Неопознанный

      Гельмут Кениг лежал между двумя массивными, заросшими густым мхом валунами. У него не было бинокля или оптического прицела, но зрение ещё не начало его подводить. Он прятался тут часами. Наблюдал за периметром. Стена тянулась от горизонта до горизонта, охватывая Тарков кольцом из земляных валов, бетонных плит, стальных листов, колючей проволоки, рвов и минных полей.       И стена была самой большой проблемой. Стена — это блокада. Ни войти, ни выйти. Если пережать кровоток в руке, она начнет отмирать, не сразу, постепенно. С Тарковом было так же.       Удавка блокады душила его медленно, со вкусом. Первым пропало электричество, потом вещание. Смолкло радио. Из крана перестала течь вода, а вот люди в городе остались. Слишком много. Сейчас, понятное дело, их уже стало сильно меньше. По слухам, после битв, удобренная мертвыми телами земля даёт обильные всходы. Что ж, после недавних событий Норвинская область была просто обязана перевыполнить все планы по сельскому хозяйству.       Солнце медленно катилось по небу, скоро закат. Скоро на заваленный плавником и мусором берег, заросший низкими сосенками, опустится темнота. И это Гельмута очень пугало. Дело было не в темноте, а в том, что в ней пряталось. Впереди была Стена, а значит минные поля, снайперы внутренних войск, да и просто острое ржавое железо. Ночью было пройти, наверное, даже труднее чем днём. По ночам над периметром взлетали осветительные ракеты, а прожекторы обшаривали контрольно-следовую полосу своими ослепительными лучами. Попади под такой луч, и твоя песенка спета.       Официальная позиция командования ВС РФ была проста: «Любой идущий к периметру с поднятыми лапами — хитрый террагруповец, любой идущий к периметру с оружием — обкуренный и жаждущий смерти террагруповец». Ни тех, ни других армейцам не надо было. А Тарков, он же как трясина, что в него нынче ни кинь никогда не всплывёт. Это касается и «случайных» мертвецов. Чисто беззаконная Африка типа Сомали. Кто знает, может в Таркове и людей едят. Подвоза продовольствия в город нет уже месяцы, связь померла после тотального блэкаута. После такого в людях как правило пробуждаются самые темные части их натуры. Изнутри кольца блокады иногда доходили слухи, но они были настолько дикими и противоречивыми что штаб внутренних войск предпочитал их игнорировать, и даже сам факт их существования.       И Гельмут, как ни крути, был частью этих слухов. Один из множества неупокоенных душ, чуть ли не ходячих мертвецов. Брошенный на произвол судьбы, одинокий, голодный и вечно в предобморочном состоянии от недосыпа и постоянного стресса.       Сейчас, через месяц скитаний по городу и окрестностям он уже ни разу не напоминал хлыщеватого блондина с вечной надменной полуулыбкой, будто нарисованной на его бледном выбритом до синевы лице перьевой ручкой. Обычный такой бомжик, почти как в песне группы «Сектор Газа». Грязен будто на помойке себя нашел, исхудал, кожа посерела и обвисла, а единственным доказательством того, что он ещё жив, были его полубезумные красные от недосыпа глаза.       Террагруп была его домом и заодно его семьёй. И семья очень красноречиво вычеркнула его из своих рядов. Гельмут приехал из Германии ещё аспирантом, работал с талантливыми русскими ребятами, которых нанимали на проекты Террагруп-лабс «мыть пробирки». Вводил их в курс дела, распределял гранты и в принципе занимался больше менеджментом, чем научной работой. И, наверное, именно поэтому его решили не эвакуировать в теплые страны, а утилизировать на месте. Так сказать, по лоукосту.       Сейчас эта прежняя, сытая и безопасная жизнь с бежевым Вольво на охраняемой парковке и обязательными ежемесячными попойками с ребятами из отдела казалась такой далёкой и нереальной, почти призрачной. Потяни за выбившуюся из клубка ниточку воспоминания и вся твоя биография рассеется как струйка дыма.       