be my light

-- Привет! И здравствуйте, тетушка, очень вкусно пахнет мясом, -- Лянь улыбается и присаживается за стол рядом с Хуа Чэном. После того разговора они перестали так много общаться, это расстраивало обоих, но Се считал, что так будет лучше. -- Крольчатина, редкое мясо в таких краях, но кто, как не я, найду его? И приготовлю его невероятно вкусно, между прочим, -- горделиво произносит женщина. Младший помогает с тарелками и особенно аккуратно ставит сервиз рядом со старшим. Он знает, что Хуа Чэн не заметит маленьких деталей заботы и его это успокаивало. От чувств не убежишь, а вот скрыть их -- запросто. После вкусного ужина, Лянь помогает убрать со стола и Хуа Чэн останавливает его на мгновение. -- Нам нужно поговорить. -- Что? О чем? Все ведь хорошо? -- Лянь смотрит на женщину, которая лишь утвердительно кивает, мол сама все здесь уберет, а им стоит выйти пройтись на улице, -- Ладно, пойдем. Они идут по тропинке, которую натоптали жильцы деревни, когда ходят в лес в поисках ягод и грибов, но она также ведет к излюбленному места юношей: холм. Сверчки уже во всю стрекотали, наступал вечер, солнце уже давно ушло за горизонт, а вдали были слышны звуки маленьких зверьков, ищущих своих сородичей и прячущимися от хищников. Когда они доходят до места, присаживаются на траву, Хуа Чэн выискивает травинку и начинает ее грызть. -- Ты меня избегаешь, -- начинает Хун. -- Это неправда, -- молчание, ложь. -- Так будет лучше для нас обоих. -- Ты у меня хотел спросить? -- Хун, я.. Я люблю тебя, это неправильно. Это грех, отец, он... Накажет меня, понимаешь? Шрамы прошлого никогда не уйдут, даже если я вдруг приму себя. Хоть этому и никогда не бывать. Шрамы от ударов на теле не сойдут уже никогда и остаются как клеймо за мою грешную душу. Мне даже лечение не помогло, Чэн, я... Я ведь бесполезный с такой болезнью... -- он опускает голову и сдерживается, чтобы не заплакать, но старший чувствует. Для него понимать настоящие эмоции в новинку. -- Тогда я тоже болею. И не только слепотой, Се. Я... Тоже... -- и вместо слов целует. Так, словно это последний поцелуй. Он делает это нежно, делает так, чтобы украсть всю боль Ляня, делает так, чтобы младший поверил в свою важность. Делает так, чтобы он наконец-то принял себя и полюбил. А тот трясется и слезы наворачиваются на глазах, внутри клубок эмоций, противоречий, непонятное ощущение боли и блаженства одновременно. Тревожно. Напряженно. Больно. Больно. Больно. -- Хун... -- он отодвигается и слабо улыбается, хотя это было похоже на попытки успокоить себя, что выходило ужасно, -- Спасибо тебе. Спасибо, что ты есть.. Я.. Постараюсь принять себя. Ради тебя. Ради.. -- молчание, -- Нас? -- Ради нас, -- Хун прижимается лбом ко лбу и впервые за дни порознь искренне улыбается, -- Будь храбрым, Се. Если твой отец учил тебя, что быть неправильным -- плохо, то, должно быть, он учил тебя быть сильным. Я научу тебя по-другому. Будь сильным и... -- старший целует юношу в лоб и берет его лицо в свою руку, большим пальцем бережно смахивая слезы с щеки юноши, -- Будь собой. На этих словах Хуа Чэн уходит, оставляя Се Ляня одного. Тогда это казалось правильным решением. В небе снова собирались тучи и холодные и неприятные капли проникали в ткань одежды и заставляли Ляня содрогнуться. Он смотрит на речку и улыбается. Но почему-то в этой улыбне не отражались эмоции, а мысли с болезненных превратились в спасительные. Хуа Чэн прав, но... Картина, где он лежит мертвый... -- Нет.. Неправильно, но он тебя.. Любит? -- а любит ли? Признания не было. -- Но это грех, я не смогу продолжить потомство, не смогу смотреть отцу в глаза, смотреть в глаза невестки, в глаза мамы... -- он привстает, с одежды уже капает, а волосы были настолько влажными, словно юноша только-только искупался. Подходит к речке и проводит по ней ладонью. -- Если бы ты только знал, как... Как я себя ненавижу за свою жизнь. Если бы ты только знал, Хун, -- проникает в воду и спокойно идет вглубь, -- Я... Люблю тебя. -- и падает. А на утро статься в газете: "Юноша, что болел гомосексуализмом, покончил с собой на своей родине, подозревается, что он не смог вылечить свой недуг и решил, что такой поступок поможет омыться от греха" Слова о любви не были сказаны. Сезон дождей превратился в дождь в душе Хуа Чэна. Больше матушка не видела его счастливым, да и сама перестала готовить пироги-отголоски детства и игр. А тот поцелуй и правда был последним.