***
Произошло. Еще как произошло. Сичэнь пытался найти выход в этом огромном здании, но толпа людей все время куда-то его увлекала. Альфа думал, что его настигла полоса неудач, раз он перепутал рейсы, а теперь вообще попал в торговый дом семьи Вэнь. Это место было переполнено развратом и пороком, здесь продавали людей, словно вещи на рынке. Хотя, это ведь тоже рынок. Рабовладельческий. Стыдно признать, но в современном обществе это было распространенной практикой, а на продажу шли люди, "добровольно" подписавшие контракт. И таких были десятки тысяч, если не сотни. И, что еще хуже, в разы больше тех, кто желал приобрести живую игрушку. Технологии и прогресс шагнули вперед, но звериная тень все еще нависала над обществом. Поглощенный такими мыслями, Лань Сичэнь вошел в темный зал. В центре зала возвышался освещенный подиум, а в темноте стояли альфы и беты. На сцене, продолжением которой был подиум, стояла трибуна. На первый взгляд, это был зал для модного показа. Но, стоило первой выйти "модели", как Сичэня едва не хватил удар. Это – одежда?! Жалкие клочки ткани, едва прикрывающие самое главное? Ранее, невзначай посмотрев журнал Не Хуайсана, он решил, что люди надевают такое исключительно для фотографий. Оказывается, нет, не только. Еще больше сбило с толку, когда люди из толпы начали выкрикивать числа. До Сичэня дошло, что это ставки. Нет, он понимал, что это торговый дом и, соответственно, люди здесь покупали других людей. Но реальность все-таки немного шокировала альфу. И почему так дорого? Суммы уже шли на сотни тысяч долларов. Так вот куда высшие слои общества тратят свое состояние. Не успел Сичэнь придти в себя, как девушку-омегу уже кто-то купил. Та ушла за кулисы, а аукционер за трибуной объявил следующий лот. Лань Сичэнь уже начал проталкиваться через толпу к выходу, но будто какая-то невидимая сила заставила его обернуться. Альфа бросил взгляд на сцену и замер – там стоял худощавый юноша, ростом едва ли достававшим до груди Сичэня. Но альфа был полностью поглощен этими живыми и яркими глазами, цвета грецкого ореха. Черты лица юноши были тонкими и изящными, словно у девушки. Стоило чуть пухлым губам сложиться в улыбке, как на щеках заиграли ямочки, и Сичэнь был просто очарован ими. Черные, чуть волнистые волосы касались плеч, а их верхняя часть была собрана в хвостик, придававшая лицу игривость. Из одежды на юноше было "платье" серого цвета: высокий воротник, обнаженные руки и плечи, впереди вывязаны узоры-косички. Платье было коротким и больше походило на тунику. Пусть юноша был невысоким, но его ноги в черных туфлях на шпильке выглядели стройными, как у дикой лани. Под мерный ритм музыки омега пошел по подиуму. Его улыбка была мягкой, но движения источали соблазнительную грацию. Дойдя до края подиума, юноша развернулся. Зрители в зале зааплодировали еще громче, а у Сичэня закружилась голова – у "платья" совершенно отсутствовала спинка. Ничто не скрывало светлую кожу, взгляд мог блуждать от шейного позвонка до ямочек снизу спины. Сквозь гул в ушах Лань Сичэнь услышал ставки. Сто тысяч, двести тысяч, двести пятьдесят… Рассеянным взглядом молодой альфа окинул толпу, подиум, и неожиданно встретился с ореховыми глазами. Большие, чистые и ясные, с мягкой тенью от пушистых ресниц. От такого взгляда тело невольно покрылось мурашками, а горло сдавило спазмом. – Шестьсот, – сквозь оцепенение выдавил из себя Сичэнь, но в общем шуме на него не обратили внимания. Тогда альфа вскинул вверх руку и крикнул изо всех сил: – Шестьсот тысяч! Гул притих. Множество взглядом устремилось к Сичэню, который не опускал руку. Спустя несколько секунд раздался голос аукциониста: – Шестьсот, господин в белом! Шестьсот тысяч долларов – раз! Шестьсот тысяч долларов – два! Шестьсот… – Семьсот, – перебил его мужской голос. Толпа обернулась к заговорившему. Им оказался альфа немногим за сорок, в брендовом костюме золотого цвета. Глядя на хитрый прищур и неприятную улыбку, этого мужчину никак нельзя было назвать хорошим человеком. С каким-то непонятным ужасом Сичэнь уловил в чертах лица альфы черты того самого омеги на сцене. Он не мог знать наверняка, родственники ли они, но чувство отвращения к этому человеку уже затопило его. Захотелось во что бы то ни стало забрать юношу отсюда. – Восемьсот. – Восемьсот пятьдесят, – мгновенно ответил альфа в золотом. Ему не хватало только веера, чтобы выглядывать из-за него и прятать свою гадкую улыбку. Сичэнь сжал кулаки. – Миллион. Мужчина в золотом промолчал. Аукционист начал вести отсчет: – Миллион долларов – раз!В зале стояла тишина. Омега на сцене продавил ногтями кожу на ладони.