Теперь его реальностью стал кошмар наяву. Начало у него было соответствующее. Кениг очнулся в груде тел, среди обломков рухнувшего здания. Так Террагрупп отплатила ему за преданность. Пулей в грудь, чудом засевшей в массивной бензиновой зажигалке «Zibbo», подаренной коллегами. Вторым чудом было то, что на него упал один из убитых, и киллер с юсековскими нашивками на бронике поленился всадить ему контрольный в голову. А вот у коллег Гельмута зажигалок не было, да и пуль в них юсековская группа зачистки всадила побольше, без халтуры. Чуть живым Кениг выбрался на улицу и с тех пор больше не оглядывался назад. Страх гнал его вперёд.       Вольво никуда не поехал. Кто-то очень упорный, или с оплатой за каждое колесо, проколол шины всем машинам на парковке. Пришлось идти пешком. По счастью до дома ему было минут пятнадцать даже пешком. Террагрупп застраивали город под себя и старались селить сотрудников поближе к работе. Это упрощало организацию сверхурочки.       Только вот… Пока он валялся под завалами, дома у него не стало.       Жилой комплекс, в котором у него была квартира, стал грудой обломков после мощного взрыва. Он принадлежал Террагруп, а компания похоже решила перейти на тактику выжженной земли, стремясь стереть все следы своего пребывания на земле Норвинской области.       Когда-то давно он смотрел «Судную ночь» и думал, что нужно быть полнейшим идиотом чтобы по своей воле выйти на захваченные безумием улицы. А теперь он сам оказался на этих улицах.       Куртку он украл из первого попавшегося магазина. Мародеров тогда ещё интересовали деньги, а не одежда, так что конкуренции не было. Взял туристическую сумку, тяжелые ботинки, джинсы. Что не надел на себя, закинул в рюкзак. Вышел и пошел дальше.       Поначалу шок мешал ему чувствовать боль, он шагал на автомате, не замечая ни того, как постепенно промокает свитер на груди, ни того как больно и трудно дышать. Террагруповский пропуск он где-то посеял пока не разбирая дороги плелся по улицам. А больше в нем сотрудника компании ничего не выдавало. Смешно, пережить пулю в грудь, не получить камнем по башке в рухнувшем здании. И в итоге сдохнуть от кровопотери. Нет, это не дело. В больницу не пойдешь, потому что больниц больше нет. А оставлять в себе куски металла и обрывки ткани он не собирался. Мимо проносились машины. Тогда они ещё ездили. Большая часть сидевших внутри носила камуфляж и была вооружена. На Гельмута всем было плевать.       Нет колес — считай мертвец, по крайней мере на первом этапе конфликта, когда еще можно было уехать так оно и было. Но сейчас Кенигу было не до машин.       Нужна была хотя бы аптечка. Можно было взять в том магазине, откуда от вынес одежду. Но вряд ли йода и ватки хватит чтобы достать из себя кусок свинца.       Он не узнавал район, а мобильная сеть умерла неделю назад. Но вообще он был близко к центру, улица была широкая, новая, в четыре полосы. Гельмута можно было смело считать везунчиком. Повезло ему и сейчас, потому что справа ему тускло подмигивал зелёный крест Тарздрава в обнимку с лого Тарбанка. Видимо аптека, как учреждение первой необходимости, была оборудована резервным генератором.       Вход был из подъезда, стучать не пришлось. Дверь кто-то выдрал тросом, дёрнул фаркопом. Мародерство еще не стало повальным, пока выгребали точечно и только самое нужное. Так что кой-чего еще должно было остаться.       Аптека налево, Тарбанк направо. Внутри ни души. Грязные следы от берцев на полу, битое стекло витрин и нашатырная вонь от растоптанных пачек с аспирином. Растворимые таблетки прореагировали с влагой воздуха и провоняли все помещение. В носу защипало.       