Призрак

В бальном зале очень душно. Несмотря на открытые окна и прохладную ночь, дышать было нечем. Шуршание женских роскошных нарядов раздавалось отовсюду. Нарядов, роскошных во истину: на императорском балу каждая считала своим долгом блеснуть перед главнейшей семьёй красотой, остроумием и манерами. Щебетание разговоров, разбавляемое вальсом и ярким золотым светом сильно давило на уставшее сознание. Молодой император слегка отодвинул тугой воротник. Николаю очень хотелось побыстрее завершить сие торжество, к сожалению, обязательное. Полгода царствования наложили свой отпечаток: Николаю стали больше по душе тихие, спокойные вечера с семьёй, нежели шумные светские балы и маскарады. О, а эти барышни из Смольного! Во времена своего весёлого великокняжества, Николай позволял себе сводить с ума всех выпускниц, даря каждой ослепительную улыбку. Это так тешило самолюбие. А сейчас милые, нежные и смелые девушки из университета благородных девиц вызывали лишь желание свалить их на плечи какого-либо чиновника. Вон как раз одна из них всё время вилась вокруг его жены, бросая на императора жадно-ласковые взгляды, желая заполучить место фрейлины. Слушать рассказ накрахмаленного служащего стало невыносимо. Слишком душно. Не хватает свежего. Свежего, ясного ума и безотказной уверенности. — Я отойду, подышу свежим воздухом, — почувствовав головокружение и подступающую нехвату кислорода, Николай Павлович поцеловал нежную руку жены и, на ходу расстёгивая ненавистный воротник, направился к выходу из зала. Уход императора сопровождался печальными вздохами девушек и непонимающими переглядками мужчин. Закрываясь, скрипнули массивные золоченые двери. При выходе стало сразу легче. Глубоко расстегнутый ворот дарил действительную свободу. Николай Павлович шёл своей воинской походкой по пустынному коридору, направляясь к ближайшему балкону. Хотелось на воздух. Глухое эхо мерных шагов раздавалось по дворцу. Изредка попадались горничные, снующие по безлюдным поворотам. Увидев долгожданные панорамные двери с выходом на балкон, Николай Павлович с облегчением повернул направо. Лёгкий августовский ветерок обдал лицо, взъерошил густые волосы, успокоил сознание. Николай выдыхает так свободно, освобождаясь от тягостей, осматривает балкон и глазам своим не верит. На перилах сидит Пестель. Павел Пестель, повешенный вот две недели назад, сейчас, оперевшись спиной на фасад дворца, сидел на широких перилах балкона, свесив одну ногу и прожигая внимательным взглядом вошедшего императора. — Как? — резко перехватило дыхание. Живой мертвец. На царском балконе. — О, ваше величество, даже сразу так? — Пестель многозначительно посмотрел на до неприличия расстёгнутый ворот Николая. — В зале очень душно, — император начал медленно застёгивать непослушные пуговицы, закрывая шею от настойчивого взгляда. — Когда-то ты не был таким робким, — протягивает Пестель, отводя взгляд и улыбаясь так странно. Николай молчит. Рассматривает Пашу и понять не может: тепловой удар ли или взаправду повешенный рядом с ним. — А умирать, оказывается, почти не больно, — Пестель как бы невзначай провёл рукой по шее, открывая толстую сине-зелённую полоску от петли, и наблюдая за тем, как передёрнуло имератора, хоть тот и пытался скрыть всякие эмоции, — твоей рукой указ подписан. Павел ухмыляется. Прям как делал это при жизни. Уверенная и самодовольная улыбка. Взгляд скользит по растерянному Николаю, когда-то его Нике. Пестель уверен: даже императрица не знает столько о своём супруге, сколько знает он. Например, Николай ненавидит, когда его обнимают со спины, ведь ему нравится, чтобы всё было прямо, в лицо, без утайки, а ещё нынешний император теряет голову от прикосновений к щекам. — Ты предал меня, — спокойный поставленный голос шёл в разрез с внутреннем состоянием Николая Павловича. Видеть не понаслышке знакомое имя в списке изменников было удивительным шоком, болезненным и непонятным. — Теперь не обо мне думай, — Пестель спрыгивает с перил, каблуки стучат о мрамор. Павел Иванович уверено подходит к своему Нике, останавливается на расстоянии каких-то сантиметров и дышит почти в губы Николаю, — о народе думайте, император, — последнее слово Пестель произносит с особым напором, как бы вкладывая в него всю свою горячую обиду и все свои ещё не остывшие чувства. Николай чувствует холодное дыхание около своих губ. Надо же, призраки умеют дышать. Тут же приходит прикосновение чужой руки к щеке, лёгкое, ненавязчивое, но требовательное прикосновение. У Пестеля руки были прохладные, а Николаю жарко всегда. Император испытывает мимолётный порыв прижать к себе предателя, приласкать заблудшую душу. Как было это до всего ужаса на Сенатской. Движение вперёд — и пустота. Николай Павлович в ужасе открывает глаза — нет никого. Балкон пуст, лишь лёгкий летний ветер гуляет по мрамору. Даже не попрощался нормально, гад. — Ника, с кем ты разговариваешь? — Александра Фёдоровна окликивает своего мужа, подходя и обнимая за плечи. Императрица сдвигает брови, хмурясь. Ей крайне не нравится это растерянное состояние самодержца. — Ни с кем, моя дорогая, — отвечает император, обнимая супругу в ответ и всё ещё пытаясь высмотреть в августовской ночи фигуру повешенного две недели назад Пестеля.