Вожак йонов

// Пока бежали, йон думал, думал, думал. И настраивался — предстоит действительно самое хитроумное. Гасил эмоции волнами прибоя из ближнего мира. А волны были всё выше: струны реальностей натягивались, энергетические дуги выгибались петлями Йоргнамда из Моря вправо, влево, во всех плоскостях. В хорошем обмане всегда есть доля истины. Лучшая ложь — та что содержит правду. Пусть Йокке и не был Утгор-Йокке. Это была красивая и желанная иллюзия. Тогда хотелось быть как можно дальше от Штефана, после того, что он делал. Чьим-то другим сыном. Каким-то другим Йокке. В конце концов, другим Йокке он стал. Но стал и тем Йокке, чей отец — Штефан Бьёнен. И этого не изменить. А вот себя Йокке изменил. Не важно, сын ли тот выскочка Утгора или Ангрброда солгала: то, что Йокке чует стаю, а стая чует его — правда. В этом нет сомнений. Йокке прижал кулак к груди: там отзывалась вибрация бестий — словно жужжание роя. Они пойдут за ним. Да. Вожак не приказывает, вожак ведёт. Разве «приказняк» или «властяк»? Они пойдут на призыв, за зовом, вожак даст им то, чего стая желает, осознает каждый из них это или нет. Весь фокус лишь в том, чтобы понять, чего кто-то хочет и изменять одни иллюзии на другие. Однако, это и есть самое спутанное и затемненное. Шаманка невольно дала нужный ответ, подсказала ключ, подкинула последнюю деталь головоломки — и витраж сложился, здесь и сейчас. Правда в том, что мы все живём в иллюзиях, никому не известна настоящая истина. Все любят саги. И победит вовсе не острый меч или тяжёлая дубина. Это всё уйдёт — а история останется. Сага не побеждает — не останавливается в точке победы, ведь это означает проигрыш, она продолжается.               Штефан не хотел отпускать в грот одного. Пришлось потерять время на уговоры и объяснения задачи. И когда уже совсем казалось ничего не получится: только бесконечно колыхание маятника «да-нет», наконец между двумя полюсами вспыхнула искра разряда вышедшего из двумерности, вышедшего за грани Йокке. Когда Йокке зашёл в усыпальницу — Ангрброда проводила девчачью шаманскую медитацию — видимо успокаивала разнервничавшуюся компашку. Новый вожак тренировался, спарингуясь с воздухом, второй парень разглядывал вздрагивающих йонов — им снился просыпающийся Мировой змей и шторм Рагнарёка. — Мы можем идти, — коротко глухо бросил йон-маг, спирализуясь в транс. Такого никто из них ещё не делал. Йокке (и не только) не ушёл в Мир духов (или Аксиль — не «сдвинул фазу»). Он был и там, и тут, и тогда, и сейчас одновременно, с трудом удерживая ветвящуюся во все измерения вибрацию в обычной плоскости. Разум расщепился на множества: Йокке был всеми ими и никем из них, мозг не предназначался для таких вещей: тут либо сойдёт с ума, либо всё получится. Привести сюда Ливейю не составляет никакого труда. Настоящая трудность в том, чтобы собственная сингулярность не разорвала на части… — Братья и сёстры! Сегодня настал тот самый день, мы исполним наше предназначение. Великий змей поднялся из глубин, Великий волк ожидает погони и схватки. Вы готовы, моя стая?! Вожак йонов призывно поднял сомкнутую руку вверх. Йоны просыпались и поднимались, загорались магией бестий. Йокке искристо пламенел, Великий змей поднялся из вод и у Броды восторженно спёрло дыхание в горле. Она хотела что-то сказать, но не успела: Крысолов уже вышел из закулисья с сагой о йонах и богах. В конце концов, ведь ей нужна не любовь, и не власть. — Вы оба вожаки, — заскрипела шаманка, вставая между Йокке и Мактом. — Ты Змей, а ты Волк. Так было всегда. Я не говорила, что ты сын Утгора — это Йокке, он наследник Змея. Ты наследник Волка и тебе суждено выиграть эту битву. А поведёт нас Утгор-Йокке. «Не мне ему объяснять, что такое конкуренция между братьями» — из-под смоляной чёлки пронизывала серым холодным небом горящая Брода. — Мы выиграем, все мы, — подтвердил Йокке, запаляя от себя бестий магнетическим энтузиазмом, плещущимся через край. — Ты даже не представляешь, какая славная победа нас ждёт! За мной, за мной! Скорее!!! И дело было вовсе не в словах, что говорил вожак, а в том, какая тягучая пульсация стучалась от него им в грудь, тянула вперёд и вверх, куда-то