Минут за десять Кениг набрал того, что по идее должно было помочь. Антибиотики, простенький хирургический набор, обезболивающие, перевязочный материал. Удивительно, но он все еще мог мыслить относительно трезво. Похоже мозг решил отложить обдумывание всего ужаса ситуации на будущее, а пока озаботился насущными вещами типа «не сдохнуть».       В туалете аптеки Кениг себя «прооперировал», срезал налипшую ткань рубашки и нательной майки и рассмотрел рану в мутном зеркале. Было лучше, чем могло быть. Попав в стальной корпус зажигалки, пуля расщепилась и ему досталась только пара мятых осколков. И тем более ему повезло, что пуля была тупоносая, экспансивная. Основную часть веса составлял мягкий свинец, это и спасло ему жизнь. Если бы в пуле был сердечник против брони, ему бы тут не стоять.       Он съел максимальную разрешенную дозу солпадеина, единственного обезболивающего, побочки которого знал, а потом полез в рану пинцетом. Чуть не потерял сознание от боли. Пришлось закусить край поясного ремня, чтобы не поранить язык. Кениг достал пару небольших осколков, которые были на поверхности. Глубже не полез. А потом плеснул в рану спиртового антисептика. И даже через блокаду обезбола Гельмута приложило так, что он упал в обморок.       Очнувшись, прижал к ране проспиртованную вату и заклеил все пластырем. Кровотечение прекратилось. Так Кениг избежал смерти второй раз за этот день и поставил свой организм под угрозу третьей смерти, ведь «лечился» он в корне неправильно. Но откуда ему это было знать. Рана начала гноиться только через пару дней.       После аптеки Кениг пошел в банк, благо пройти надо было просто через общий тамбур. Не то что бы он хотел проверить баланс на карте, просто ему стало любопытно. После того как перспектива истечь кровью ушла на второй план мозг начал интересоваться окружением.       Если в аптеке воняло порчеными лекарствами, то в банке разило смертью. Кровью, мочой и гнилым мясом, если точнее. Здравомыслящий человек бы сразу же развернулся и свалил, но Гельмут был не таков. Его инстинкт самосохранения порядком офигел после сегодняшнего утра и решил взять отгул.       Источником запаха был седовласый лысеющий старичок. Старик был охранником. Действительно «был», пару дней назад. Бедолага явно демонстрировал собой факт того, что бронежилет не спасает от картечи в лицо.       Внутри царил разгром. Бронированные стекла будок операционистов были покрыты белыми звездочками от попаданий, банкоматы кто-то раздербанил и даже подрезал автогеном, выдирая с мясом кассеты с наличкой.       Гельмут старался не смотреть на результат работы дробовика неизвестного налетчика, но вот завтрак в себе удержать все же не смог. Зато едкий запах желчи перебил ржавую вонь крови.       Рвотные позывы согнули его пополам. И вот тут он и увидел пистолет. Небольшой, побитый временем, Гельмут не понимал в оружии ровным счетом ничего, в либеральной, полной хоплофобов, Германии у него как-то не сложилось с приобретением личного ствола, да и был он по натуре мирным человеком, не жаловал насилие.       Однако сейчас даже до его измученных мозгов дошло, что оружие нужно. Хотя бы для собственного спокойствия. Кениг вытер губы рукавом куртки и подобрал пистолет. Методом тыка нашел защелку магазина и вынул его. Сквозь окошки в боку рассмотрел четыре патрона. Смены у мертвеца не было.       Гельмут сунул пистолет в карман куртки и вернулся в аптеку. Закинул в рюкзак с одеждой кое-какие медикаменты и ушел оттуда, не оглядываясь назад.       И вот так он вышел в новый мир. Испачканный своей же кровью, с пистолетом которым не знал как пользоваться и дрожа как осиновый лист от страха и адреналинового отходняка. Но зато в новых туристических ботинках, пусть и заблеванных.       