Цена вознесения

«Прекрасные новости! Вэй Усянь мертв!» Новоиспеченный покойник едва сдерживался, чтобы не обрадовать заклинательское братство еще больше. Ну да, хорошего понемногу. Целых два прекрасных события они не перенесут. Сообщением о своем вознесении Вэй Усянь добьет их позже. А пока ему, божеству без верующих и храмов, но зато с бесчисленными недоброжелателями, строго-настрого запретили являть себя смертным. Позволили сделать лишь одно исключение для того, чье сердце тоскует о погибшем более всего. Вэй Усянь сразу же понял, в чье сновидение он попадет через несколько мгновений. Да и что гадать? Выбор невелик. Как много людей не изменило к нему своего отношения? Кто мог оплакивать его? У него остался лишь шиди, вечно недовольный и вспыльчивый, не принявший его сторону, но и не предавший его. Как бы Цзян Чэн ни относился к Пути Тьмы, Вэй Усянь был уверен, что тот тоскует о нем сильнее, чем кто-либо. Потому что больше некому. И через несколько мгновений он понял, что ошибался. «Простите, светлейшие, а вы меня точно в положенный сон отправили? — засомневался Вэй Усянь. — Я-то думал, Лань Чжань спит и видит, как спокойно ему будет житься без великого и ужасного, легкомысленного и бедового Старейшины Илин. А он спит и видит… меня». Библиотека в Облачных Глубинах. Лань Ванцзи пристально вглядывался в сидевшего напротив юного Вэй Усяня, который не столько переписывал книги, сколько болтал без умолку обо всем, что придет на ум. «Кажется, я попал в его ночной кошмар, — подумал настоящий Вэй Усянь. — Как неловко будет усугублять его мучения… Но что делать, коль уж я здесь?» — Как бы ни было мне совестно отрывать вас, Ханьгуан-цзюнь, от созерцания столь прелестной картины, я все-таки вынужден обратить на себя ваше внимание. Лань Ванцзи обернулся и непонимающим, судя по едва-едва округлившимся глазам, взглядом посмотрел на Вэй Усяня. — Не переживай! Я, верно, здесь по ошибке, и больше не побеспокою… Но мне хочется хоть с кем-нибудь поделиться вестью. Лань Чжань, я вознесся! Я стал божеством, Лань Чжань! Богом Войны! Обыкновенно бесстрастное лицо Лань Ванцзи преобразила слабая, мягкая улыбка. Немыслимо! «Кажется, — подумал Вэй Усянь, — мне удалось свершить первое чудо!» Но не успел он возгордиться победой, как следом за первым чудом последовало второе: — Для меня ты всегда был божеством. *** Вэй Усянь твердо решил присмотреть за Лань Ванцзи, который вел себя крайне странно. И не зря. — …Это не бери. Вкус ужасный. А это слишком мутное. Ты что, не видишь? О, вот это возьми, да! «Улыбка Императора»! У тебя прекрасный вкус, Лань Чжань. Вэй Усянь всю дорогу развлекал себя разговорами, пусть даже тот, к кому он обращался, его не слышал. Как и сам он не мог помочь с выбором. Да и вообще он не понимал, для чего благочестивому Ханьгуан-цзюню понадобилось покупать вино. Понял лишь потом, когда тот напился и оставил на своей груди клеймо от тавра — точно такое же, какое было у самого Вэй Усяня. *** У Вэй Усяня сердце кровью обливалось при звуке гуциня. — Не нужно «Расспроса», Лань Чжань! Я не могу тебе ответить. Я ведь сказал тебе, что стал божеством! Отчего же ты так грустишь? Ну же, порадуйся за меня! А то ведь и я теперь не могу из-за тебя радоваться… Я тоже по всем вам скучаю, Лань Чжань. *** Шрамы от дисциплинарного кнута никогда не заживали, чтобы провинившийся запомнил наказание на всю оставшуюся жизнь и больше никогда не совершал подобной ошибки. Удары Лань Ванцзи принимал мужественно, но их было слишком много даже для такого сильного духом и телом человека, как он. Вэй Усянь не выдержал и заслонил его собой — невидимым, бесплотным, бесполезным божеством. Кнут прошел сквозь него, обжигая все существо, и вновь обрушился на Лань Ванцзи, но, казалось, уже с меньшей силой. Если его решили забить до смерти, Вэй Усянь не позволит этому случиться! *** Лань Ванцзи, обессилевший, промокший и утративший всякую надежду, шел по тропе, глядя перед собой и не обращая внимание ни на что иное. Не замечал он и тихого детского плача, доносившегося со стороны одинокого дерева. А Вэй Усянь слышал. Трижды воззвав к совести заклинателя и столько же раз чертыхнувшись, он решил прибегнуть к запрещенному, но, видимо, единственному способу. Подошедши к дереву, он глубоко вздохнул… и явил свой облик. Лань Ванцзи тут же остановился и медленно повернул голову в его сторону. Конечно, черно-красные одежды заметно выделялись на грязно-сером фоне. На это Вэй Усянь и рассчитывал. Когда Лань Ванцзи повернул