к неведомой вершине, самой-самой высокой и недосягаемой. Но они верили, что Утгор-Йокке их доведёт. Сердце стучало как сумасшедшее — и казалось все сердца стучат в унисон в едином порыве — и собственное еле выдерживает удары этого молотящего поршня пыла и одержимости, который толкает ввысь, ввысь, ВВЫСЬ! на самый пик. Скорее, скорее, скорее! Они побежали и бежали без остановок и передышек к своей судьбе, описанной в мифах, предопределенной сотни лет назад. Их ждал новый свободный мир. Впереди бежал Великий Волк, но бежал он не к Змею — что ему Змей, а к завоеваниям, к красным рекам, что всё затопят и повсюду останутся багряные волчьи следы, к власти и к огню, который утолит голод. Духа вёл запах занявшейся гари, горький, плотный, терпкий. Куда ещё бежать, как не в след за богом огня, туда, где полыхает пламя? Пламя значит пища. Ноздри дразнила манящая паль — и он бежал, бежал, бежал. Ангрброда была совершенно счастлива, потому что все её самые смелые мечты — сбылись. Ей досталось всё, абсолютно всё. Она бежала к своему будущему, которое видела впереди ясно, как день. Поженится с Йокке и родит ему двух сильнейших сыновей. Волка и Змея, мощными как никогда. И ещё — дочь. Только она не будет обыкновенной шаманкой, нет. Она будет повелительницей, невероятно сильной, такой всесильной, что будет править целым миром. Йокке бежал и по древу жил струилась свобода, а в ушах стучал пульс — в такт самой Жизни. Само его существо хордами и линиями распространилось в прошлое и будущее словно удар молнии или растекающиеся потоки реки. Глава ордена был готов ко всему: что бестии разбегутся, что придётся сражаться, что нужно будет вытаскивать из переделки сына, что его будут судить… Но он не был готов к тому, что увидел. Да, йоны бежали. И горели. Но они не искали нападений: чуть более двух сотен бестий так и бежали опутанные оборванными вайновскими заклинаниями, с открытыми глазами, но похоже во сне. Йокке не обманул. Только что дальше? Сын сказал, что уведёт их в другой мир. Тогда зачем покидать пещеры? Можно было и оттуда. Однако куда больше напугал взгляд Йокке: такой чуждый и бездонный, с мерцающим безумием, что волосы встали дыбом на затылке. Штефан встретился глазами: и сам не заметил, как побежал за Йокке и его «свитой». Бежал, чтобы предотвратить, остановить нечто жуткое, и оттого особо страшное — не понятно, что именно. Но этого был его долг, его обязанность — не дать свершится чему-то пугающему, остановить Йокке, даже самой жестокой ценой, тем самым защитив. Штефан нагнал и схватил Йокке и на минуту они словно провалились в прошлое: — Что ты творишь? — навис нахмуренный отец с угрожающей складкой на лбу. Неприятно стало. Не страшно, а как-то омерзительно, как дурной запах, очень отвратно. Однако они оба уже другие, совсем-совсем другие. И Йокке, и Бьёнен-страший. Пропасть пройдена. Йокке подтянул и перевёл поток на другую хорду — теперь он научился замечательному трюку управления линиями. — Береги нас! — сам схватился за Штефана вожак йонов, будто замер над глубоким провалом и держался за отца, глядя в глаза, а потом вывернулся змием на свободу. Но в этой свободе папе есть место. — Спасибо! Отец не отставал, но бежал поодаль в растерянности, которой уступила место мучительная тревога, бежал в какой-то новый неизведанный мир, где Йокке вырос. Йокке, компашка, йоны собрались трепещущим воодушевлённым запредельно «костром» на пляже, где плескался невинный блестящий прибой, в то время как они видели бушующие волны от ворочающегося Великого Змея. Йокке-Утгор остановился лишь однажды. На пути возникла Глава совета волшебников. Со времен почти полного истребления йонов, вайны-волшебники в Святилище предков пытались восстановить равновесие. Искру делили все, все поровну, равновесно. Не стало бестий — с ними погибла и магия. И пусть Писания трактовали, что магия бестий была чёрной и проклятой, посвященные знали правду: она была другой, дикой и неокультуренной, но эта была та же магия в основе. Совет пытался исправить недостаток отправляя жрецов в Мир духов — они приносили магию обратно. И всё же Искра навсегда погасла вместе с мёртвыми «демонами». И как бы великие волшебники