Кто не любит Марио Фернандеса?

Все любят Марио. И любят по-разному. Вот Акинфеев любит по-отечески, каждый раз перед матчем нашëптывая что-то тëплое, понятное лишь Марио, на смеси русского и ломаного испанского, которому он научился от гугл-переводчика. Игорь любит Марио, словно родного сына, которого он приютил сравнительно недавно — казалось бы, прошло все пару лет после вступления Фернандеса в ряды красно-синих. А у Игоря ощущение, будто они знакомы вечность. И уже целую вечность длятся эти его «а почитай на ночь сказку, а, Игорь…» и «потрогай мои волосы: правда, на барашка похоже? (смеëтся)», или «а я правда тебе нужен, Игорь? Это ведь не понарошку всë? Ты же не бросишь меня, как они?..» Последнего предложения Игорь предпочитал бы никогда не слышать, но всë же периодически в речи светлого лучика солнышка проскальзывали такие мысли. Тогда Акинфеев крепко-крепко обнимал своего бразильского мальчишку, осторожно ворошил руками кудряшки и приговаривал: — Правда, Марио. Правда. Ну как тебя не любить? Нет на свете человека, который не любил бы Марио. Даже Кирилл Набабкин — легенда и чемпион мира по скоростному придумыванию шуток — никогда не отзывался о бразильском солнышке плохо. Это был их общий, для ЦСКА, лучик света, который сиял для них даже в самой безнадëжной тьме. Как-то раз Арнор даже сказал в раздевалке: — Не бывает на свете человека, который не любил бы нашего Марио. Это аксиома, — гордо провозгласил он. — Что, новое слово выучил? — пробормотал с жуткой ухмылкой на лице Магнуссон по-исландски, и Арнор тут же накинулся на старшего с возмущëнным видом, мол, да как ты смеешь!.. Марио тогда лишь тихо посмеялся, но ничего не сказал; лишь кивком поблагодарил ребят. Виктор Михайлович любит Марио как игрока. Нет в ЦСКА людей трудолюбивее, чем Акинфеев и Фернандес. С самого утра пашут и пашут. Марио — с виду такой хрупкий и ранимый — на самом деле очень сильный. Он как-то раз даже защитил девушку в переулке от нападения бандитов (правда, Игорь потом его страшно ругал, а ещë позже выяснилось, что Марио просто не разобрался в русских выражениях «да я тя щас убью!», хотя девушку, конечно же, никто убивать не собирался — она спокойно себе гуляла со своими друзьями). Но это неважно, главное, что Марио не боялся никого и был очень сильным. По крайней мере, так было до одного злосчастного дня. Станислав Саламович, иногда, глядя на сборную молодых и амбициозных ребят, чувствует себя древним дедом. И для Марио он как дедушка: старается беречь, потому что на поле у Марио цель одна: отобрать, не дать пройти, не забить! Только в атаку, зубами выгрызать для своих всë! И часто это дело заканчивается травмами, потому что Фернандес иначе не может: слишком старается для товарищей по команде. Кто не любит Марио Фернандеса? Такого человека не существует. Это не гипотеза, это аксиома. Доказательства не требует. Правда, Вселенная не учла, что на белом свете существует один-единственный человек, который привык ломать все стереотипы и законы. Денис Черышев. Он каждый раз проклинает тот день, когда впервые увидел его. Бразильца, о котором не переставая говорили почти все в сборной. Денис только приехал на базу, как к нему в номер сразу же ввалился Артëм Дзюба, его старый друг, и скомкано, отрывисто стал что-то объяснять. Черышев из его рассказа услышал чëтко только три фразы: «Марио», " Ну невозможно не любить, Дэн!» и «прикинь, Игорь рассказал…». Денис, гонимый Дзюбой, поспешил в столовую на завтрак. Там все столпились вокруг одного столика. Черышеву стало любопытно, и он тоже подошëл поближе. Толпа немного расступилась, освободив место для Дениса, и тот вдруг увидел это. Это бразильское чудо, которое так искренне улыбалось и смеялось над какой-то очередной шуткой Набабкина (его тоже вызвали в сборную). Кучерявое солнце тут же ослепило Дениса, и он почувствовал, что где-то внизу живота растекается какое-то тепло. Господи, да что происходит?! Денис рвано задышал, пытаясь глотнуть немного свежего воздуха, потому как бразилец, невинно хлопая ресницами, вышиб из его лëгких весь кислород. Денис влюбился. Навылет. Сразу же. С первого взгляда. Он понял это уже тогда, но, как и всегда, в голове сразу же что-то щëлкало, и Черышев отчëтливо слышал голос отца: «Смотри, пидоры прошли. Ты ведь не хочешь быть таким отбросом, правда, Денис?» Или: «Дэн, говоришь, тебя в команде называют «Черри»? Как-то по-пидорски, не находишь?» И Черышев захлëбывается в собственном гневе на себя, на отца, на весь мир за его несправедливость… Но почему-то срывается он на ни в чëм не повинном Марио, который лишь непонимающе улыбается в ответ грубым русским словам. Он понимает, что ему хотят сказать: он уже различает многие русские слова, вот только не понимает, почему Денис сразу после тренировки схватил его за руку и притащил в это место, где пахнет сыростью и очень холодно, и нет ни души. Черышев бьëт наотмашь, а Марио улыбается. Тогда Денис уже безразборочно и безостановочно бьëт, колотит, лупит его руками, ногами, захлëбываясь в слезах и крича: — Ненавижу, сука, ненавижу! Не-на-ви-жу! — и снова бьëт Марио, на этот раз по голове. И Марио отключается, всë также растерянно улыбаясь, потому что до последнего не понимает, какое вообще он зло сделал Черышеву. И Денис рыдает навзрыд, продолжая кулаками прошибать грудную клетку Марио: — Ненавижу!