Постепенно он втянулся. В Таркове быстро учатся, а тугодумы тут как правило дохнут. Только страх никуда не делся, наоборот. Он обрёл форму и стал приземленнее. Страх был вертолетами, пролетающими над береговой полосой возле «Лазурного берега». Страх управлял беспилотниками, бесстрастно наблюдавшими за гниющим трупом Таркова из жидких облаков. Страх был снайперскими пулями, голодом, холодом, страх был одичавшими и оголодавшими собаками, жрущими трупы и догрызающими брошенных раненых.       С каждым днём Тарков все меньше напоминал город и все больше становился похож на филиал ада. Оголодавшие жители, упустившие свой шанс эвакуироваться, сбивались в банды. Банды ведут к трайбализму, а трайбализм источник невероятной жестокости к тем, кто в твою группу не входит. Кениг видел работу банд. Видел он и распятых, и повешенных, и расстрелянных, видел и сожженных заживо.       В такой ситуации главным становится не самый умный, не самый сильный, и уж точно не самый рассудительный или благородный. На вершину как правило забирается самый беспринципный и злобный.       И такие нашлись, в товарных количествах. Молва разносила по улицам умирающего города их клички. Килла, Решала, Санитар, Глухарь, Лыжник и многие другие рвали город и окрестности на куски, рисовали от руки на карте новые феоды в которых правили как короли. Казнили и миловали, но в основном конечно казнили. Ну и грабили, не без этого.       Если у тебя есть отряд отморозков и стволы, то ты царь и бог. Можно начинать устанавливать погоду как тебе хочется. Можно даже пир во время чумы закатить. И это ни разу не сарказм. Город гнил, вонял раскисающим под дождем мусором, нечистотами из переставшей работать канализации. Выгоревшие здания и даже целые кварталы в центре все ещё курились смрадным черным дымом. Декорации идеально подходили для апокалиптического треша типа «Судного дня». Он тут и творился нон-стоп.       Иногда раздавался грохот и улицы окутывали клубы пыли, это значило, что рвануло ещё одно здание, так или иначе связанное с Террагрупп. И все, что было в нем, стало пеплом и окалиной. Что там было? Жертвы бесчеловечных экспериментов? Прототипы оружия судного дня? Теперь уже никто и никогда не узнает. Ценных кадров вывезли, а дешёвых… Ещё в самом начале конфликта в сети ходили слухи о наспех забросанных землёй котлованах, в которых лежали мертвецы, некоторые с все ещё сохранившимися айдишниками Террагрупп на одежде, все убиты выстрелом в затылок.       Гельмут нашел укрытие, в подвальной каморке одной из старых советских пятиэтажек в спальном районе. Похоже раньше в ней жил дворник, но он куда-то делся. Тарков его прибрал. В ней было сухо, а дверь была прочной и запиралась на засов изнутри. Да и кому придет в голову искать что-то ценное в жалком полуподвале. Тут можно было выспаться не вполглаза.       Но Кениг не мог спать. Кошмары не переставая донимали его, постепенно выдавливая на зыбкую границу между сном и явью, где он вновь и вновь видел дуло пистолета в руке юсековца без лица, за секунду до того, как пуля должна была ударить его в грудь.       Кошмары точили его ночью, а дни были немногим лучше. И вечно в голове одни и те же мысли. Никто не поможет, никто за тобой не придет. Никто тебя не выпустит из города, ставшего лагерем смерти. Тебя даже судить по закону РФ не будут. Ты террагруповская мелкая сошка, ты ничего не знаешь, ты просто лишняя деталь на большой картине. А жернова Таркова перемалывали и ребят покруче.       Тут таких «крутых» стало много в последнее время. Солдаты без армий, контрактеры ЧВК, ловившие рыбку в мутной тарковской воде для влиятельных людей за кордоном. Но после блэкаута их бросили. Списали. ЭМИ ослепил и оглушил их, спалил им обратные билеты и запер их тут как простых тарковчан.       