Darkest Heart

Иллуми знал, что ему следовало бежать. Импульс пронзил его позвоночник, приказывая ногам повернуться, чтобы сбежать вниз по узкому коридору, прочь из комнаты, которая была его домом в течение последних девяти дней. Его сердце бешено колотилось о грудную клетку, а влажная кожа покрылась мурашками. Почему он не может пошевелиться? Он уже тысячу раз обдумывал этот план. Хисока был слишком силён, чтобы сражаться с ним; в их частых боях его успех составлял менее пятидесяти процентов. Неприемлемые шансы, особенно когда на кону стоят жизни (а они всегда были на кону, при его-то работе). Убить его на расстоянии было единственным вариантом — одна хорошо брошенная игла сделала бы своё дело. Но Хисока хорошо знал его и до сих пор был достаточно умён, чтобы избегать открытых пространств. Если бы он оступился во время их путешествия, Иллуми убил бы его. Ну, а если нет, то его убил бы другой член Призрачной Труппы. В любом случае, он получит свои деньги, так что какая разница? То, что Хисока выследит его, конечно, приходило ему в голову. Иллуми был горделив, но из-за своей гордости подвергать себя опасности не хотел. Не было ничего постыдного в бегстве от такого врага, как Хисока Мороу, и бегство было именно тем, что он планировал сделать, если тот нанесёт ему неожиданный визит. Но теперь, когда Хисока сидел на краю кровати с жёлтыми глазами, сияющими в темноте, как у кошки, он понял, что не может бежать. Не из-за гордости, нет: что бы ни приковывало его ноги к порогу, оно было более первобытным, чем гордость, что-то, что чувствовалось в теле прежде, чем разум мог воспринять это. Это было чувство, которое он не испытывал почти двадцать лет, узнаваемое лишь по самым смутным воспоминаниям из детства. Впервые в своей взрослой жизни Иллуми Золдик застыл от страха. — Иллу, — медленно произнес Хисока, словно смакуя это имя. — У тебя такой вид, будто ты привидение увидел. Иллуми смутно гадал, чего же он боится. Уж не смерти ли? Хотя он принял все меры предосторожности, чтобы избежать смерти. Будучи Золдиком, он был готов пожертвовать собой ради своей семьи с самого раннего возраста. Смерть от рук Хисоки запятнала бы имя Золдика, поэтому этого следовало избегать. Но он не боялся такой смерти. Его взгляд метнулся ко второй пустой кровати в дальнем конце комнаты. — Где Каллуто? — спросил он. Фокусник посмотрел на свои ногти и скривил губы в улыбке. — Жив. На самом деле он и не ждал, что Хисока убьёт его брата (он, вероятно, считал мальчика «незрелым»), поэтому подтверждение его догадки мало что сделало, чтобы подавить яд, который, словно свинец, заполнял его вены. Но если он не боялся за Каллуто и не боялся за свою собственную жизнь, то что же его так пугало? Хисока тряхнул маленькой чёрной коробочкой, появившейся в его левой руке. — Я нашёл это в твоей тумбочке, — сказал он, щелчком открывая её кончиком ногтя. В тусклом свете поблескивало золотое кольцо. Его обручальное кольцо. Они выбрали его вместе в Йоркнью, на обратном пути на Небесную Арену. Хисока тогда настоял на покупке второго такого же, и теперь блеск безымянного пальца левой руки мага уведомил Иллуми о его наличии. — Почему ты его не носишь? — Я решил не упоминать о нашем браке в труппе. — Ах… — он вытащил кольцо из шкатулки и повертел его в пальцах. — Значит, они не знают, что ты спишь с врагом? — Я упомянул о нашем соглашении, но не стал разглашать конкретно эту деталь. — Тогда почему бы просто не смолчать обо всём сразу? Иллуми сглотнул, не в силах отвести глаз от рук Хисоки. Сухожилия двигались под его кожей, когда он играл с кольцом. — Недосказать правду легче, чем солгать. — Так и есть, — Хисока встал. Свет из коридора странно играл на его лице; на мгновение он показался почти прозрачным. Теперь Иллуми понял, что голос волшебника тоже звучал как-то не так, с приглушёнными или полностью отсутствующими согласными. — Что с тобой случилось? — тихо спросил он. Хисока усмехнулся. Он дотронулся до своего лица, впиваясь ногтями в смятую плоть, и снял маскировку. Белая кожа превратилась в массу розоватой рубцовой ткани. Заострённый нос сменила неровная чёрная впадина. Из-за отсутствия верхней губы белые зубы были обнажены в вечном оскале. — Любезность вашего лидера, — объяснил он. Иллуми осмотрел изуродованное лицо. Это, конечно, было некрасиво, но не красота привела его в постель Хисоки. — Тебе идёт, — решил он. Волшебник рассмеялся. — Ты так думаешь? — Да. С каким-то отстранённым любопытством Иллуми понял, что его ноги наконец-то двигаются, хоть и не в том направлении. Он чувствовал движение корабля под собой, медленно покачивавшегося от ударов волн об округлый нос Чёрного Кита. Оказавшись на расстоянии вытянутой руки