«Правильный подбор слов»

***

      По всей видимости, Хельмут Патаки понятия не имел, как сильно временами он ее раздражает. Конечно, в этом не было ничего странного, потому что Фиби была терпеливой, да еще очень воспитанной и интроверткой к тому же. Не то чтобы Хельмут то и дело собирал уголья на свою голову, будь она хоть тысячу раз кроткой и безотказной. Он даже не был ее врагом. Очень даже наоборот. Он был ее другом. Лучшим другом. Но такой уж была его врожденная способность или, возможно, даже талант — раздражать всех вокруг. Может быть, даже каким-то непостижимым образом это стало основой его отношений со всеми окружающими. Невероятно, но, похоже, так оно и было.       Вот только с Фиби все было немного иначе — она не подавала вида, подавляя свое раздражение и запихивая его поглубже. Едва Хельмут мог вспомнить хоть раз, когда она повысила на него голос или как-то иначе выдала себя. Еще будучи ребенком и почти ничего не зная о человеческих отношениях, Фиби Хейердал сделала два важных открытия. Первое: двое несдержанных людей вряд ли уживутся. Второе: Хельмут Патаки стоит ее терпения.       У него была масса неоспоримых достоинств. Он был преданным другом с самой первой их встречи в подготовишке, когда он отдубасил мелкого хулигана, польстившегося на Фибин новенький ланчбокс, и при этом сам редко сваливал на нее свои собственные проблемы. Он был умным и интересным, с хлестким, но тонким чувством юмора. У него было горячее сердце, из-за чего он с таким трудом держал себя в узде, однако Фиби считала, что пылкость натуры затмевает несдержанность, потому как именно она делала Хельмута Патаки таким исключительным.       Все это подмечал рациональный ум Фиби Хейердал, а вот ее менее рациональная часть, пусть и не такая пламенная, как у ее друга, но вполне состоявшаяся по человеческим меркам, время от времени заставляла ее тихонько (не правда ли, забавно звучит?) полыхать от злости за то, что вошло в ее мысленный список недостатков Хельмута Патаки.       Что же ее злило в нем? Он был скор на гнев и неуживчив, он отталкивал от себя людей, бывал беспечен и недальновиден, а главное — почти никогда не следил за своим языком.       А еще Хельмут Патаки был слишком хорош собой. Высокий, статный, но гибкий, с вечно растрепанными белесыми волосами и светло-голубыми глазами под сенью густых темных бровей. Пусть черты его лица и вылеплены грубо, но это нисколько его не портит, даже наоборот.       Почему же это все было недостатком? Причина была в том, что все эти детали подмечает очевидно влюбленный взгляд. И проблема была даже не в том, что Фиби втюрилась в своего лучшего друга словно героиня какой-то идиотской романтической комедии, которые она изредка смотрела, а в том, что у нее не было ни единого шанса. Влюбленность в лучшего друга — это еще полбеды, а вот влюбиться в лучшего друга, который влюблен в парня — это настоящая катастрофа, это гораздо хуже клише из дешевых мелодрам.       Разумеется, чувства Хельмута к Арнольду Шотмэну отнюдь не лежали на поверхности. Может, он и не скупился в проявлении эмоций в целом, но в этом случае прикладывал все усилия, чтобы держать их в себе так глубоко, как только возможно, а его репутация рассеивала последние сомнения в том, что Хельмут Патаки неравнодушен хоть к кому-то.       Но, конечно, Фиби на это не купилась.       Она знала его большую часть жизни, и к тому же была проницательна от природы. Какие бы надежные стены ни возвел вокруг своих чувств Хельмут, как бы отчаянно ни оборонялся, Фиби удавалось заглянуть в их средоточие. Она прекрасно знала, как толковать эти полные тоски взгляды украдкой, мимолетные улыбки, которые можно было принять за обман зрения, сведенные к переносице брови, когда рядом с Арнольдом крутилась очередная чирлидерша. Фиби познала это, можно сказать, на своей шкуре; от того ей делалось вдвойне больней, что эта тема была для них табу.       