Без названия

Они ставили этот чертов спектакль больше сорока раз: после двадцать седьмого Бен перестал считать, но с каждым разом все сложнее было справиться с тщательно вызванными для игры эмоциями. Он расслаблялся поздней ночью с бутылкой пива в одной руке и с пультом от ТВ в другой - впрочем, даже в дурацких ток-шоу ему мерещился этот, мать его, Скотт. С невозможными темными глазами, в которых отражались боль, обида, ревность - все то, что, впрочем, и старательно вызывал Бен на протяжении всего спектакля, но... В них было что-то еще. Желание? Просьба? Уишоу не знал, но засыпал лишь после акта самоудовлетворения с мыслями об Эндрю, чувствуя себя при этом особенно паршиво. *** Эта была работа и не более. Играть гея, которому изменил его парень, даже если и с девушкой - уже стало банальным в наш век, когда зритель видел всё. Именно поэтому Эндрю временами задавался вопросом, отчего же постановка пользуется успехом, а ВВС решило записать радиоспектакль. Возможно, их секрет был в той самой химии - по крайней мере, самому Эндрю казалось, что Уишоу пользуется каким-то особыми духами с феромонами аля тех, что создал его герой в «Парфюмере» - Бен на спектакле вызывал одно-единственное желание: завалить и трахнуть, тем самым, выбив всю дурь из его прекрасной кудрявой головы... Ох, черт, волосы мистера Уишоу были особым фетишем Эндрю, так что лишнее напоминание о них лишь больно резануло где-то в области живота. Скотт уже устал придумывать все новые и новые причины для того, чтобы случайно коснуться его. Это выматывает, знаете ли, притворяться, даже если твоя основная профессия - актер, а в спектакле вы играете двух влюбленных. *** - Привет, я купил нам пару шоколадных батончиков, - Уишоу кидает огромные наушники на стол, и расстегивает теплый пуховик, лишь после этого ставит на стол небольшой пакетик с кричащей надписью соседнего супермаркета. - О, спасибо, - Эндрю уже привык, что Бен знает об этой его любви к шоколаду, которая просыпалась особенно после удачного спектакля, в то время, как сам Уишоу скорее предпочитал алкоголь. Они не спрашивали друг у друга про дела, так как это совершенно не имело смысла. Свои «полчаса» до выхода на сцену оба проводили под музыку, которую обычно ставил Бенджамин - это были различные композиции от рока до классической музыки в зависимости от его настроения. Их общее настроения по своему обыкновению совпадало. Бен и в этот раз поставил что-то из классики, а Эндрю уже снял футболку, а теперь старательно вглядывается в свои карие глаза в огромном зеркале над общим столом. Каждый из них прилежно не смотрит на обнаженное тело другого, разыгрывая невинность: Скотт обычно сосредотачивается на музыке, а Уишоу вспоминает, что такое трансцендентальное единство апперцепции у Канта - согласитесь, не самые возбуждающие предметы, зато крайне действенные, чтобы справиться со стояком. Пока они чистят зубы, Эндрю успевает промурлыкать играющую мелодию себе под нос. Бенджамин же силится сдержать себя от того, чтобы не послать к черту этот спектакль. - Погода сегодня отвратная, - бросает как бы невзначай Скотт, пока они наводят последние штрихи перед выходом на сцену. Бен считает, что Эндрю вообще не обязательно причесываться - волосы все равно будут топорщиться, а сам мистер Скотт выглядеть невозможно милым даже в старой растянутой футболке и потертых джинсах. - Ага, - глупо выдавливает из себя Уишоу, чувствуя себя при этом последним идиотом. Он в пару шагов пересекает комнату и громко хлопает дверью - в точности, как сейчас стучит его сердце. За этой дверью больше нет Бена - есть Джон, который после нескольких лет совместной жизни с парнем влюбился в девушку и теперь окончательно запутался, где здесь настоящие чувства, а где – гормоны,социальные стереотипы и психологические сценарии... В точности, как себя чувствует сам Уишоу, возможно, поэтому