поворачивают рычаг на газ. Он больше в силах держать в себе сумасшедшее влечение, разрывающее его изнутри. Он никто без неё, ведь Лайя Бёрнелл — и есть он сам. Его смысл жизни и единственная причина существования. Дракула ловким движением подталкивает её к слегка припотевшему от пара окну в замкнутом помещении. Ни у кого не возникает вопроса, почему его не додумались открыть, в мыслях нет места посторонним вещам. Касания к разгоряченным телам, знающие все уязвимые места. Поддатливая плоть схожа с пластилином в умелых руках мастера. Влад разворачивает ее, заставляя упереться ладонями в стекло, от чего на нем остаются отпечатки. Фартух наконец-то падает на пол, а почти сразу же за ним и никому не нужное лишнее белье. Мужчина не тратит времени на любование им, ведь дальше его ждет еще лучший вид. Он сжимает аккуратную грудь в руке, второй рукой пытаясь расстегнуть ремень и слышит дыхание мисс Бёрнелл. Та хватает ртом воздух, откидываясь назад на мужчину, едва ли не повисая на нем, ведь ноги почти не держут от наслаждения. Глядя на вид, достойный писания картины, Влад припадает губами к пульсируюшец жилке, прикусывая влажную кожу и вновь чувствует дрожь. Цепеш цепляется за ее талию и резко входит, больше не пятаясь сдерживать чувства. Вожделение подобно реке, в которую он ныряет с головой и та несет его на сводящей с ума скорости течения. Грязные стоны доводят его до иступления, от чего попытки быть нежнее с крахом проваливаются — он хочет девушку без остатка, не делясь ни с кем. Этот лакомый кусок предназначен лишь для него одного. Маленькие ступни, стоящие на цыпочках, переодически наступающие на его, трясущиеся от наслаждения ноги. Лишь это тело, столь послушное только в его руках он готов ждать хоть еще пятьсот лет. Эта девушка заслуживает всего, что есть в этом мире, и тем не менее она снова выбирает принадлежать ему. Он хватает ее за шею, в очередной раз нажимая на чувствительные места так, что наконец Бёрнелл сдается. Глубокий утробный стон, который так хотел услышать Влад отдаётся эхом в ушах. Он никогда не услышит ничего прекраснее. Вампир подхватывает девушку, усаживая на подоконник и поглаживает мокрую кожу, которую все еще бьет мелкая дрожь. Хочется целовать ее до бесконечности, до тех пор, пока не исчезнет течение времени и вселенная не прекратит свое существование. Поглаживать безупречные изгибы тела, разглядывать каждый сантиметр любимой кожи и любоваться тем, о чем он мог лишь мечтать все эти годы. — Я никогда не смогу полюбить никого, кроме тебя, Лале, — хрипит он изнемогающим голосом, и лишь спустя мгновение понимает, что сказал. Всё тело напрягается в страшном ожидании реакции. Руки замирают, прекращая поглаживать прекрасное тело и душа тут же начинает ныть от недостатка, просясь обратно в объятия, в которых так нуждается. — Влад, — шепчет она на полувдохе, нежно проводя рукой по щетине в сантиметрах от ее лица. И он чувствует — она всё помнит.