С болью еще можно было мириться, а вот со злостью… Фиби сама до конца не понимала, откуда она берет начало. Она не была похожа на то, что она испытывала раньше и с чем относительно легко справлялась. Умом она понимала, что не имеет права сердиться на Хельмута, да и на себя, если уж начистоту, но этот гнев был похож на стихию, которой проще подчиниться, чем обуздать ее. Однако внешне Фиби держалась стойко. Несмотря на подпитывающие ее бессилие и почти отчаяние, злость была под контролем, и она надеялась, что так и будет в дальнейшем. Мама как-то сказала ей, что по-настоящему стоит бояться гнева людей, обладающих ангельским терпением, и если это и впрямь так, то в интересах всех, чтобы ее негативные эмоции оставались закупоренными и спрятанными глубоко внутри, пока она не найдет способ направить их на что-то полезное.       Случай сделать это подвернулся совершенно внезапно.       — Ты не поверишь, что сегодня произошло, — сказал Джеральд Джоханссен, перекидывая в другую руку полупустую банку имбирного пива.       Они сидели на пристани, свесив ноги к воде. Сегодня они проводили время исключительно в компании друг друга, что случалось довольно редко, несмотря на то, что они были близкими друзьями даже после того как разбежались после полугода отношений в девятом классе.       Фиби сделала глоток из своей банки.       — И что же? — спросила она.       Джеральд слегка скривил губы.       — Ты же знаешь Эйдена? Этого новенького? Вы вроде на математику вместе ходите.       — Так и есть, — подтвердила Фиби.       Их знакомство было шапочным. Эйден перешел в их старшую школу в начале года и сразу присоединился к бейсбольной команде. Он был сильным подающим, да и просто сильным, что можно было понять, лишь увидев его. Это было весьма кстати, потому что он был едва ли единственным во всей школе, открыто заявляющим о своей ориентации.       — И ты знаешь, что он гей? — уточнил Джеральд.       — Кажется, это все знают, — ответила Фиби, не понимая, к чему он клонит. — У тебя с этим проблемы?       — Что? Нет! Я не гомофоб, но…       — Все, что после «но», не считается, — констатировала Фиби спокойно, однако по очевидным причинам эта тема всегда задевала ее, это было личное.       — Да нет же, — всплеснул руками Джеральд, благоразумно отставив банку с пивом. — Эйден славный парень и играет отлично, но я все же думаю, что ему не стоит так явно подкатывать к Арнольду.       Фиби чуть не поперхнулась. Джеральда такая реакция явно позабавила, и даже на миг согнала возмущение с его лица.       — Серьезно?       — Ага, да это еще что! Я пытался потолковать с чуваком, но кто, ты думаешь, за него вступился? Арнольд!       — Что ж, это как раз было ожидаемо, мы ведь об Арнольде говорим.       — Это да, но знаешь, что он мне сказал? Что он, мол, не против. Точнее сказал «не совсем против». А когда я спросил, что с ним сделала его последняя подружка, он только закатил глаза, и сказал, что в людях любят душу и все в такое. Ну не мне тебе объяснять, как выглядит его обычный поучительный монолог.       — Д-а-а, пожалуй…       В ушах Фиби застучала кровь, и она снова приложилась к банке. Ее медленно накрывало осознание, что кое-что сейчас в корне меняется.       — Арнольд мой братан, и, как я уже сказал, я не гомофоб…       Джеральд продолжал вещать, но Фиби уже не слышала, что он говорил, лишь рассеянно кивала. Кажется, она была все-таки способна кое-что сделать. Пусть не для себя, но для Хельмута.       