он тут больше не играет - говорит истинную правду. Эндрю не трогает сидящего на корточках Бена, руки которого запущены в волосы, а глаза плотно сомкнуты. Скотт привык к такому поведению своего напарника перед спектаклем. Эндрю вообще привык не задавать лишних вопросов и не мешаться под ногами. Эти пару минут, словно граница между двумя мирами, которую каждый переходит по-своему. Скотт, в свою очередь, слишком часто облизывает внезапно ставшие сухими губы и потягивается так, что видна полоска нижнего белья – серого с логотипом какой-то фирмы. Уишоу приподнимает голову и завороженно наблюдает за священнодействием. Эндрю же думает, что перед ним отныне не привычный Бен, а Джон, который наблюдает за своим парнем М, а жаль... Оба в эти минуты пытаются гнать от себя подобные мысли, а затем делают шаг… Шаг! Тот, что перечеркивает их существование на полтора часа. Они растворяются, подчиняются четко определенным эмоциям и говорят одни и те же фразы. Однако все было бы слишком просто... Слова, пускай и заученные, каждый раз словно идут от сердца. Прикосновения, заранее отработанные, продуманные, заставляют затаить дыхание и с нетерпением ждать их. Играть на границе дозволенного, задерживая свою руку на его плече чуть дольше, чем то было разрешено. Символы, флирт, двойственность - всё для того, чтобы эта игра, прежде всего, понравилась партнеру, нежели зрителям. Разве они тут есть? Да и нужны ли? Эндрю ненавидит, когда в их пространство делает тот самый Шаг Кэтрин. Что в театре, что в жизни она вдребезги рушит ту гармонию, которую после - уже не склеить, а Джон, хотя все чаще это Бен, чувствует себя полнейшим идиотом. - Я запутался. *** Да, я не знаю, что с нами, Эндрю. Ты ли это? Или очередная маска, работа?.. Словно секретарь, который в точности подводит счета, автоматично, совершенно безразлично относясь к этим самым документам. Я не хочу быть просто бумагой, на которой ты выводишь глупые цифры. Скажи, подтверди мне, что будь на моем месте любой другой актер, этого звенящего от обиды голоса не было бы так же, как и невозможных глаз и слишком частого облизывания губ... Просто скажи. Скажи это. *** - Мальчики, вы молодцы, - духи Кэтрин ударяют в нос, но Эндрю еще шире улыбается и гладит девушку по спине. - Ты тоже, милая, ты была на высоте, - он целует ее в щеку и, наконец, отпускает. Бен тем не менее не перестает мрачно пялится на них. - А ну, улыбнись, Джона больше нет, есть дорогой Бен, которого публика сегодня вызывала на бис, а толпа фанаток уже поджидает у входа, - пропевает Кэт и накидывается на мрачного Уишоу, совершенно не понимая причины его настроения. Он тискает его за щечку и взъерошивает волосы. Улыбка этого, будь он проклят, Скотта становится еще шире. - Не волнуйся, дорогая, сейчас мы напоим мистера тучку чаем, съедим батончики и пообщаемся с фанатами, если они вообще там остались, учитывая нынешнюю погоду, - о, нет, Эндрю, не надо делать пару шагов навстречу и не надо трепать Уишоу за затылок, из-за чего он еще больше хочет отдаться ему прямо на столе. Скинув на пол эти дурацкие батончики. Кейт звонко смеется и решительно направляется в сторону своей гримерной. - Тогда увидимся, - она машет рукой. Лучше бы не увиделись. Уишоу разрывают на сотни маленьких кусочков эти чертовы эмоции, от которых он не может никак избавиться. А ведь раньше все было значительно проще - после выхода со сцены Бен снова становился собой. Эмоции, чувства, переживания стирались быстро, словно по запыленной поверхности провели влажной тряпкой - такое же ощущение спокойствия. Он задавался вопросом, что изменилось. И ответ был прост: этот, мать его, Скотт. Только из-за него Бен после того, как они оказываются в общей гримерной, резко захлопывает дверь, запирая ее на ключ, и жадно целует не успевшего прийти в себя Эндрю. И все становится на свои места... *** Этому должны были учить: различать твои личные чувства и чувства, которые ты обязан сегодня разыграть, не смешивая работу и реальную жизнь. Но Эндрю плевал на это правило и, кажется, чувства распознал, но переставил местами. И теперь ему все еще больно так, что сводит челюсть и появилась острая потребность в тонне шоколада, не меньше. Однако для окружающих он играет веселого и милого, такого привычного им Эндрю. Хотя, черт возьми, все должно быть наоборот! Когда после недолгого, но такого утомительного разговора с Кэтрин, уверенные руки притягивают его к себе, он не сопротивляется, потому что это именно то, что ему нужно в данную секунду. Когда его целуют в губы, он отвечает, не успевая подумать о последствиях. А потом и вовсе посылает все к черту. Потому что теперь, наконец, правильно. Потому что именно так и должен был окончиться этот идиотский спектакль. Именно так. Эндрю перехватывает инициативу и запутывается руками в волосы, не давая разорвать поцелуй, потому что, если это случится, то они могут банально одуматься. Бен расстегивает пуговицы на рубашке Скотта и удовлетворенно стонет, когда их языки переплетаются. Ему хочется извиняться за все то, что он сделал, впрочем, не совсем он, а Джон по отношению к М. Именно поэтому вместо короткого слова "прости" он касается ширинки Эндрю. - Бен, нас Кейт ждет, - шепот в ухо обжигает. - Заткнись, Скотт. И на пол летят те злосчастные батончики, которые теперь уже стали ненужными, ведь это невыносимо сладко его целовать и помогает после спектакля получше всего шоколада вместе взятого. Бену нравится сидеть на этом столе в гримерной и обнимать ногами задницу Эндрю, спешно отвечая на его короткие поцелуи. И плевать на стук в дверь и возгласы Кэтрин. Он стонет, на что Скотт тут же реагирует: - Тшшш, - в губы, а одежда вся скомканная на полу; они замирают, Эндрю еле сдерживается, чтобы не рассмеяться. Кэтрин, наверное, стоит пару секунд, переминаясь с ноги на ногу, а потом решив, что ей показалось, будто в гримерной кто-то есть, уходит, искренне веря, что ее мальчики ждут снаружи. Какое разочарование ее ждет, а им придется придумывать отмазку. Но это будет завтра... Сейчас Скотт смачивает слюной пару пальцев и проникает в любовника, а тот царапает его спину. Бен матерится и двигает бедрами навстречу. Это так правильно чувствовать его внутри себя, слышать частое дыхание и нетерпение... - Эндрю, - и это все, что он может сказать. Скотт думает, что придется выбросить всю коллекцию гей порно, ибо теперь она уже просто мусор. Согласитесь, крайне трудно конкурировать с сидящим с широко раздвинутыми ногами Беном, взлохмаченным и таким счастливым. Просто невозможным... Когда, наконец, Уишоу чувствует член внутри себя он стонет так, что, кажется, слышит весь театр… А когда рука Эндрю обхватывает его член, он сдается и хрипло шепчет какую-то романтическую чушь. Это лучше, чем он себе фантазировал, это ярче, это сводит с ума. Сжигает изнутри и одновременно делает тебя неделимым. Продолжай. Глубже. Быстрее. Вместе. Обхватить бедра, уронить вазу с полузасохшими цветами и совершенно не обратить на это внимание. Вжаться всем телом, желая расплавиться и слиться в единое целое. Ха, куда там Платону с его мифом о второй половинке, когда эта самая вторая половинка уже в твоих руках, ногах, теле, крови, сперме... Не останавливайся. Замри. Оттяни мгновение. Ударь меня. А теперь поцелуй нежно-нежно. И... Пустота? Космос? Глупые, дурацкие ассоциации, когда сердце одно на двоих. - Бен, - словно разрезать воздух. - Эндрю, - сделать единственный вдох. Доверяй мне. Будь со мной. Стань мной. И конец, который непременно начало. Начало чего-то нового. И оба это прекрасно понимают, когда едут в метро держась за руки и глупо улыбаясь, не обращая внимание на прохожих. Эту ночь и последующие они проведут вместе, заканчивая свой собственный спектакль так, как того хочется им.