Контрактеры злились, они не понимали, за что хозяева их тут кинули подыхать. Климат внутри отрядов быстро портился. Начались стычки среди своих, ставились под вопросы авторитеты командиров и важность задач.       Раньше, пару месяцев назад, чвкшники были почти военными. И вели они себя как военные. Гражданских и Медведи, и Юсеки игнорировали, вторые правда попутно излучали ауру холодного, почти нацистского, презрения, которое давно стало фишкой отношений западных военных с местным населением «демократизируемых» регионов. Но хотя бы не грабили, не убивали просто потому что захотелось.       Теперь все правила были забыты. В Таркове не стало людей, которых можно не бояться. Дальше в лес, страшнее тени. Когда все только начало ломаться, мародёры грабили ювелирные магазины, богатые частные дома, выносили электронику и угоняли машины из автосалонов. Теперь все это потеряло актуальность. Золото не съешь, телевизором не укроешься от ночного холода. Теперь уцелевшие убивали за любую мелочь. За пачку сигарет, за бутылку воды, за банку тушёнки. Если есть шанс убить, убивай, важно лишь дотянуть до завтра. И если кто-то попал спиной в прорезь твоего прицела, то это его проблемы. Цену выживания каждый платит из своего кармана.       Гельмут с контрактерами встречался, пару раз. И оба раза едва ушел живым. В первый раз пуля прилетела со стороны небоскребов даунтауна, распорола ему рукав и сняла полосу мяса с правого плеча. А он всего-то вышел из своей норы в подвале заброшенной хрущевки чтобы поискать еды. Ему удалось остановил кровь, промыть рану, плюс потом наелся антибиотиков, но воспаление все равно чуть не убило его. Рана загноилась и долго затягивалась, воспаление до сих пор не сошло и Кениг старался нагружать руку как можно меньше, чтобы уродливый рубец не лопнул снова. Второй раз был страшнее и горше.       После того как разграбили магазины, пришел черед оптовых складов. Когда кончилось содержимое складов, остался только Резерв. А королем Резерва был Глухарь, который ломил цену просто до небес. Единственной альтернативой остались брошенные квартиры, в которых возможно оставались кое-какие продукты.       Так что квартиры начали целенаправленно бомбить. Этим занимались все. Контрактеры, бандиты, просто неприкаянные мародёры, есть ведь нужно и тем, и этим. И очень плохо получалось, если в квартирах все ещё кто-то жил. Жителям очень сильно везло, если их просто грабили. Могло быть и хуже. И Гельмут невольно стал свидетелем этого самого «хуже».       У Кенига были соседи. Семья из трех человек, отца, матери и ребенка, не уехала как большинство соседей, они просто остались дома, надеясь, что все устаканится. Гельмут пару раз видел их, выходя из своего убежища на вылазку или возвращаясь. Они знали, что он тут есть, а он знал про их существование. Не более того, знакомиться никто не порывался — целее будешь.       Стены в хрущобах тонкие, слышно, как тараканы бегают. И он слышал все. Как выбили дверь. Как застрелили мужа, и что сделали с его женой. Слышал, как она умоляла не трогать сына. И слышал, что ее мольбам не вняли. Его тогда вырвало от страха. Что он мог сделать? Их было человек пять, может шесть. А у него был только Макаров с четырьмя патронами. Не, этого бы сто процентов хватило чтобы, например, застрелиться, чтобы не слышать всего этого, но Гельмут слишком хотел жить. А может слишком боялся смерти. Понятия конечно близкие, но ни разу не синонимы.       Именно тогда, слушая через тонкую стену во всех подробностях, что именно теперь стало нормой, он наконец понял, что ничего уже не починится и не наладится. Он понял, что из города надо бежать. Эти всхлипы и мольбы, грубый рык и ржач бывших людей, что-то сломали в нем. А может наоборот, дали ему волшебного пенделя и вынудили выйти из прострации. Ведь, страх, как и ненависть, заставляет шестерёнки в башке крутиться шустрее и цепляться друг за дружку жестче.       