Он помнит...

      Вэш любил Вульфвуда. Это была не та страстная любовь, которую так часто описывают в романах, ради которой люди идут на безумства, не могут дождаться встречи с любимым человеком, рвут на себе волосы от томящей разлуки. Это было сладкое чувство, от которого на душе становилось так хорошо, которое привносило спокойствие и умиротворение в жизнь тайфуна. Но сейчас Ник мёртв, и всё, что эта любовь вызывает - скорбь и тоска, давящие на грудь в ожидании слёз. Паникёр, как и прежде не даёт чувствам волю.       Он с неизменным благоговением вспоминает улыбку Вульфвуда. Ник так редко улыбался, чаще ехидно, когда подкалывал Вэша. Но в те редкие моменты, когда он позволял себе расслабленно приподнять уголки губ, сердце стрелка трепетало в грудной клетке, будто подталкивало его ближе к возлюбленному, в его объятия. Только тогда Паникёр имел вредную привычку игнорировать свои желания и, сдерживая вздохи, он оставался прикован к своему месту. Теперь Николаса нет, а тайфун с тем же сладостным замиранием видит во снах нежную улыбку. Его улыбку.       Вэш никак не мог забыть янтарные глаза. Они так весело искрились при свете солнц, придавая зрелому лицу священника детскую игривость. Они так внимательно изучали пол, будто сквозь мутную плёнку слёз смотрели мельком на стрелка, отчего злиться было просто невозможно. Они же с такой заботой изучали лицо самого Паникёра, когда он после очередной изматывающей битвы в беспамятстве лежал в очередном снятом на двоих номере. Вульфвуд будто не беспокоился о том, что его мягкость заметят, пока приглаживал светлые пряди тайфуна, а тот в свою очередь лишь больше влюблялся в своего друга.       Каждый вечер, когда он, наконец оставшись в одиночестве, укладывается на пыльную кровать в гостинице, ему видятся руки. Огрубевшие от песка и тяжёлой работы, они напоминают Урагану, как нежно прикасались к нему тревожными ночами, проводили по щеке, и как священник, смутившись от собственных движений, останавливался и прятал лицо, уткнувшись к стене. Вэш жалеет о том, что тогда останавливал себя, не отвечал на ласковое, немного требовательное внимание. Отныне такой возможности у него никогда не появится.       Серое свёрнутое одеяло оказывается в крепких объятиях стрелка, наконец готового дать волю накопившимся за долгие годы чувствам. Но, только услышав собственный тихий всхлип, он подскакивает с постели и подходит к окну. Ночью жар двух солнц спадает, и Вэш молится, чтобы холодный ветер и виднеющиеся из окна песчаные дюны прогонят неугодные мысли. Он не хочет признать собственной слабости, от этого сердце разрывается лишь больше.