– Миллион долларов – два!Двое мужчин напряженно смотрели друг на друга.
– Миллион долларов – три! Продано молодому господину в белом! Облегчение выбило весь воздух из легких Сичэня. Он чуть пошатнулся и поспешно вдохнул. Вокруг него аплодировали. Кто-то даже хлопнул по плечу. Сичэнь снова посмотрел на сцену. Юноша все еще стоял там. Но теперь его облик излучал какую-то неудержимую радость. Лань Сичэнь улыбнулся. Это того стоило.***
Альфа нежно целует бледную кожу. На губах расцветает вкус цитрусов и аниса. Юноша под ним дрожит и выгибается навстречу всем телом, а руками прижимает голову мужчины к себе, спутывая длинные пряди волос, которые прохладным шелком щекочут кожу.– Мое имя Мэн Яо. Как я должен обращаться к господину? – Не "господин". Просто по имени. – Тогда я могу узнать ваше имя? – Не "вы". Ты. – Ты странно разговариваешь. – Не странно, а очарованно. – Тогда скажи мне, очарованный: как твое имя? – Хуань. Лань Хуань.
Пьянит. Как же пьянит срывающийся на стоны голос. Пьянит терпкий запах, который, кажется, уже пропитал собою каждую клетку тела и частицу разума. Пьянит вес стройных ног в своих ладонях. Пьянит чувство вседозволенности, когда губы собирают выступающие сладкие капли.– Мэн Яо, тот человек в золотом… Он продал тебя и набивал цену – кто он? – Если коротко – мой отец. – Это незаконно… – Все в порядке. Я никогда не считал его своим отцом.
Приятно толкнуться в жар чужого тела. Так хорошо чувствовать себя целым, словно нашелся недостающий пазл, чтобы завершить картину. Если бы Сичэнь сейчас мог связно думать, он решил бы, что та картина написана в золотых тонах. Ярких, но не слепящих, сияющих, но не как солнце, а как фейерверки. Вот уж точно, новогоднее чудо в жаркий август. Чужие ногти неожиданно оцарапали спину, когда Сичэнь толкнулся еще глубже. Теснота сводила с ума.– Хуань, прошу, возьми меня сегодня. – Почему? Ты не обязан. – Я хочу поставить точку в прежней жизни. И начать новую.
Тела выгнулись навстречу друг другу, прижимаясь животами. Стоны утонули в поцелуе. Жарко, мокро, но так хорошо. Хорошо отбросить все и быть обнаженным не только телом, но и душой. Клыки мягко вошли в пахучую железу, и хриплый стон сорвался с опухших губ. Любой скажет, что не стоило ставить метку, но они все решили. Сегодня они уже не просто альфа и просто омега, а единая пара. В конце концов, один плюс один равно два. И это ты и я.