Из города три пути. Землей, водой, небом. Земля непроходима. Многие пытались, все из них скончались. Воздухом? Можно попытаться, но над Тарковом бесполетная зона. ПВО ВС РФ уже точно приземлила пару натовских беспилотников, а потом по слухам разнесла на куски и несколько частных самолётов, пытавшихся взлететь в зоне блокады.       Оставалась только вода. Финский залив это конечно не пруд с уточками, но между дьяволом и морской пучиной каждый выбирает сам. Плюс по слухам Балтийский флот ещё не замкнул морскую блокаду. Важные шишки Террагруп покинули город именно морем. А там, где прошел один, пройдут многие.       И когда до Гельмута это дошло, в нем затеплилась надежда. Да, нужна лодка. Желательно с мотором, а потом выйти в море и двигаться вдоль берега, пока не оставишь оцепление за спиной. Там будет шанс. Там можно будет переждать, выправить документы, а потом и убраться куда подальше. Накрывшаяся тазом эвакуация жителей города все же продолжалась некоторое время, теперь за кордоном ждали тысячи людей, потерявших все.       Без документов, без денег, а возможно и потерявших членов семей. С ними можно смешаться. Лишь бы лодочку добыть. А это было совсем непросто. Все лодки, до которых было легко добраться уже прибрали к рукам самые шустрые. Остались только те, до которых добраться было нереально.       Линия оцепления напоминала подкову, прижимая Тарков к берегу Финского залива. И там, где подкова обрывалась в море, можно было попытать удачу. Небольшие лодочные пристани и сарайчики были разбросаны по всему побережью. Самострой, не без этого, но в Норвинской области всегда было с этим просто. Военным, стерегшим периметр, на лодки было плевать. Во всяком случае они не пытались их целенаправленно уничтожать. До тех пор, пока никто не пытался выйти на них в море. Но Гельмут как раз достаточно поехал крышей чтобы рискнуть.       Итак, план проще простого, добраться до лодочного сарая на ничейной полосе, забрать лодку и отплыть подальше. Потом вернуться на территорию Таркова, взять припасенное по крошке на долгую дорогу и рискнуть плаванием через Финский залив.       Самоубийство?! Ещё какое! Тупее не придумаешь. Но выбора не оставалось. Плюс, скитаясь вдоль одной из оконечностей периметра, Кениг заприметил один из таких вот, не разграбленных, лодочных сарайчиков.       Собственно, это его и привело под стену в тот злополучный день. Это была его мечта, его путь к спасению. Он даже видел блики солнца на носу небольшой фиберглассовой лодочки, торчавшей из открытых ворот сарая. Только протяни руку. И смотри чтобы тебе ее не отстрелили.       Кениг еще в первые дни привык прислушиваться, замирая и вжимаясь в землю. Это пару раз спасало его от нежелательных встреч. И вот и сейчас он по привычке прислушался. А потом похолодел. По прибрежной гальке хрустели шаги. И они приближались.       — Нет, нет, нет! Не сюда! — Он шептал одними губами, пока разворачивался в своем укрытии и выползал на вершину ближайшей дюны, на вершине которой были заросли какого-то колючего кустарника.       Их было человек пять, он не был уверен. Они никак не появлялись все разом, сразу после того как он их услышал группа свернула с гальки в песчаные дюны, те же где прятался Кениг и начала петлять там, будто закладывая заячьи петли.       Сосчитать он их не смог, зато рассмотрел неплохо, хоть и были они все на одно лицо.       