от Хисоки, он протянул ему левую руку, слегка согнутую в запястье. Хисока надел кольцо на палец Иллуми. — Я буду скучать по тебе, — сказал он. — Не стоит, — возразил Иллу. Он застыл в тени неизбежного, чувствуя себя зайцем, торгующимся с лисой. — Мы можем уйти отсюда вместе. — Ты действительно в это веришь? Иллуми перевёл взгляд с кольца на его руке на жёлтые глаза над головой. Выражение его лица изменилось, но ошибиться в этих глазах, временами казавшихся достаточно острыми, чтобы убить лишь только взглядом, было просто невозможно. — Нет, — ответил он. Долгое мгновение они молчали. В воздухе витала некая завершённость; взаимное признание того, что это — кульминация последних четырёх лет, что их время, проведённое в стремительном приближении к жестокой расправе, наконец-то подходит к концу. Когда он услышал, как карта скользнула между пальцами мага — тихий шорох в тишине — Иллуми обнаружил, что снова может двигаться. Он шагнул в сторону, чувствуя, как карта пронеслась мимо его плеча. Его разум всё ещё поглощал страх; не зная его причины, он ничего не мог сделать, чтобы успокоиться. Его тело, однако, было способно уворачиваться неосознанно; годы тренировок снабдили его чем-то вроде боевого автопилота. Он пригнулся. Ещё одна карта пролетела мимо его головы и вонзилась в стену. Вытащив из нагрудного кармана иглу, он метнул её с отработанной точностью. — Ну же, — Хисока склонил голову набок, и игла пролетела мимо его виска. — Ты можешь намного лучше. Иллуми молча запустил ещё четыре иглы. Первые три пролетели мимо, но четвёртая наконец попала в цель, вонзившись в плоть правого плеча. Для обычного человека это ранение было бы решающим, для Хисоки же оно значило лишь дееспособную конечность. Мясистая мышечная ткань сморщилась в уголках рта, обнажив ухмылку, которая была еще более ужасной из-за отсутствия верхней губы. — Может быть, когда я покончу с Труппой Фантомов, я нанесу Киллуа визит, а? Без тебя, чтобы защитить его. Аура Иллуми вспыхнула, сопровождаемая его громким шипением. Его Рен мерцал в темноте, наполняя комнату такой мощной яростью, что это наверняка испугало обладателей Нен на верхних палубах. Казалось, Рен удалось оживить своего хозяина, чьё следующее движение было настолько быстрым, что маг не успел среагировать, не говоря уже о том, чтобы закончить фразу, прежде чем рука схватила его за горло. В свободной руке Иллуми была только одна игла; её острие находилось чуть выше затылка, идеально готовое проткнуть ствол мозга. Он мог бы покончить с этим прямо здесь и сейчас. Угроза жизни Киллуа и его собственной жизни будет устранена навсегда. Но его рука не двигалась, как бы сильно он этого ни желал. Всего на мгновение ярость затмила страх, но последний тут же вернулся с новой силой. Мысль о том, что источником этого чувства может быть убийство, а не смерть, даже не приходила ему в голову. С чего бы это? Для Золдика убийство было второй натурой; он с таким же успехом мог бояться дышать. И все же доказательства были неоспоримы: мысль о том, чтобы вонзить иглу в мозг мага, его мужа, вызывала тошноту. Чем больше он старался, тем сильнее начинал дрожать, пока его руки не начали колотиться слишком сильно для быстрого и точного убийства. Почему он не может этого сделать? Тысячи жертв за двадцать четыре года, и он ни разу не провалил ни одного задания. — Иллу? — голос Хисоки звучал легко и любопытно. — Что-то не так? Кулак Иллуми сомкнулся вокруг головки иглы. У него вспотели ладони. Он не был каким-то второсортным убийцей — он был Золдиком, а Золдики выполняли свои задания независимо от обстоятельств. Лицо отца всплыло в мутных водах его разума, мрачное, как всегда. Он почти слышал разочарованный смешок, почти чувствовал удар кулака мужчины в челюсть. Он не обижался на этот удар; он заслужил его тогда и, несомненно, заслуживал и сейчас. Прошли годы с тех пор, как этот человек поднял на него руку — свидетельство эффективности его обучения, — но теперь что-то пошло не так, и его отца не было рядом, чтобы исправить это. На его плечах лежала страшная тяжесть, которая, он был уверен, раздавит его, если он сейчас же не начнёт действовать. Иллуми отшатнулся назад. Он делал короткие, судорожные вдохи, хватаясь за горло. Хисока нахмурился, наблюдая за этим зрелищем, то ли от беспокойства, то ли от замешательства, Иллуми не мог знать наверняка. Свет из коридора проникал в маленькую чёрную комнату, жёлтым прямоугольником расстилаясь на деревянном полу. В зале было тихо, если не считать низкого механического урчания корабля; его пассажиры, очевидно, были достаточно умны, чтобы держаться особняком. Иллуми, спотыкаясь, проковылял по освещённому коридору в дальний конец комнаты. Две карты с