but we left us behind

Свет софитов слепит глаза. Из-за их яркости сложно разглядеть лица людей, что заполнили бар, смеялись и что-то обсуждали между собой. Море алкоголя и всеобщее веселье на этом празднике жизни. Неожиданно и без объявления звучат первые ноты песни. Человек за синтезатором начинает играть спокойную мелодию, а барабанщик, щёлкая пальцами, создаёт ритм. Весь зал замирает. Чонсок стоит там, на этом острове, именуемом сценой, залитой светом, перед сотней глаз, смотрящих на него в ожидании. Он делает шаг, подходя ближе к микрофону, и пытается успокоить бешено ударяющееся о грудную клетку сердце. У него есть десять секунд до вступления. Глаза закрыты, ворох мыслей, оставленный после неожиданной встречи с ней, потихоньку распутывается. Глубокий вдох. «Ты знаешь — я пытался И, возможно, отдавал даже больше, чем было нужно» Спокойный голос Чонсока звучит из колонок, привлекая больше внимание к своему выступлению. Он открывает глаза и щурится от яркого света, ища среди людей ту, что заставила его внутренности перевернуться; ту, что разбила его душу и сердце; ту, от взгляда на которую может забыть, как дышать. «Может, ты скажешь, что я не подходил тебе, Но ты знаешь, что причина совсем не в этом. Просто я изменился — ты и представить не могла, что я стану таким…» — продолжает петь Чонсок, бегая глазами по залу. Находит её около барной стойки, заливисто смеющуюся, что-то отвечая парню рядом. Его рука обнимает её талию. Они смотрятся вместе красиво. И счастливо. «Тем, кто может решиться уйти. Тем, кому не страшно остаться одному» — тянет Чонсок, не сводя глаз с этой картины, и мысленно умоляет её посмотреть на него. Клавишник быстро перебирает пальцами. Она, словно почувствовав что-то, поворачивает голову к сцене и их взгляды, наконец, сталкиваются. Глубокий вдох. «Потому что мне не нужно, чтобы ты говорила мне, кто я и кем мне нужно быть» — гитарист резко ударяет по струнам, стоит только Чонсоку громко пропеть начало припева. Барабанные палочки отбивают ритм, а чонсоково сердце пытается их обогнать. Голос совсем немного охрип от волнения, накрывшего волной. Освещение в зале плохое, но он видит её глаза на расстоянии шести метров, а в груди растекается что-то горячее, вязкое, похожее на лаву. Дыхание сбивается из-за протяжных звуков или из-за того, что, всё-таки, забыл как дышать? «Мне так много хотелось сказать, но я не могу найти слов» Чонсок продолжает смотреть. Сложно прочитать её эмоции, она всегда умела их скрывать. Или это всегда было безразличие? То самое, что хуже ненависти. То самое, из-за которого страдаешь сильнее всего. Глаза в глаза. Он не проиграет в этой битве. Второй куплет начинает петь девушка, сидящая недалеко от Чонсока. По плану, они должны были переглянуться, начать взаимодействовать друг с другом, но в голове пусто, словно кто-то включил белый шум. Всё, что он должен был помнить, словно стёрлось, остались лишь боль… и глаза напротив. Она сдаётся первой, даже минуты не продержавшись. Отводит взгляд, поворачиваясь к тому самому парню, и что-то говорит ему. На его лице читается недовольство, но он согласно кивает, обнимая её сильнее и притягивая ближе к себе. Они вместе пробираются сквозь толпу, направляясь к выходу. Чонсок замирает, наблюдая за ними. Он слышит, что скоро его партия, но опаздывает со вступлением, не успев придти в себя. Пропущенная строчка звучит небольшим проигрышем. Ребята по группе смотрят на Чонсока в недоумении, не понимая, что с ним происходит. Он и сам не совсем понимает, потому что думал, что за столько лет уже отболело и забылось. Но лишь одного взгляда хватило, чтобы его захлестнуло воспоминаниями и болью, что всё это время так и жили внутри. Начиная петь следующую строчку, Чонсок надеется, что она обернётся., но она продолжает уходить. Пропевая припев вместе со второй вокалисткой, он всё ещё глупо надеется. Они стоят у гардероба, ожидая свои вещи, и, кажется, даже не собираются обращать на него внимания. Чонсок оглядывает толпу. Вглядываясь в лица, он пытается найти хоть кого-нибудь, кто понимал бы, что скрыто за этими строчками. Того, кто разделил бы с ним это. Но встречается с глухой стеной. Все эти люди пришли сюда, чтобы просто насладиться музыкой. Их не волнуют чувства тех, кто её исполняет. Им своих хватает. Тем более, им не нужны те отчаяние и беспомощность, с какими поёт Чонсок. Он остаётся с ними один на один. Снова. «Я не нуждаюсь в тебе, нет. Я больше не нуждаюсь в тебе» — последние строки Чонсок поёт практически шёпотом, с неимоверной усталостью и одновременно облегчением, словно долго тащил на себе камни и, наконец, их сбросил. Он переводит взгляд к выходу, и видит, что она остановилась, смотря на него через плечо. Какие эмоции сейчас на её лице — прочитать невозможно из-за расстояния и тусклого света. Но Чонсок думает, что ему показалось, что он видел её улыбку, которая была настолько нежная, словно она радовалась за него. Она рада за него. Чонсок счастлив, что смог сказать ей то, что хотел. «Если бы я осталась, мы оба окончательно погрязли бы в этом»