голову в сторону мелькнувшей фигуры, там уже никого не было. Могло показаться, померещиться. Не могло лишь случиться на самом деле. Но все-таки он не терял надежды и приблизился к дереву, чтобы оглядеться. И вот тогда заметил, услышал. Детский плач прямо из дупла. «Ну вот, Лань Чжань, — облегченно подумал Вэй Усянь. — А-Юань тебя отцом называл, а ты едва его не оставил! Пусть рядом с тобой останется хоть кто-нибудь…» *** — Гэгэ, а где второй гэгэ? — спросил внезапно А-Юань, все еще больной, с горящим лбом, лежащий в постели. Вэй Усянь больше не мог этого выносить. В волнении он ходил по комнате и обдумывал положение. Кое-какие силы у него теперь были — уже неплохо. Но появляться перед людьми ему до сих пор воспрещалось. Какой же тогда прок от всего этого? — Лань Чжань, я ведь говорил тебе, я божество! Помолись мне, и тогда я смогу помочь! Лань Ванцзи ничего не отвечал ребенку, но зато произнес про себя в который раз: «Вэй Ин, вернись». И тот услышал его мысли. «Эх, Лань Чжань, боюсь, это так не работает…» «Я скорблю и тоскую, потому что не уберег тебя, но за что мучается А-Юань? Лучше бы он все забыл, как страшный сон». А это уже было во власти Бога Войны. Он притронулся к голове малыша, и тот крепко, безмятежно заснул. Вэй Усянь не сдержал порыва и успокаивающе провел ладонью по щеке Лань Ванцзи. — Когда-нибудь мы снова увидимся, Лань Чжань. Даже если для этого мне придется стать Верховным божеством. *** Лань Ванцзи всегда ходил на ночную охоту в одиночку. Во всяком случае, так он наверняка думал. Вэй Усянь этого не одобрял. Даже самому сильному заклинателю не стоило бы лезть прямиком в логово твари, зная, что помочь ему, в случае чего, совершенно некому. Впрочем, в логово такой твари Вэй Усянь тоже пошел бы один. Встречи с хули-цзин* — девятихвостой! — он ждал с нетерпением. Ему хотелось только взглянуть на нее: прежде, при жизни, о подобных существах он лишь слышал. Хули-цзин, превращаясь в прекрасных дев и юношей, соблазняли людей и выпивали из них все жизненные силы, а из заклинателей и духовные. Но в том, что благочестивый Ханьгуан-цзюнь не поведется на красоту оборотня, Вэй Усянь не сомневался. Будучи многие годы незримым спутником Лань Ванцзи, он понял, кому тот отдал свое сердце. А потому он не мог остаться в стороне, когда хули-цзин, вопреки всем представлениям, не стала тратить время на заигрывания и напала сразу же. Напала коварно и незаметно, и как раз в тот момент, когда Лань Ванцзи высматривал ее в противоположной стороне. Мгновение на то, чтобы принять решение. Вэй Усянь мог использовать божественную силу и уничтожить хули-цзин, но если высвободить столько энергии, его собственный морок неизбежно спадет. Ничего, он успеет: нужно явить себя лишь на секунду, чтобы дотронуться до оборотня и развеять его одним своим прикосновением… Но именно в ту секунду, когда лисица исчезла, Лань Ванцзи обернулся. И увидел перед собой Вэй Усяня. — Как ты посмела принять его облик? — спросил он и, выхватив Бичэнь, направил острие прямо в грудь мужчины. Так он принял его за хули-цзин? Может, оно и к лучшему. — Что ж, заклинатель, убей меня. Я проиграла. — Измени облик, и тогда я убью тебя, — потребовал Лань Ванцзи с таким яростным блеском в глазах, какого в них никогда не появлялось. — Почему… почему ты… Вэй Усянь и сам удивился, почувствовав на щеках слезы. Если такова цена за вознесение, он больше не хочет быть Богом Войны. — Лань Чжань, это я. Это правда я. *** Вэй Усяню повезло вознестись в ту минуту, когда рядом никого не было. А значит, о новом божестве никто не мог узнать. Последователи Темного Пути относились к нему, как к Старейшине, не более. Ни молитв, ни храмов в его честь ждать не приходилось. Ему дали единственный шанс исправить положение — сообщить о вознесении через сон тому, кто тоскует о нем более всего и кто сообщил бы миру о новом небожителе. Но Лань Чжань этого не сделал, приняв его за плод воображения. По всему выходило, что носить Вэй Усяню титул «ты Никто и звать тебя Никак» веки вечные — одни воспрещения, одно забвение. И носил бы он его, если бы не ослушался главного запрета. Но Вэй Усянь ни на секунду не пожалел о том, что ослушался его. Даже когда узнал, что Лань Ванцзи сотрут воспоминания об их встрече. Даже когда узнал, что самого его свергнут с небес и позволят переродиться в теле, которое ему уже любезно предложили. Он ни о чем не жалел. А потом… …Увесистый пинок заставил Вэй Усяня открыть глаза. О своей смерти он ничего не помнил.