красными корешками украшали ранее пустую стену: пиковая дама и туз червей. При виде них он застонал, развернулся и чуть не столкнулся с Хисокой. Тёплая рука схватила его за плечо. — Нет, — выдавил он. — Пожалуйста. Выражение лица Хисоки смягчилось. — Ох, Иллу. Казалось, силы покинули ноги Иллуми. Хисока присел на корточки и упал на пол, все ещё держась рукой за его плечо. — Я не могу, — закричал Иллуми. — Простите, — он начал повторять эту мантру, его тело сотрясалось от рыданий. Если он когда-нибудь и плакал так, то не мог вспомнить, когда именно; странное покачивание в груди казалось ему совершенно чужим. — Я не могу. Простите. — Ш-ш-ш… — одна действующая рука Хисоки обхватила его щёку, горячую и влажную от слёз. — Всё в порядке, детка. Я здесь. Иллуми наклонился к нему, всё ещё задыхаясь под тяжестью своей невыполнимой задачи. — Я не могу, — повторил он. — Мне очень жаль. — Всё хорошо, — Хисока смахнул слезу подушечкой большого пальца. — Ты не должен меня убивать. Просто отпусти это. Отпусти ситуацию. Позволь себе умереть. Это был единственный оставшийся вариант? Он не слишком задумывался о том, как хочет умереть, но всегда полагал, что это будет во время службы его семье. Альтернатива — умереть от старости — казалась ужасно банальной. Была ли смерть от руки незнакомца во имя интересов своей семьи, во имя защиты Киллуа, тем, как он хотел умереть? Когда-то он считал свои желания неуместными, но последние два года произвели в нём постепенный сдвиг. До Хисоки он даже не подозревал, что у него есть собственные желания. Теперь, когда рука мужа скользнула вниз по его лицу, остановившись на шее, он смог задуматься: а как он хотел умереть? — Расслабься, — сказал Хисока. Заостренный кончик большого пальца вошёл в кожу над яремной веной Иллуми. — Смотри на меня. Подняв глаза, Иллуми встретил выражение такого полного восторга, что оно преобразило изуродованное лицо, придав ему почти божественную красоту. Его сердце сжалось. Впервые судьба его семьи показалась ему несущественной. Он полностью посвятил себя им при жизни; оставить их после смерти было не так уж страшно. И, возможно, его отец был прав. Киллуа рано или поздно найдёт дорогу домой. Он, в конце концов, был Золдиком. Ноготь Хисоки пронзил его шею, отвлекая от мыслей о делах живых. Маг стоял на коленях, его лицо было так близко, что Иллуми мог чувствовать, как воздух выходит из его пустой носовой полости. Наклонившись вперёд, Иллуми поцеловал остаток его нижней губы, затем белую поверхность зубов. Кровь пропитала его зеленую блузку, придав ей уродливый коричневый оттенок. Теперь она стекала и на штаны, собираясь лужицей на деревянном полу. Хисока застонал в ответ на поцелуй, высунув язык между зубов. Сравнивая с едва уловимыми движениями этого языка, боль в шее казалась далёкой и смутной. Сомнений больше не было. Слепо потянувшись, Иллуми нащупал иглу в плече Хисоки; необычная тяжесть его руки затрудняла удаление, но он справился с задачей. Восстановив конечность, он позволил своей руке скользнуть вниз по её длине, задержавшись на запястье. — И той, и другой, — его голос был хриплым и прерывистым. — Обеими руками. Левая рука соединилась с правой, обхватив его шею сбоку. Иллуми чувствовал кольцо на безымянном пальце, чуть сбоку от позвоночника, и был рад его присутствию. Давление на горло росло. Хисока прервал поцелуй, и Иллуми мутнеющим зрением смог разглядеть его восхищённое выражение лица. Где-то вдалеке раздался треск, как будто хруст сломанной ветки, и Иллуми понял, что ниже шеи он больше ничего не чувствует. Но всё было в порядке; он всё ещё чувствовал руки Хисоки, сжимающие его со всей силой, больше не сдерживаемые из-за страха навредить навсегда, и этого было более чем достаточно. Интересно, подумал он, так ли Киллуа относится к Гону? Возможно, он был не прав, сомневаясь в преданности брата. Но теперь это уже не имело значения. Либо Киллуа найдёт свою дорогу, либо нет. Такие мелочи его больше не волновали. Хисока облизнул нижнюю губу. Под этим взглядом с отвисшей челюстью, выражающим растущий экстаз, на его лице было что-то нежное, что-то мягкое, печальное и странное. — Я люблю тебя, Иллуми, — сказал он. — Больше, чем ты думаешь. Иллуми открыл рот, чтобы ответить — сказать, что он всегда знал, потому что он тоже любил; что иногда он чувствовал это так сильно, что ему казалось, что он разорвётся на части, — но его дыхательные пути уже не функционировали, и он не мог издать ни звука. Когда руки наконец отпустили его, он лишь смутно ощутил движение своего падения вперёд. Мир погрузился во тьму, он больше ничего не видел. Он не чувствовал боли, только твёрдую тёплую грудь Хисоки у своей щеки. Он чувствовал себя как дома.