Грязные, будто сами себя из могил выкопали. Абсолютно нормально для обитателей города, в котором регулярно убивают за бутылочку шампуня или кусочек мыла. Оружия куча. Какие-то чуть ли не бластеры «Звездного десанта» и у каждого таких два. Было даже что-то здоровое, что Гельмут своим профанским взглядом опознал как гранатомет. Разумеется, все в милитари и броне. И они к нему приближались.       Залечь? Пропустить их мимо? А что, если им, нужно то же, что и тебе? Лежать и смотреть, как приз уплывает прямо из рук? Ага, попытайся тут остановить пятерых автоматчиков пистолетом. Ещё шикарные идеи будут?       Мысли Гельмута распугал взрыв. Фортуна сдала ему тузовый прикуп.       На одного безоружного караульным возможно было жалко тратить боезапас. Но пятеро вооруженных… Это совсем другой расклад. Существует расхожее мнение, что если ты слышишь свист мины, то она предназначена не тебе. Так вот, они ее и не услышали. Вспышка была откровенно жалкой, к тому же сразу утонула в поднятых клубах пыли и песка. Зато практический эффект был на все деньги. Осколки перепахали все вокруг, один даже свистнул рядом с ложбинкой в которой прятался Гельмут.       Хотя самого Кенига там уже не было. В тот же момент, когда взрыв смял и разбросал то, что осталось от пятерых чвкшников, Гельмут бросился бежать. Это был его последний отчаянный рывок. Он боялся до дрожи, но не сбавлял темп.       Да, трус умирает сотню раз, виной тому его страх. Но только полнейший дебил не будет бояться пробираясь к щели в заборе, ведущей на ничейную полосу. И все же то, что дышало беглецу в спину было страшнее. Лучше смерть, чем снова в Тарков.       В нос Гельмуту полез запах гнили. Сладкий, вызывающий тошноту и кружащий голову. На перекопанной осколками мин и крупнокалиберными пулями песчаной полосе лежали тела, десятки тел. Они лежали тут неделями. Не важно, кем ты был, чвкшником, террагруповским наймитом или просто дичком-мародером, желающим наконец-то выбраться за кордон, ничейная полоса всех уравняет, в смерти.       Первая линия заграждений периметра была вынесена вперёд и построена не то что бы на века. Минометные обстрелы ничейной полосы покосили пару бетонных плит, оставив щель, через которую даже не надо было протискиваться. Если правильно подойти, можно проскочить одним прыжком.       И Гельмут проскочил. Упал на песок, неуклюже перекатился, почувствовал, как на ноги что-то намоталось… А потом умер. Почти мгновенно. Мина МОН-50 убивает быстро и качественно, без лишних мук. Кениг даже не заметил вспышки. Просто его обдало нестерпимым жаром, а глаза перестали видеть.       Вдалеке взвыла тревожная сирена.       Они просто решили не париться с кирпичами и цементом. Вместо ремонта стены вояки заминировали кусочек земли, который нельзя было миновать не наступив на него, как ты ни прыгай через брешь.       Через полчаса к заграждению вышли четверо. Два офицера, и охрана из двух контрактников, держащих берег под прицелом своих 74-х.       — У меня есть только один вопрос. Как мы его будем записывать, товарищ лейтенант? — Сержант осмотрел кратер от сработавшей мины и заменил колышки для растяжки.       — Поясни, Вась? — Лейтенант стряхнул пепел на останки Кенига и откинул пинком в сторону его изрешеченную осколками мины сумку.       — Мы на него потратили целую «Монку». Его размазало в паштет. Даже если бы у него и были жетоны, мы их в этих ошметках не найдем. Не то что те козлы в дюнах, их опознали как в аптеке.       — Не парь мне мозги. Запиши неопознанным, лимит на неделю мы еще не исчерпали. Хоронить его не стали. Военные просто обновили растяжку и убрались в свой опорный пункт. Ждать нового идиота, готового рискнуть ради шанса на побег из города, из которого никому нет хода.       Это был конец Гельмута Кенига. От него не осталось даже строчки в ведомостях тех, кто его убил. Такой он, город Тарков. Тут такое бывает часто.