Поначалу ей все давалось с трудом. Приходилось бороться и с собой, и с Хельмутом, который никогда не славился сговорчивостью. Когда Фиби невзначай заговаривала об Арнольде, он тут же менял тему. Разумеется, Хельмут знал, что она знала, и она знала, что он знал, что она знала, но это ничегошеньки не упрощало. Арнольд Шотмэн оставался громадным табу, потому Фиби скрепя сердце избрала новый путь, и тут ей даже начала улыбаться удача.       — Эй, смотри, кто сегодня без партнера, — сказала Фиби, легонько ткнув Хельмута локтем в бок, и указала на парную лабораторную парту, занятую лишь одним человеком.       — Думаю, это ненадолго, — буркнул ее друг, скрещивая руки на груди.       — Точно, — кивнула она, — потому что к нему подсядешь ты.       Надо отдать должное Хельмуту, он быстро взял себя в руки, но растерянность, мелькнувшая на его лице, точно ей не примерещилась. Он скосил глаза на Фиби и приподнял бровь, мол, «что это на тебя нашло сегодня?». Она пожала плечами. На нее не действовали ни его ироничные ухмылки, ни устрашающие взгляды.       — А как же ты, Фибс? — наконец спросил он прохладным тоном, когда понял, что невербальные сигналы никто в расчет брать не собирается.       — А я возьму в пару Эйдена, нам давно пора нормально познакомиться.       Сказать, что Арнольд Шотмэн удивился, увидев возле своей парты нервно мнущегося Хельмута Патаки, было бы преуменьшением века, но вскоре он совладал с собой и улыбнулся тому дружелюбно и открыто и даже отодвинул для него стул.       Работать с Эйденом было легко и приятно. Как и говорил Джеральд, он оказался славным малым, и, надо заметить, шансов у него было явно больше, чем у Хельмута. Они быстро нашли общий язык и наладили рабочий процесс, потому Фиби не составило труда приглядывать за своим другом, не отрываясь от дела. В первые минуты Хельмут казался зажатым, его движения были порывистыми, он старательно отводил глаза, избегая зрительного контакта со своим партнером. Арнольду это, конечно, было не впервой, потому он терпеливо сносил странности чужого поведения, и к середине занятия неловкость начала сходить. Перед самой сдачей они даже над чем-то посмеялись, и Фиби заметила у Арнольда в руках сотовый.       — Обменялись номерами? — тихонько спросила она, когда они с Хельмутом встретились в коридоре       — Да, что-то типа того, — отозвался он максимально беспечно. — Сто лет знакомы, странно, что не сделали этого раньше.       — Это хорошо, — кивнув, подметила Фиби.       — Да, просто чудесно, а теперь извини, мне нужно покурить.       Она была уверена, что Хельмут не бросился со всех ног на улицу только потому, что Арнольд был все еще где-то рядом.       С того дня телефон в руках Хельмута появлялся гораздо чаще обычного. И сообщений он стал получать куда больше. Первое время он бурчал, что это Ольга забрасывает его эсэмэсками или что Бобу снова что-то от него понадобилось, что, конечно, никак не объясняло глупых улыбочек, когда Хельмут тайком, как он думал, набирал ответ. Фиби радовалась своему первому успеху, изо всех сил стараясь игнорировать тупую боль где-то глубоко внутри.       — Ты же не любишь ужасы, — заявил Хельмут, когда она протянула ему пару билетов на вечерний сеанс в «Авон».       — С чего ты взял?       — Брось, старушка, мы же…       — Но, может, я хочу расширить кругозор.       — Посмотрев ремейк «Злобного близнеца»? — выгнул бровь Хельмут, но затем вздохнул. — Окей, почему бы и нет. К тому же появится повод дразнить тебя еще как минимум неделю.       Дразнить ее он начал еще по пути в кино, вспоминая все кровавые подробности из фильмов оригинальной серии, и умолк только когда увидел, кто их дожидался у касс.       — Что он здесь делает? — прошипел Хельмут, затащив Фиби за ближайший угол и даже позабыв о своем пресловутом табу.       — Пришел посмотреть «Злобного близнеца», я полагаю.       — Серьезно, Фиби? — громким шепотом произнес он у самого ее уха. Фиби едва подавила крайне неуместную сейчас дрожь. — Думаешь, я не вижу, что ты затеяла?       — Я пригласила своих друзей в кино, — безо всякого смущения заявила она, — не понимаю, о чем ты.       О, он снова пустил в ход свой фирменный тяжелый взгляд, наверное, Фиби все-таки стоило дать ему знать, что она уже давным-давно выработала против него иммунитет. Она просто пожала плечами.       — Я могу сказать, что ты передумал, бывает.       Фиби сделала шаг в сторону, а затем еще один до того, как на ее плечо опустилась ладонь.       — Ладно, этот раунд за тобой.       — И снова не понимаю, о чем ты.       — Ну-ну, — ответил Хельмут.       Он продолжал сверлить ее прежним взглядом до тех пор, пока они не попали в поле зрения Арнольда, который тут же замахал им рукой.       Все прошло неплохо, учитывая, с кем ей приходилось иметь дело. Усадить Хельмута между ней и Арнольдом оказалось проще, чем не позволить ему дать деру. Не прошло и пятнадцати минут фильма, как между ними завязался разговор шепотом, в который изредка втягивали Фиби, но скорее из вежливости. К середине фильма об этих приличиях благополучно позабыли.       После сеанса Фиби предложила заскочить в «Sub King», чтобы обсудить то, что еще не успели обсудить, за парой бургеров, и там тоже все прошло гладко. В их третий поход в кино она отметила, что этим двоим уже достаточно комфортно в компании друг друга, чтобы в «Sub King» они могли отправиться уже без нее. Еще через два ее перестали уговаривать задержаться.       Это же касалось и школы. Арнольд сам стал подсаживаться к Хельмуту на лабораторных и практических и почти всегда обедал с ними в кафетерии, а сколько раз она видела их болтающими в школьных коридорах, Фиби перестала считать. Искренняя дружба была кратчайшим путем к влюбленности в Хельмута, уж она-то это знала, потому совершенно не удивилась, когда однажды он внезапно подхватил ее под руку на перемене и потащил от вендинговых автоматов к кладовке со сломанным замком.       — Что такое? — спросила Фиби, как только они оказались наедине. В ней уже почти не осталось сомнений в том, о чем или, вернее, о ком пойдет речь. И сердце ее болезненно сжалось.       — Арнольд… — начал Хельмут, широко раскрыв свои невозможные глаза. — Он… он предложил сегодня потусить… типа только вдвоем. Понимаешь?       Последнее слово вырвалось у него полушепотом, точно он боялся сглазить.       — Понимаю, — Фиби насилу улыбнулась. — Это же чудесно.       — Я немного… Кажется, я немного в шоке.       — И тут я тебя понимаю, — заверила его Фиби и нервно хохотнула. — Ты ведь согласился?       — Я… Да.       — Замечательно!       — Наверное…       — Хельмут, все пройдет отлично, — она сжала его холодную ладонь. — Вот увидишь.       — Надеюсь, — буркнул ее друг.       — Я в этом уверена, — Фиби выдавила из себя ободряющую улыбку. — Пойдем к тебе после школы, выберем тебе наряд, красавчик. Для свидания.       — Тебе не кажется, что это чересчур?       Хельмут насупил брови, но с трудом подавляемое волнение не позволило этой гримасе надолго задержаться на его лице.       — А по мне в самый раз, — сказала Фиби, укладывая последнюю прядь смазанными гелем пальцами. — Ну-ка, — она отступила на шаг, чтобы оценить результат своей работы.       На ее вкус, придраться было не к чему. Особенно хорошо смотрелся темно-синий пиджак, каким-то чудом завалявшийся в шкафу Хельмута, с черной водолазкой. Фиби не могла припомнить, когда видела его таким элегантно одетым в последний раз.       — Я не выгляжу глупо?       — Нет, ты выглядишь великолепно. В тебя невозможно не влюбиться, — сказала Фиби, ничуть не покривив душой.       