Колыбельная для принца

Мальчик мой, глаза закрой. Мальчик мой, спи, сладкий мой. Мальчик мой, я здесь с тобой…

Се Лянь спит тихо-тихо, прижавшись к чужой спине. Кончик теплого носа уткнулся куда-то между острых лопаток, зарылся в складки красного одеяния, а руки по-хозяйски обнимают широкие плечи. Похоже, кто-то привык спать в обнимку с подушкой, и не важно, что «подушка» сейчас, казалось, забыла, как дышать. Се Лянь спит сладко-сладко, а вот Хуа Чэну не до сна. Он старается не шевелиться, украдкой любуясь спящим принцем. В эту минуту тот был похож на пушистого котенка, который свернулся клубочком на груди хозяина. Одно неловкое движение — котёнок проснется: вскочит, вильнет пушистым хвостом и убежит. Но никто же не запрещает просто смотреть? Сейчас и этого было достаточно. Ночь, подобно большой черной паучихе, уже успела сплести своё бархатное кружево. Оно витиеватым узором оплело все вокруг: каждый куст, каждый камень; расползлось размытой тенью по дырявой крыше, проникло в каждую щель. Где-то вдалеке слышался шелест перешептывающихся деревьев и вторящий им мелодичный стрекот сверчка. В старом храме разлилась благословенная тишина, нежная, словно шелковая лента на тонком запястье мирно сопящего принца. Сквозь дыры в крыше видно иссиня-черное небо, взрывающееся миллионами серебристых искр, а посреди всего этого чудного великолепия маячила новорожденная Луна. Она нависла над храмом, словно пытаясь заглянуть внутрь, подсмотреть за Демоном и Небожителем, ночующими на одной циновке. Игривый лунный блик мягко коснулся бледной щеки спящего, запутался в каштановой прядке у лица, очертил скулу и медленно скользнул к губам… В эту секунду сложно было не позавидовать Луне. Хуа Чэн осторожно перевернулся на другой бок и замер. За столько лет он привык любоваться Его Высочеством издалека, а сейчас любимый человек оказался так близко, что можно было рассмотреть, как забавно морщится аккуратный нос. От такой картины сложно не улыбнуться. Уголки тонких губ ползут вверх, пока взгляд лукавых глаз опустился чуть ниже, к покрытой бинтами шее. Стоит лишь зацепиться взглядом за обнаженный участок молочной кожи, заметить рваный край черной канги, и улыбка гаснет. Се Лянь, будто почувствовав это, завозился во сне. «Неужели все-таки разбудил?» — пронеслось в голове. Хуа Чэн хотел было отодвинуться на край циновки, но ему не дали. Любимые руки схватились за край ворота рубашки. Что ж… Разве можно отказать, если тебя, пусть и не осознанно, просят остаться? Нет. За холщовой занавеской, что была вместо двери, промелькнула длинная тень, но тут же исчезла, испугавшись света серебряной бабочки. Сегодня праздник призраков, но ни одна тварь не сможет потревожить волшебный сон Его Высочества, пока рядом с ним Он. Спящий Се Лянь совершенно беззащитен и так доверчиво льнет к Хуа Чэну… От такой картины внутри все замирает и трепещет, словно хрупкие крылья бабочки-малютки. Где-то там, в глубине давно переставшего биться сердца, разливается теплота. Ведь наблюдать, как подрагивают густые ресницы любимого человека, пока тот спит, обнимая тебя — бесценно! Именно поэтому Хуа Чэн сделает все, чтобы защитить Се Ляня! Отгонит любые кошмары, чтобы только быть рядом. Ну, а пока, главное не шевелиться, чтобы не потревожить сладкий сон принца… — Доброй ночи, Гэгэ. Ничего не бойся, я с тобой.