не старались привести в порядок магический уровень, год от года энергии становилось всё меньше. Жрецы уходили в Мир духов на ритуалы и не возвращались — засыпали между жизнью и смертью, между прошлым и будущем как и йоны под толщей сдерживающих заклятий. Волшебники от отчаяния подумывали убить бестий — возможно такой единовременный «провал» перераспределил бы Искру и хотя бы вернулись те жрецы, что спали. Но точно, что произойдёт не мог предсказать никто и рискованное решение всё откладывали. Увидеть бодрствующего во плоти Йокке, стяжающего магические токи без полного перехода, прямо посередине из межмирья, было неожиданно, но не слишком удивительно. Фьёдре понадобилось пара минут, чтобы разобраться и принять решение. Понятное дело, на полукровок они делали ставку. Само собой — большую — на сына Ифридды, сестры Ливейи, отданного королю йонов в жёны. Это был великолепный продуманный ход: и в моменте хорошая «взятка» — женщина высшего сословия, что тогда очень понравилось Утгору, и как задел на будущее, если будут потомки, для возможного примирения между нациями. А в дальнейшем ребёнок короля йонов был воспитан и обучен в семье тёти — с другим отличным стратегическим браком и потенциалом — лучше не придумаешь. Конечно, мальчик сыграл бы свою роль впоследствии. Но сейчас все они были слишком юны, не пригодны ни к текущей политической расстановке, ни к ритуалам на повестке. Ливейя очевидно очень постаралась (не мудрено — она всегда была отличным наставником), потому что её приёмный сын с йоновскими способностями и вайновскими знаниями обучился использованию Искры быстрее, чем понадобился. Фьёдра безмолвно вытянула руку в пропускающем жесте словно в одобрительном приглашении. Если мальчик с кровью йона сможет это сделать — а он очевидно использовал масштабный ритуальный транс и пытается за раз отправить всех проклятых в ближний мир — так тому и быть. Вайны такого с бестиями не смогут, а всё остальное, кроме смерти, они уже пробовали, в том числе трудноуправляемые совместные ритуалы. Этот вариант лучше убийства, может сработать: ширму меж мирами обширно всколыхнёт, сильный энергетический всплеск даст много магии, когда они все разом вернуться.               Йокке стоял одновременно перед стаей на пляже Асваграда сейчас; в прибое в Мире духов в прошлом: перед тем как кинуться в чёрную воду к божеству (потом Бран вытащит Аксиля); на берегу возле Тёмного леса недалеко от страны сельтов в качестве Чёрного короля, которым станет Йокке-маг, в будущем-другом прошлом. Рядом был Волк, который рычал когда-то на Прив, Штефан, которого не было в прошлом, а сейчас здесь, и Ватран который окажется однажды рядом с Йокке-магом, хотя он и не может пока поверить. В море спускался закат, будто завершая (или заново начиная?) историю вожака йонов почти так же, как она началась. (Вот-вот Уроборос сомкнётся в кольцо). Выше на набережной высыпали все гости праздника Брана, сам старший брат, двойняшки Фэя и Фоиль, сестрёнка Сьёфн. Среди них даже была Скада. Спускаться на песок конечно никто не решался. — Стая! Нам тесно в этом мире! Нам пора покорять новые! Мы отправимся сейчас! В мир, где правит Великий Змей, в мир, который принадлежит нам! А если кто-то не будет согласен — мы сядем на наши огненные драккары и завоюем их земли! Мы возродим величие стаи! Йоны возбужденно клокотали, укали, подвывали и порыкивали. Они были готовы сорваться в любую секунду и Йокке чувствовал, как стократно отражается его волна — и едва не сбивает его с ног. На самом деле это было очень приятное полновесное клокочущее звериное ощущение, от которого ликующе дребежал каждый нерв. И Йокке за малым не отдавался полностью собственной песне Крысолова — очень хотелось навсегда остаться Вожаком. Но если остаться — больше никем другим не обратиться, а это ловушка, это несвобода, что страшнее смерти. И всё же какая-то часть страстно желала… Ангрброда видела красное море и улыбалась, потому что ей казалось, что это кровь врагов поит Великого Змея, как было всегда предначертано в предсказаниях. Волк видел распахнутыми от вожделения глазами горящее светило и радовался, предвкушая как лакомо сожрёт его. — Смотрите! — показал