Весело и грустно

Двадцать шестое сентября. Вечер.       По стране, словно ураган прошлась новость о взятии студентов и преподавателей местного университета в заложники группой террористов. Недалеко от учебного заведения суетятся спецназовцы. Все уже забили на мешающих журналистов, ведущих прямой репортаж с места происшествия. Дипломаты, заходившие в здание, вернули несколько пленников путем переговоров, по большей части это были инвалиды, несколько беременных женщин и детей, которые находились там с родителями-преподавателями. Несколько часов назад две студентки умудрились сбежать, так как успели спрятаться. Кажется, один солдат скоро заснет, что не удивительно. Несколько суток мы стоим на ногах, ожидая начало штурма.       Я сделала затяжку, сигаретный дым проник в легкие и вернулся обратно, растворяясь в воздухе.       — Эй, Вознесенская, — окликнул меня грубый мужской голос.       — Чего тебе, Фриц? — я повернулась в сторону подходящего солдата лет двадцати семи на вид, мы обменялись взглядами и повернулись к университету.        — Скоро начнется, — сказал он, смотря в одно из многочисленных забаррикадированных окон.       Ублюдки хорошо подготовились. По сведениям дипломатов они установили пулеметное гнездо в библиотеке, а это значит, что большая часть коридора на первом этаже будет простреливаться, также они забаррикадировали все входные двери. Будет точно жарко.       — Ага, — растягивая гласные, ответила я.       — Что чувствуешь?       — Радость. За то, что мой брат прогулял пары. Он ведь тут учится. И злость. По понятным причинам. И долг. Сева сейчас как на иголках. Недавно он позвонил, просил спасти всех и вернуться. Как-то так, — снова затянулась и выдохнула едкий дым.       — Не понимаю я этих мусульман. Лучше бы друг друга поубивали, — сморозил очередную глупость.       — Не удивительно, что не понимаешь. Фриц, дело не в религии, а глупых людях, которые не понимают смысла Корана, где есть пункт про джихад — войну против неверных. Прикол в том, что те идиоты в здании универа толкуют это как борьбу против «неверных» путем убийства. В то время как джихад — это борьба со своими пороками, — объяснила я. Не смотря на то, что Гантер старше меня, он создает впечатление глупого подростка, который только познает мир взрослых.       — Но почему тогда большая часть террористов именно они?       — Отнюдь. Угроза праворадикалов или латиноамериканцев больше, если посмотреть статистику, — в последний раз затянувшись, отбросила бычок в сторону и посмотрела на небо, если Рай существует, то, возможно, отец смотрит на меня и ждет, что я выйду из университета живой или упрекает меня за курение. — Неужели мир без войн — это так сложно для людей?       ***       Началось. Прорывы были осуществлены с двух основных мест: столовой и библиотеки. Приказ простой: одиночный огонь на поражение. Пробегая с оружием в руках, отстреливала террористов. Повезло, что они не до конца подготовились к штурму. И сыграл эффект неожиданности, не знаю, как мы умудрились войти в здание так тихо, но факт остается фактом. Пока нам везет, но не зря говорится «надеемся на лучшее, готовимся к худшему». Военные быстро выводили заложников из здания, среди них я видела одногруппников брата. В их глазах не горел тот огонь, огонь молодости, азарта, веселья и уверенности в своем будущем, что не удивительно. В последний раз я их видела пьяными и счастливыми. Они ещё долго будут тратить деньги на походы к психологу, и вылезать из ямы отчаяния. Боюсь представить, что с ними делали за эти дни.       Мы поднялись выше, зачищая помещение за помещением. На полу актового зала, где было больше всего заложников, валялись использованные шприцы. Стало мерзко. Заметила шахидку, которая собиралась подорвать себя. Я прицелилась. Нажимаю на спусковой крючок и пуля полетела прямо в голову. Мертвое тело мгновенно падает на окровавленный пол. Когда я убиваю, то на это время верю в Бога. Мысленно замаливаю свои грехи и грехи убитых мной. Скорее я эгоистично молюсь за себя, надеясь, что буду в лучшем мире. Но жалеть не время. Я уже давно выбрала путь солдата, ещё ребенком, когда отец умер во Второй Чеченской войне, оставив меня, брата и мать одних.       Какой-то террорист, ещё сопляк, схватил молодую девушку для использования её, как живой щит. Он начал скрываться в коридоре. Не колеблясь, побежала за ним. Он уже начал подниматься по лестнице вверх. И на что он надеется? Я быстро их догнала.       — Живо отпусти девушку, — наведя оружие, сказала я приказным тоном.       Глаза девушки горели мольбой и страхом. Строгая юбка разорвана, а по ногах была запекавшаяся кровь. Не трудно догадаться, что ей пришлось пережить. Ненавижу насильников, желая почувствовать превосходство и ублажить свои желания, пользуются беспомощностью жертв. Ярость поглощала меня, но холоднокровие взяло верх. Курок пистолета прижат к её виску, чтобы спасти девушку есть только один вариант — быстрое попадание в голову того психа.       Я прицелилась. Нажала на спусковой крючок. Секунды тянулись долго. Одно дело просто убивать по приказу, а совсем другое осознавать, что от тебя зависит жизнь молодой девчонки.       Пуля летит не в голову, а в грудь террориста и он падает от боли. Какого хера?       Молодая студентка бежит ко мне, а я стреляю в последний раз.Дура.       Террорист успевает выстрелить в меня, словно Пушкин на своей последней дуэли.       Я упала на холодный кафель. Пуля попала в живот. Адская боль даже сравнить ни с чем не могу. Пелена слёз застелила глаза.       Мужчина умирает от моего выстрела. Девушка начала меня тащить на улицу. Зачем ты меня туда несешь. Она что-то отчаянно кричит. Не слышу. В ушах звенит. И в глазах мутно.       Меня дотащили до улицы. Яркие осенние листья падают на меня и покрытый трещинами асфальт. Медики уже бегут ко мне, но я знаю, что мой конец неизбежен. Пуля, попавшая в меня, легко разорвала органы.       Желая схватить девчушку, с трудом хватаю её за руку. Надеюсь, она не будет винить себя в моей смерти, это я дура криворукая. Даже смешно. Из таких передряг выходила целехонькой, а какой-то неумелый пацан умудрился меня подстрелить, зато успела утянуть его собой. Последняя радость.       — Живи. Несмотря ни на что. Борись до конца, — еле говорю, рот весь в крови, а на языке вкус металла.       Воздух пропитался приторно-сладким запахом. Девушка,молча, проливала за меня слёзы. Хах, слезы почти мертвецам не нужны, лучше потрать их на дешевые драмы и слезливые фильмы. Прости, мам, хреновой я была дочуркой. Прости, братишка, я не вернусь. Простите, но я не могла поступить иначе. С трудом замечаю черную кошку, бегущую ко мне, она смотрит мне в глаза. Извини, я тебя не приласкаю.       Я уже готова к смерти. Я бы даже поржала над своей тупостью, но не могу, лицо только скривилось в ухмылке. Надеюсь, что в Аду есть напитки покрепче.       И пустота.