***

Черчесов рвëт и мечет, пытаясь выведать, кто избил Марио, потому что сам Фернандес лишь сжимает зубы и мотает головой: не скажу. Тренер подходит к каждому футболисту и заглядывает ему в глаза, спрашивает про Марио. Очередь дошла и до Черышева. Тот прикусил губу и также, как и все, ответил: — Я ничего не знаю и не видел, я вообще на тренировке был. И ведь ребята подтверждают. Потому что Марио отлучился до тренировки, а Денис пробыл там до конца. Никому же и в голову прийти не могло, что Черышев будет ждать бразильца после тренировки специально, чтобы избить за то, что любит. Бьëт — значит, любит? Нет, сука, не так математика складывается. Бьëт — значит, насилует. Конкретно так причëм. Черышев не может остановиться в своих порывах, потому что в мечтах надеется стереть эту глупую улыбку с лица бразильца. Потому что он, по мнению Дениса, насмехается над ним, над его чувствами, просто не хочет признавать, что Денис нормальный, нормальный! Никакой он не пидор, которые красят волосы, делают себе маникюр и носят дурацкие розовые рубашечки! И не нужны ему никакие сопли и отношения с парнями! В очередной раз выбивая из Фернандеса эту дурь, Черышев чувствует, что уплывает куда-то туда, откуда себя достать сам он уже не сможет. Он ненавидит, искренне ненавидит!.. Себя. Он отдëргивает руку от зажмурившего глаза Марио, который сидит перед ним на корточках, ожидая очередного удара. И как в команде ещë ни о чëм не прознали? Денис смутно вспоминает, что это сам Марио и не выдал его. Но спрашивать «зачем» не хотелось — Денис же был убеждëн, что бразилец хочет повычурнее поиздеваться над ним. Он просто пихнул Фернандеса в сторону, отчего тот как-то совсем уж растерянно пискнул, и, стиснув кулаки, ушëл. Денис не любит Марио. Он его ненавидит. Или по крайней мере, пытается себя в этом убедить. Отчаянно пытается, до боли в сбитых в кровь о стену костяшках, до треснутого зеркала в ванной, до разбитой вазы, сметëнной в очередном порыве любвиярости с подоконника. Черышев ненавидит своего отца за невзначай брошенные тогда им фразы. И отца уже года три как нет в живых, а он всë помнит, помнит, помнит! Как маленьким плакал, запершись в комнате и крича, что всë равно любит Карлоса и никогда не бросит, помнит, как отец потащил его за ухо на балкон и избил до крови, помнит, как рыдал чуть ли не на всю Испанию, когда отец сказал, что Карлос уехал и больше никогда не вернëтся, помнит… С тех пор Денис вообще никого не любит.