Йокке за себя в оранжево-красный горизонт. — Там наше будущее! Наш мир! За мной, вперёд! И первым кинулся в воду. А вот теперь реально самое сложное. Нужно вести несколько линий одновременно, провернуть вместе все обороты. Как хорошо, что Йокке — не один. Йокке-маг не без помощи остального уводил йонов сквозь занавесь миров, а Йокке Бьёнен отправился за мамой, прихватив в проводники Аксиля, кто собственно и нашёл дорогу для них всех. События нужно точно синхронизировать: чтобы бестии с одним Йокке прошли через ширму межмирья в тот же момент, что и Ливейя с другим Йокке. А парадокс в том, что в этот момент они одновременно объединены в одно существо и разделены в разных измерениях. Ну чёрт с ними с этими магическими парадоксами, время действовать. Мировой змей забился в чудовищных конвульсиях, разрушая время, укусил свой свой хвост и волны абсолютно стихли, покой разлился по «венам» вверх и вниз от сердцевины нутра. // Штефан в ужасе смотрел, как сын топит йонов в море. Когда Фьёдра поняла, что делает полукровка, было уже слишком поздно. Она побежала по лестнице, призывая волшебников, но успеть шансов не было. Йонов уже не вернуть — мальчик перевёл их целиком. Бран бросился за братом, испугавшись, что тот случайно (или, о предки, намеренно?!) покончит с собой в непостижимой неразберихе, за ним помчались и «близняшки», и младшая сестра. Штефан конечно опередил старшего сына, поскольку стоял намного ближе и вытащил мокрого Йокке, вполне в сознании, на берег. Волшебники в отчаянии смотрели на равнодушные волны, из которых уже не достать бестий. А с ними не вернётся и магия — она потеряна навсегда. Две сотни молодых йонов, несущих Искру — это много, очень много… Для вайнов тоже наступил новый мир — мир, где магии осталось совсем мало и кажется распоряжаться ею придётся очень аккуратно. // В Святилище знать не знали о произошедшем, поэтому никто не ожидал, что все разом выйдут из затянувшегося на месяцы ритуала. Привычную тишину вдруг заполнил рокот и суета. Ливейя не смогла выпутаться из церемониальных простыней и встать — мышцы одеревенели. За ней, конечно ухаживали, но тело не сразу адаптировалось. А нужно было торопиться. Если за ней пришёл Йокке — значит случилась беда, нужно срочно возвращаться домой. // Бьёнен-старший прижимал отдышавшегося младшего сына и вся семья (да и все на берегу) смотрели на безучастные почерневшие после захода солнце морские барханы. Штефан всё ждал с остекленевшим сердцем, что море начнёт выталкивать прибоем трупы. — Они мертвы? — жутким голосом спросил асв. Йокке с обидой поджал посиневшие от холода губы. — Нет, разумеется, что за вздор. Они нужны живыми. Ну что, мы едем за мамой? Я и в дороге высохну. // Этот праздник был совсем не похож на то официальное пафосное действо, что происходило накануне. Совсем семейный, бесхитростный, скромный, уютный и тёплый. Они сидели маленьким тесным полукругом, без стульев, на скинутых вповалку пледах, чтобы быть ближе друг к другу. Сьёфн уже уснула, свернувшись калачиком возле Лив. Фэ и Фо уже рассказали все сплетни и новости вайновского общества за прошедшее время и дремали ничком на левом плече мамы. Бран уже показал все награды и все приемы, которым научился, и съел всё, что можно было съесть, пока слушал братьев и сестёр. Здоровяк навалился на Штефана справа от супруги, а Йокке царственно возлёг на старшего брата как в мускулистое кресло. Йокке пересказал все смешные истории (некоторые куски по два раза), что только вспомнил ко случаю, очень устал, отчаянно хотел спать, но хотел дорассказать как он, ну ладно — они все спасали маму. Ливейя ласково погладила Йокке по переносице и он неудержимо раззевался — прием всегда действовал безотказно — моментально успокаивал. Как всё-таки хорошо… Ой, кстати оба получили оба подарка, очевидно. Надо магу потом обязательно сказать, если олух сам не догадался. Йокке покинул здоровяка и улёгся, свернувшись и уложив голову на мамину ногу. — Ну и вот мне выдали сухую пушистую шаль, и мы поехали за тобой… — сонно договорил бледный наследник, едва приоткрывая серые глаза спросонок. — А дальше ты сама знаешь… Всё, больше не могу… Закончил историю Йокке Бьёнен.