Губы Хельмута дрогнули в улыбке, но вслед за этим на лицо набежала тень.       — Я не уверен, что… Мы…       — Уже поздно сомневаться, — Фиби легонько сжала его плечо. — Ты ведь хотел этого, верно?       — Верно, — ответил Хельмут спустя несколько мгновений, но сомнение из его глаз не исчезло. Казалось, просто затаилось. — Ладно, пора идти.       Фиби проводила его до двери и пожелала удачи. Это была победа, но она была с привкусом пепла.       Фиби точно не могла сказать, почему решила остаться в доме Патаки. Это отдавало чистейшим мазохизмом, в котором она раньше никогда себя не подозревала. Впрочем, чем еще могла являться вся эта ее затея? Проявлением дружбы и любви, вот чем это было на самом деле, проговорила про себя Фиби. Так положено поступать друзьям. Если твоему другу плохо, и ты знаешь, как ему помочь, ты просто это делаешь. И неважно, чего это тебе стоит.       Одно было хорошо — Фиби никого не стесняла. Мириам по обыкновению заперлась в спальне еще до их возвращения, а Боба не было в городе уже больше недели, его местонахождение как обычно оставалось для нее загадкой. Этот дом всегда был довольно одиноким местом, однако сегодня ей это было на руку.       Фиби устало опустилась на диван и включила телевизор. На первом попавшемся канале крутили какую-то мыльную оперу. Судя по накалу страстей, теленовелла должна была подходить к своей кульминации, но не только незнание сюжета мешало Фиби сопереживать героям. У них все будет окей — таков закон жанра. Все узлы развяжутся, все тайны раскроются, негодяи будут наказаны, любящие сердца соединятся, преодолев все препятствия, и даже несчастные влюбленные найдут утешение. Фиби от этого тошнило. Она прикрыла глаза и открыла их вновь, только когда под лирическую музыку по экрану забегали титры. Фиби как раз призадумалась, не растянуться ли ей на диване, может быть, перед тем прихватив немного замороженного йогурта из холодильника, чтобы хоть немного поднять себе настроение, когда ее внимание привлек звук. Такой, который она не рассчитывала услышать, в ближайшие несколько часов так точно. В замке парадной двери провернулся ключ.       В прихожей зажегся свет и раздались знакомые шаги. Знакомый голос знакомым тоном выкрикнул:       — Я дома! — Хельмут Патаки собственной персоной появился в дверном проеме. — Мириам, ты опять забыла выключить теле… Фиби?       Свет загорелся и в гостиной.       — Что ты здесь делаешь?       Молчание затянулось на добрых полминуты.       — А ты? — наконец отмерла Фиби. Ее нутро скрутило тревогой. Она уже знала, что ответ ей не понравится. Иначе и быть не могло.       — Я тут живу вообще-то, — попытался улыбнуться Хельмут, но вид у него был… Виноватый? Ой-ёй.       — Ты знаешь, о чем я, — не своим голосом произнесла Фиби, пристально глядя на него.       — Ах, ты об этом, ну… Я все отменил. Арнольд не в обиде, он…       — Ты что?!       Нечасто ее голос взлетал на целую октаву, даже ей самой слух резануло. Фиби поняла, что уже стоит на ногах, и их с Хельмутом разделяет только кофейный столик и пара футов.       — Все отменил, — медленно повторил он, точно до нее туго доходило. — Слушай…       Но Фиби его уже не слушала, просто физически не могла. Все то, что копилось в ней и подавлялось ею неделями и месяцами, тщательно заталкивалось ею в самую глубину, теперь поднималось оттуда будто лава из жерла вулкана. И вместе горечь, злость и отчаяние были стихией, которой проще подчиниться, чем обуздать ее. Фиби вдруг стало очень жарко, она услышала, как пластик пульта, который она так и не выпустила из руки, заскрипел под ее ладонью.       — Фиби, ты в порядке? — сквозь звон в ушах до нее донесся обеспокоенный голос. — Ты покраснела…       Фиби точно не была в порядке.       Она для него расстаралась, подталкивала его шаг за шагом, поддерживала, наплевав на себя и свои чувства, а он… «Все отменил». А точнее... Тут подходило только одно слово, нетипичное для нее, но просто идеальное — «просрал». Хельмут Патаки все просрал!       — Фиби…       Пульт со свистом пролетел через пространство между ними и врезался в его грудь, заставив умолкнуть, а затем громко стукнулся об пол.       — Какого? — выкрикнул Хельмут, инстинктивно прикасаясь к месту удара. Звук его возмущенного голоса подействовал на Фиби как красная тряпка на быка. Она шумно выдохнула и схватила с полки над диваном первый попавшийся Ольгин кубок. Поганец! Гад! Сволочь! Он пролетел в считанных дюймах над головой Хельмута и влетел в перила за его спиной.       — Фиби…       Когда он обрел дар речи, Фиби уже неслась к нему. Он начал пятиться, а затем самым натуральным образом отпрыгнул. Глаза его в этот момент были как блюдца. Фиби не собиралась отступать, она только вошла во вкус. Хельмут увернулся от связки ключей, декоративной подставки, а вот чей-то левый ботинок прилетел ему в спину перед тем, как он нырнул на кухню.       — Ублюдок бессердечный, — зашипела Фиби, когда он остановился по другую сторону кухонного островка. Боже, она в жизни ни на кого не шипела.       — Фиби!       В его сторону полетели апельсин, яблоко, еще один апельсин, но только гроздь мелких бананов попала в цель, прилетев ему прямехонько в лоб.       — Ай! Твою мать, Фиби! — кажется, Хельмут топнул ногой от возмущения, но что была эта вспышка злости против пожарища ее праведного гнева. Если бы ей под руку попалась не тарелка с фруктами, а стойка с ножами, Фиби не заметила бы разницы.       — Подлец неблагодарный! — она двинулась в обход так быстро, как могла, но Хельмут все же успел выскочить из кухни и в два прыжка оказаться на лестнице.       Пока они неслись по коридору второго этажа, через руки Фиби успели пройти запасной телефонный аппарат, безвкусный пейзаж в слишком легкой на ее вкус деревянной раме и цветочный горшок. Когда она схватила увесистую керамическую вазу, Хельмут замер на месте, прикрываясь руками       — Да что с тобой такое, Фиби? Я тебя не узнаю!       — Это тебя мать родная не узнает, когда я до тебя доберусь, — процедила она, перехватывая вазу поудобнее.       — Это уже слишком! Опусти вазу.       Фиби прищурила глаза. Впервые в жизни она поняла, что значит выражение «чешутся руки».       — Пожалуйста, Фиби, не надо.       Хельмут убрал руки от лица и выставил их перед собой. В ушах стучала кровь, и ее дыхание вырывалось из груди частыми неглубокими выдохами, голова туманилась, но капля здравого смысла, что всегда оставалась с ней, взяла верх. Фиби опустила вазу, но с ним она определенно еще не закончила. Хельмут Патаки, этот хитрожопый негодяй, воспользовался недолгой заминкой, чтобы юркнуть в свою темную спальню. Нашаривая выключатель, Фиби потеряла еще немного времени, потому, когда загорелся свет, у него уже было преимущество.       Хельмут схватил ее за плечи, и через секунду она оказалась на его кровати, плотно прижатая к матрацу. Его рук было достаточно, чтобы удерживать ее там. Фиби брыкалась и извивалась, попыталась пнуть его коленом, но все было тщетно. Силы были неравны. Хельмут просто глядел на нее с упрямым и почти спокойным выражением лица, дожидаясь, когда она уже перестанет сопротивляться. Ждать долго ему не пришлось. Ярость — штука энергозатратная, а Фиби не могла похвастаться избытком энергии.       — Успокоилась? — приподняв бровь, поинтересовался этот засранец, когда она затихла, все еще тяжело дыша.       Фиби дернулась из принципа.       — Сейчас я крайне далека от спокойствия, Хельмут, — выплюнула она и отвернула лицо.       — Ладно, я никуда не тороплюсь, — он немного помолчал. — Если больше не будешь пинаться, я тебя отпущу.       Фиби сделала глубокий вдох и, по-прежнему не глядя на него, кивнула. То, что пылало в ней несколько минут назад, уже выгорело дотла и теперь медленно остывало. Так себе чувство. Хельмут отпустил ее только после того, как помог ей сесть, а затем сам устроился рядом.       — Объяснения. Сейчас же, — потребовала Фиби, собрав остатки своей злости.       Хельмут вздохнул и сам отвел глаза. Руки его лежали на коленях, но, казалось, он был готов в любой момент начать обороняться, если потребуется.       — Не уверен, что смогу правильно подобрать слова, — наконец произнес он.       — Уж постарайся! — вспылила Фиби. — Постарайся озвучить весомую причину, почему ты отменил свидание с… — «любовью всей твоей жизни», — …парнем, который нравился тебе так давно.       Хельмут повернулся к ней, и их взгляды столкнулись. Тень сомнения, которую она видела перед его уходом, перестала быть тенью, оно проступило явственно, не таясь. И это причинило ей боль. Почему теперь все, что было связано с ним, причиняло ей боль?       Хельмут подсел поближе, смахнул со лба выбившиеся из прически волосы. Он все еще не сводил с нее глаз. И молчал.       — Он что-то сделал? — подала голос Фиби. Хельмут хмыкнул и кривовато усмехнулся. Конечно, какая глупость. Мысль, что Арнольд мог кого-то обидеть, не укладывалась в голове даже в теории. Конечно, она все еще сердилась, но, когда заговорила вновь, звучала почти жалобно.       — Я не понимаю, Хельмут, я просто не понимаю, — Фиби покачала головой, ощущая ком в горле. — Разве это не то, чего ты хотел?       — О, я хотел, — сказал он, делая акцент на последнем слове.       — Тогда почему? Объясни мне, пожалуйста, — она прикусила губу, с трудом сдерживая непрошенные слезы. — Пожалуйста, объясни, почему.       Хельмут выглядел потерянным. Вероятно, это было реакцией на ее слезливый голос, за что Фиби мысленно отвесила себе пощечину. Вдруг его лицо переменило выражение, но она не успела его считать.       — Я постараюсь, — неожиданно мягко заверил он и взял ее за руку.       А затем поцеловал. Аккуратно, почти робко. Фиби едва успела ощутить его обветренные губы своими, когда это закончилось, и на миг показалось, что это все ей просто почудилось. Однако Хельмут продолжал держать ее руку в своей, поглаживая большим пальцем тыльную сторону ладони, и сидел еще ближе.       Фиби сделала судорожный вдох.       — Я… снова ничего не понимаю, — наконец призналась она.       — Причина в тебе, — сказал Хельмут, будто давал совершенно очевидное объяснение.       — Но ты же… ты же гей.       — Мне не нравятся ярлыки, — хохотнул он. — Ты же знаешь. Думаю, еще ты знаешь, что такое бисексуальность. Должна знать, по крайней мере, это когда…       — Умничать вздумал? — вспыхнула Фиби.       — Только не с тобой, — на его губах появилась эта его невозможная улыбка, которая в паре с его невозможными глазами оказывала просто убийственный эффект.       — Тебе же нравятся парни, — не унималась Фиби, решительно отказываясь верить в происходящее.       — Один парень, — возразил Хельмут, — нравился. И очень нравится одна девушка. Может быть, я просто западаю на исключительно прекрасных и умных людей. Может, для этого нужно придумать новый термин. Для нового вида сексуальности.       — Когда я просила тебя постараться подобрать слова, я не это имела в виду, — Фиби все еще пребывала в растерянности, а Хельмут все еще сидел слишком близко.       — Окей, — просто сказал он и чуть крепче сжал ее ладонь. — Арнольд замечательный, но ты… ты просто невероятна. Ты мой лучший друг, и я… не знаю точно, когда что-то изменилось, просто как-то все стало по-другому, противоречиво поначалу. Потом ты стала мне помогать, несмотря на то, какой я упрямый осел и идиот, то есть, ты всегда помогала, всегда была рядом, а я эгоистично принимал все это как должное.       — На тебя что, вдруг снизошло озарение? — вырвалось у Фиби.       — Что-то вроде того, — кивнул Хельмут. — Я думал, что снова влип, ну знаешь, не тот человек. Но сегодня, когда я уходил, ты так на меня посмотрела, и твои слова… Я не смог выбросить это из головы. Все прочее казалось уже неправильным. Я решил попробовать.       Он умолк, хватка его руки ослабла. Фиби по-прежнему не могла оторвать от него глаз. Ее пульс зашкаливал сильнее, чем когда она гналась за ним, очертя голову.       — Боже, — наконец сорвалось с ее уст. — Боже мой.       — Я ведь не ошибся, Фиби? — голос Хельмута звучал глухо. Он глядел в пол. Еще никогда он не казался ей таким уязвимым. — Наверное, это все слишком…       — Хельмут, — твердо сказала Фиби, привычно коснувшись его плеча.       — Да, Фибс?       — Ты не ошибся.       Сначала он как будто не поверил услышанному, но затем его лицо озарилось, глаза зажглись. Это было прекрасное зрелище, его можно было созерцать вечность, однако в данный момент Фиби хотелось сделать кое-что гораздо сильнее, чем просто смотреть. Она подалась вперед и поцеловала своего лучшего друга, вкладывая в это все, что успело пережить ее измученное сердце, и ответ после небольшой заминки был таким же страстно-отчаянным, но и этого казалось мало. Фиби прильнула к его груди. Хельмут прижал ладонь к ее затылку, другой рукой привлекая ближе к себе, и она не смогла сдержать стона. Они целовались, пока легкие не начали гореть, но затем, едва отдышавшись, улыбнулись друг другу и повторили это снова. И снова, и снова, и снова…       В голове Фиби снова царил туман, но на сей раз это было приятно, как после пары глотков шампанского на пустой желудок. Когда она наконец обессиленно уткнулась лбом в сгиб его шеи, то ощутила, что Хельмут, все еще не выпуская ее из объятий, принялся осторожно поглаживать ее спину.       — Вау, — тихонько выдохнул он над ее ухом.       — Хм? — лениво протянула Фиби.       — Просто «Вау».       Фиби была с ним полностью согласна. Внезапная мысль заставила ее встрепенуться.       — Черт!       — Что такое?       — Какой же бардак мы устроили, — Фиби посмотрела в сторону двери, возле которой лежал пустой горшок и разлетевшаяся по всему полу сухая почва. — Что твоя мама скажет?       Хельмут рассмеялся.       — Вот это моя Фибс.       — Прости, это было…       — Все в порядке. Мириам плевать, а мне даже немного понравилось.       Она с сомнением покосилась на него.       — Ну, это было необычно, — сказал Хельмут, — но и необычайно горячо, надо заметить.       Фиби легонько шлепнула его, но затем улыбнулась.       — Как насчет того, чтобы быстро прибраться и выжать из этого вечера все возможные удовольствия?       Она вскинула бровь.       — Я про телек и пиццу, если что. У меня завалялась пара дисков оригинального «Злобного близнеца».       — Звучит неплохо. Все равно перезапуск франшизы — просто отстой.       — Вот-вот! Ты всегда меня понимаешь.       С небольшой оговоркой это было чистой правдой, но кто бы посмел упрекнул ее в маленькой трусости? Сейчас же бояться было нечего, потому Фиби просто поцеловала его еще раз. Разумеется, им все равно придется подбирать слова, чтобы объясниться до конца, придется подбирать ключи друг к другу, однако спешка была ни к чему.       Из комнаты они вышли рука об руку и неторопливо отправились вниз, где после уборки их ждали телевизор, пицца и диван. И, конечно, поцелуи. И много чего еще.