***

Марио любит Дениса. Марио любит всех. Он не любит только людей в чëрных кожаных куртках и с суровыми лицами, только если это не Гончаренко, и не любит, когда снежинки случайно попадают в глаза зимой. А людей Марио любит. Когда Денис отвëл его в сторону «поговорить», Марио не ждал никакого подвоха. Беззащитный, такой ласковый, он никак не ожидал пощëчины. Упал, больно ударившись, но не обратил на это внимания. Лишь продолжил растерянно хлопать глазами, смотря на Дениса и улыбаясь. А тот как будто бы лишь больше разозлился. И когда Марио начали жестоко избивать, бразилец понял, что сделал что-то не так, или как-то умудрился оскорбить Черышева, вот только когда — вспомнить почему-то не удавалось, и всë, что оставалось Марио — улыбаться и ждать, пока Денис успокоится. — Ненавижу, — выплюнул он на испанском, толкнул Марио на землю и ушëл, оставив его в холодном и сыром месте, которое навевало не лучшие воспоминания. У Марио были хорошие родители. У Марио была любимая свинка, которую он прозвал Сольсердо — соединил слово «солнце» и слово «свинья», потому что бок этой свинки блестел, словно солнышко. И Марио всегда любил играть со своей Со-со. Они вместе бегали по грязным лужам, вместе визжали от удовольствия, вместе валялись в тени, скрываясь от лучей палящего солнца. — Солнышко прячется от солнышка! — смеялся он. Пока однажды не услышал от отца фразу, которая просто убила внутри маленького Марио частичку его собственного солнышка: — Мы зарезали свинью, Марио. Продадим мясо и купим новогодние подарки вам с братом и сестрой, здорово, а? Но нет, это было совсем не здорово. Марио сжал ладони в маленькие кулачки и, со слезами на глазах, отчаянно закричал: — Зачем, па? Зачем?! Со-со была такой милой и доброй! Она была моим другом! Зачем? Зачем, зачем?! Тогда Марио впервые убежал из дома, поссорившись с отцом. Он бежал, бежал долго, так что не заметил, как нога поехала в сторону, он поскользнулся и полетел кубарем с отвесного берега прямо в холодную морскую пучину. Надвигалась ночь, и море почернело. Разгулялись волны. Марио отчаянно барабанил ладонями по поверхности воды, пытаясь откашляться, выбраться, вырваться из ледяных оков. Вода была очень холодной, а на сердце бушевал ураган. Только Марио успел подумать, что погибнет здесь и отправится на тот свет, к его Со-со, как вдруг чьи-то руки крепко обхватили мальчишку и потянули на себя. Что было дальше, Марио слабо помнит. Лишь то, что очнулся на коленях своего отца уже дома поздней-поздней ночью. Но это никак не сломало его психику, если вы так успели подумать. В конце концов, свинья и правда не могла заменить ему настоящих друзей. С тех пор Марио всегда светится, словно солнышко, когда ему удаëтся завести новых друзей. Ведь это так прекрасно — любить людей! И Марио любил. И сейчас любит. Понимает, что это неправильно, и что нужно бы обо всëм рассказать Игорю, Виктору Михалычу, или, на худой конец, Станиславу Саламовичу, но… Он молчит. Мотает головой и молчит. И даже когда Денис в истерике бьëт его по всему подряд, молчит. Смотрит на него своими тëплыми глазами и улыбается. Не понимает, почему в животе словно бабочки порхают, и сердце колотится быстрее, когда Денис рядом. Но не от страха: от любви.

