Спаси меня от кошмаров

      Детство... Самые больные воспоминания. Страшные картины, которые в мельчайших подробностях восстанавливались в голове. Каждый образ нарисованный подсознанием одним своим видом наводил ужас. Иногда казалось, будто боль, что показывали кошмары, реальна. Это ощущение даже заставляло просыпаться по среди ночи, или вскрикивать во сне. Сколько денег было потрачено на бесполезные таблетки от бессонницы... Поспать нормально удавалось крайне редко.       Он хорошо помнил эти серые с болотным оттенком стены подвала, где провёл не одну ночь. Мрачные коридоры, ведущие к подобию решётки... Это было что-то вроде вольера для больших животных. Там всегда жутко воняло какой-то ржавчиной и безнадежностью. Сидя на ледяном полу, он замирал и подолгу сидел в одной позе, ему хватало сил лишь на то, чтобы тихонько плакать. Каждый раз слыша шаги, ребёнок сжимался со страха, а его глаза в панике начинали осматривать всё вокруг, наивно надеясь найти спасение. Весь бледный и до ужаса худощавый, он с трудом был похож на человека.       Сколько усилий было приложено, чтобы забыть всё это... Безнадежно. Как всегда, всё бессмысленно. Память живет вечно. Ровно столько же можно искать принятия.       Страдал от подобного рода сновидений не только Ацуши. Однако Рюноскэ более стойко это воспринимал. Правда эта стойкость (но едва-ли это возможно было назвать стойкостью) заключалась лишь в том, что в отличии от тигра, он мог сдержать слёзы. Ещё в детстве он хорошо развил этот, совсем не полезный для нервной системы, навык. На своей первой тренировке он был оглушён собственным криком. От каждого удара бился в истерике. Была сломана кисть правой руки, вывихнута, а может, напрочь сломана, одна нога и в не лучшем состоянии находились рёбра, мальчик едва ли не захлебнулся в собственной крови, смешавшейся со слезами. Последующие тренировки тоже не сильно отличались. Однако в какой-то момент, он перестал обращать внимание на эту боль. Не было смысла ни плакать, ни просить о пощаде. Его мнения никогда не спрашивали. В конце концов, ему оставалось лишь смириться, как ему казалось. Смириться равно обрести легкость. А то, что он называл «смириться», совсем не было похоже на раскрепощенность. Рюноскэ привык к боли и уже не боялся её так, как раньше (он боялся ещё сильнее). Таким образом и появилось в его глазах это безразличие — приобретённый навык выживания. Хладнокровие, с которым он убивал, пытал и смотрел в лица других людей.       В очередной раз кошмары. Будто прошло не четыре года... Будто бы вообще не проходило. Сердцебиение участилось настолько, что можно было подумать, что бежишь марафон. Рваное тяжелое дыхание и пальцы, что нервно вцепились в наволочку подушки.       Накаджима не редко мог завопить во сне. Иногда по утрам можно заметить, как подкашиваются колени и трясутся руки. Погружаясь в сон, не один из них и не надеялся, что удастся выспаться.       Примерно через пятнадцать минут после того, как тигр уснул, он постоянно что-то бормотал. Словно беззащитный котёнок, он поджал ноги и почти полностью зарылся в одеяло, которое иногда сползало.       Бледный лунный свет через окно освещает такое же бледное лицо, где выступили капли пота. С силой сжимая веки, пытаясь спастись от этого Ада, он не замечал.       Они забывали, иногда теряясь в собственном страхе, что отныне не придётся справляться в одиночку. А ведь... Достаточно было только повернуться.       Это была последняя ночь, когда они по привычке решили, будто до сих пор в одиночестве. Теперь только взаимные бережные прикосновения и ровное дыхание над ухом. Держась за руки и переплетая пальцы, они вместе сладко и беззаботно уснут, и ни один кошмар не посмеет прервать эту идиллию. А на утро Ацуши доведётся попробовать весьма сностную стрепню своего, выспавшегося в кои-то веки, напарника.