ridedop.

вся комната оказывается пропитана его присутствием, тут повсюду его следы: на столе небрежно разбросанные конспекты, вмятины на подушках, невидимые отпечатки ладоней на подоконнике и у ризотто на груди, об которую полчаса назад терся доппио, периодически съезжая с его лица. закинув руки за голову, он молча наблюдает, как доппио, не стесняясь, обтирается скомканной простыней, оставляя на ней очередную метку. замечает, как на его голой и гладкой ягодице наливается кровью укус, достаточно глубокий, чтобы остаться минимум на неделю. выше, на пояснице, есть крошечная царапинка с коркой; еще выше, ближе к затылку, спрятанный хвостиком алеет свежий засос. замечать невидимое присутствие солидо в собственной кровати оказывается не очень приятно, но ризотто ничего не говорит и едва слышно наклоняется, чтобы снова сжать зубами кожу на плече, где помягче. пусть тоже будет видно. соревнование так соревнование. — больно же, — шипит доппио так, будто вот-вот взорвется, и недовольно морщит нос, но не вырывается, даже когда ризотто одной рукой тянет его на себя, обнимая поперек живота. — пусти, мне в душ нужно. чтобы смыть улики? ризотто проглатывает этот вопрос, лениво целуя его в шею, в веснушчатые плечи, млея от дозволенности и ощущения горячей кожи под губами. — пусти, пожалуйста. он соскучился, в последний раз остаться наедине получилось в прошлом месяце, и все эти дни ризотто смотрел издалека. терпеливо ждал, когда наступит его очередь, когда солидо со своей бандой уедет из города и хотя бы ненадолго перестанет заманивать доппио в авантюры. когда доппио позвонит и, изображая безразличие, предложит “встретимся?”, а потом пристроится, как обычно, головой на живот, пока ризотто читает и свободными пальцами перебирает лиловые волосы. но когда начинает звонить телефон, терпение у доппио резко кончается: — пусти, я тебе говорю! за пару навязчивых трелей он успевает больно ткнуть локтем под ребра ризотто и подхватить трубку к уху. путаясь в одеяле и собственных ногах, доппио сваливается с кровати, чтобы сбежать в другой конец комнаты, откуда слышно только тихое “да, да”, и кивает, зачем-то прикрывая рот ладонью. потом вдруг вскидывает голову, глядя на часы, и глаза у него так горят от восторга, что ризотто, сам того не замечая, задерживает дыхание, предчувствуя удар. он выдыхает, только когда доппио, вернувшись на край кровати, гладит его по бедру: — звонил босс, сказал, что сейчас заедет, — и в ожидании заглядывает в лицо. ни один мускул не выдает ризотто, хотя внутри его передергивает. он недолюбливает эту кличку, с которой его зовут, подхалимничая, и только доппио — с плохо скрываемым уважением и… любовью? другая, про дьявола, как-то больше ему подходила. — не обижайся, ладно? мы договаривались съездить… — ризотто прищуривается, заставляя замолчать на полуслове. — мне не нужны подробности. доппио почти виновато улыбается и в знак примирения оставляет ему смазанный и мимолетный чмок в губы, похожий на их первый невнятный поцелуй. он уходит в ванную, прихватив с собой только линялые джинсы и ту самую домашнюю футболку, в которую могли бы поместиться трое таких, как он сам. надолго ризотто один не остается. скрип берцев из натуральной кожи, насмешливое “развлекаетесь?” вместо приветствия, следом запах одеколона, бензина, дыма и других людей. все складывается в одного человека, вставшего перед ним и покручивающего на пальце связку ключей. по привычке ризотто накрывается простыней, не от стыда, а скорее для того, чтобы не оставлять на себя компромата и места для глупых шуток. прислонившись спиной к дверному косяку, солидо только цокает языком: — где доппио? — собирается в ванной. — о. абсолютно незаинтересованное “о” с тоном, каким обсуждают вчерашнюю погоду — все всё сами знали и видели. они не лезут с расспросами и предпочитают лишний раз не пересекаться на эту тему, потому что никто не знает, чем может закончиться и как скажется на доппио — единственной точке их тесного соприкосновения. простых правил и уговора хватает, чтобы сносно уживаться на одной территории, но не хватает на то, чтобы перестать друг друга бесить. — было классно, да? — неожиданно спрашивает дьяволо в своей обычной манере, так, что вопрос звучит утверждением. зажигалка в этот момент лижет язычком пламени сигарету, зажатую между зубов дьяволо, он ухмыляется, ухмылка у него ехидная, но безразличная, такая “мне все равно, что ты ответишь”. облачко едкого дыма прицельно плывет ризотто в лицо, но он отмахивается, как от назойливой мухи. жалко, что дьяволо нельзя так просто смахнуть. — да, пока ты все не испортил. — я тоже по тебе соскучился. ризотто пожимает плечами, всем видом показывая, что не разделяет эмоций: — тебя не было всего два дня, — читай как “мог бы еще столько же не появляться”. солидо только переступает с ноги на ногу и разводит руками, делая вид, что он тут не при чем: — оденься лучше. в отличие от нашего доппио, у меня нет ни малейшего желания видеть твои причиндалы. на пристальный взгляд ризотто с приподнятой бровью он отвечает с фырчком: “я даже отвернусь”, — и, заведя руки за спину, действительно отворачивается. одетый и довольный доппио под череду грохочущих звуков показывается в коридоре немногим позже. обняв, он целует дьяволо в уголок рта и льнет ненадолго всем телом, точно так же, как совсем недавно прижимался доверчиво к ризотто. тут солидо и замечает следы зубов в съехавшем вороте футболки. окинув ризотто многозначительным, понимающим взглядом, он затягивается и стряхивает сгоревший пепел с кончика сигареты прямо на пол. вот за это можно и убить. но до убийства не доходит только потому, что чувствующий нарастающее давление доппио тащит дьяволо за собой и у самого выхода жестом показывает: “я тебе позвоню”. — окей, — больше самому себе, когда за ними закрывается входная дверь. с улицы слышно, как доппио ругается “он ненавидит, когда ты куришь дома!” и дьяволовское “мне все равно”, и после, наконец, становится тихо. ризотто потягивается во весь рост, вытянув руки над головой, прислушиваясь к тишине и к своему телу. внутри тяжело и приятно, на языке пощипывает пряный привкус доппио, и мысль о том, что доппио рядом с другими именно в его футболке, удовлетворяет остаток дня.