***

Игорь искренне недоумевает, нет, даже злится на то, что Марио не доверяет ему свой секрет. Он хочет рвать и метать, порвать глотку тому, кто делает это с его любимым Марио. Артëм ласково остужает пыл голкипера, но через несколько минут всë повторяется, и Дзюба больше не находит причин, чтобы дать Фернандесу время. Нужно действовать. И Дзюба действует. Бежит прямиком к Черышеву в номер и рассказывает обо всëм без утайки, потому что друг. Вот только не учитывает того, что этот таинственный насильник и есть сам Черышев, которому уже осточертело всë, и который просто хочет, чтобы сборы, наконец, закончились, и он мог со спокойной душой съебаться в Испанию. Лишь бы подальше от всего этого бреда. Подальше от прошлого. Денис понимает, что Господи, он всë рушит, ломает, и всë летит к чертям. Он не понимает, откуда в его сердце столько злости, и есть ли у него совесть в принципе. Кажется, нет. Поначалу Черышев принимает это как оправдание: мол, раз я мразь, то мне можно совершать сволочные поступки. Но однажды Черышева тошнит прямо на тренировке: в последний момент он успевает скрыться в туалете. Его тошнит оттого, что Марио, весь такой из себя ухоженный, правильный, и всем улыбается. Его чëртова улыбка сводит Дениса с ума. Он перестаëт различать, какие сейчас время суток, число, неделя, месяц. Он не замечает, во что одевается по утрам. В его мыслях, на его губах — всë одно, срывается с эмоциями, меняющимися с частотой в одну секунду: «Марио. Марио… Марио.» Сборы заканчиваются. Денис возвращается в Испанию, где, как он думает, ему станет лучше. Так вот нихуя. Всë только хуже. Каждую ночь, стоит Черышеву лишь коснуться головой подушки и закрыть глаза, в голове лишь образ кучерявого бразильца с омерзительно-притягательной улыбкой. Он усмехается и говорит Денису прямо в лицо: «Пидор. Ненавижу. Мразь. Сволочь. Черышев, ты п-и-д-о-р». И говорит так чëтко и без акцента, заносит руку для удара, и сердце Дениса не выдерживает и делает кульбит, из-за чего он резко садится в кровати и стирает дрожащей рукой холодные капли пота со лба. Кошмары снятся Черышеву каждую ночь, а иногда и мерещатся наяву, поэтому Денис думает, что окончательно сошëл с ума. Но это только начало. Лëжа на кровати и глядя в потолок, Черышев думает, и ему вдруг приходит в голову мысль, а вдруг… А вдруг он и правда влюбился? Вдруг он и правда гей? Реальность суровой пощëчиной возвращает Дениса к вечному страху перед отцом и самим собой, и Черышев резко подрывается с места и отправляется в клуб, надеясь снять какую-нибудь девушку на ночь. Хоть какую-нибудь!.. Чëртовы кудряшки. Денису плохо, Денису тошно, он чуть ли не везде чувствует прикосновение к этим мягким кучерявым волосам Марио. Он видит его улыбку везде, и ему кажется, что сами стены домов улыбаются ему улыбкой Марио и смеются, шепчут вслед: — Пидор. Пидор… Пидор! Денис срывается. Он уходит из клуба, разрывает контракт, удаляет все телефоны, оставляя лишь матери и Черчесова (на всякий случай). Становится свободным агентом. Он молится, чтобы из-за его поступка его не взяли на весенние сборы. Ага, как же. Не возьмут его. Приедет, как миленький. Через два месяца морального самобичевания. Приехал. Стоит перед дверью, ведущей в чужой номер, и почему-то не испытывает никаких эмоций. Ни страха, ни злорадства. Просто дикая усталость, заглушающая всю физическую и моральную боль. Денис устал. Устал притворяться «нормальным». Устал бежать от себя. Устал бояться призраков прошлого. Он просто решил войти и во всëм признаться. А что будет дальше… Да пусть Марио на него накричит, изобьëт до полусмерти — он это заслужил, пожалуйста!.. Только пусть выслушает. Хотя бы самое главное. Фернандес открывает дверь, от неожиданности разинув рот и застыв так на пару секунд. Черышев устало кивает: — Привет. Я могу войти? Умоляю, не прогоняй, а просто послушай… Я не собираюсь тебя больше бить, — серьëзно посмотрел бразильцу в глаза, чтобы тот понял: это правда. И Марио впускает, всë ещë растерянно провожая взглядом незваного гостя, который хмурым облачком уселся на угол кровати и уставился в одну точку на полу. Фернандес аккуратно приземляется на табуретку, стоящую напротив, внимательно глядя на Дениса, который сжался в комочек и словно уменьшился раза в три. Марио не торопит, настороженно вглядываясь, пытаясь установить зрительный контакт с Черышевым, но тот просто молчит, теребит руками край простыни и периодически вздыхает. Наконец, говорит: — Ты прости меня. Знаю, это невозможно, но я пришëл сюда скорее ради того, чтобы высказать свою вину. Да, можешь не прощать. Можешь избить меня прямо сейчас, но, думаю, я не заслужил такого лëгкого наказания. Ты можешь сделать сейчас со мной всë, что тебе захочется, просто… — Денису тяжело удаëтся выдавить из себя его имя. — Марио. Знай, что я очень сожалею. И что я мразь, скотина, и идиот. И пидор. Бразилец молча выслушивает эту импровизированную речь от Черышева, потом так же молчит ещë минут пять. Наконец, Денис решается исподлобья взглянуть на Марио, ожидая увидеть на его лице гнев, ярость или насмешку, издëвку, но… Увидел лишь слëзы. И такую тëплую, такую родную улыбку, от которой сердце почти остановилось, и Денис вздрогнул, зажмурив глаза. И вот за этим он гнался, одновременно убегая? Он ведь не хотел, не хотел, не хотел… Черышев дëрнулся от прикосновения холодной руки откуда-то со спины. Он попытался обернуться, но его придержали, обхватив обеими руками и прижав к себе крепко-крепко (как это делал Игорь). Денис почувствовал, как футболка со спины промокает от слëз, но он точно знал, что Марио сейчас улыбается. И тогда Денис впервые услышал, как Марио на самом деле говорит — тихо-тихо, мягко и тепло, обволакивая своим голосом такую мрачную душу Черышева, заставляя сиять даже самый чëрный уголь блистанием алмаза: — А меня Марио зовут, — тихий всхлип (наверняка с улыбкой на лице). — Мы ведь тогда так нормально и не познакомились… Но я ждал тебя. Черышев оборачивается и видит перед собой Марио. Пока что не своего Марио, но уже совсем точно не врага, и совсем не токсичного человека. Он видит улыбку, которая преследовала его всë это время, и впервые… улыбается в ответ.